При этой мысли он чувствовал себя легче, живее и ускорял шаги, представляя в воображении поцелуй, которым встретит его жена. Подойдя к дому, он увидел, что в окне спальной горит лампа, желтоватый свет которой пробивался через занавесы.
Пьер открыл дверь….
Обыкновенно на этот шум Мэри поспешно сбегала с лестницы на встречу ему.
На этот раз, он нарочно громче захлопнул дверь и стал прислушиваться. Молчание!…
— Это странно! прошептал он. Не больна–ли она?
Одним скачком он вбежал на лестницу и вошел в спальню.
Комната была пуста. Лампа горела на столе.
— Где она может быть? думал Пьер. Вероятно в саду….
Он снова поспешно сошел вниз и вышел в сад. Мэри там не было.
Он начал звать ее.
— Мэри! Мэри!
Никто не отвечал….
Сердце его сжалось.
Но он преодолел необяснимое волнение, овладевшее им.
— По всей вероятности, подумал он, она пошла к какой–нибудь соседке…. она сейчас должна вернуться.
Вернувшись в дом, Пьер открыл окно и поглядел на пустую улицу. Ветер был свеж.
Через несколько минут он сел около постели. Перед ним стоял стол, на котором горела лампа. Прошел час. Мэри не возвращалась.
Пьер открыл книгу и взял лампу, чтобы пододвинуть ее к себе….
Под лампой лежала свернутая бумага.
Сначала он не обратил на нее внимания и старался разсеять себя чтением.
Но его мысли были далеки от книги, тогда он закрыл ее и положил. Глаза его упали на бумажку, которую открыла перестановка лампы. Он машинально взял эту бумажку и погруженный в свои мысли вертел ее между пальцами.
Никогда Мэри не уходила на такое продолжительное время. Очевидно, случилось что–нибудь особенное. Впрочем она скоро вернется и разскажет, что такое произошло. Безпокоиться было не о чем.
Вдруг Пьер вскочил с места и страшно вскрикнул.
Он схватился руками за голову в страшном отчаянии.
Дело в том, что он открыл бумажку, забытую на столе, о! тогда ужасное открытие вдруг поразило его….
Это было письмо, в котором Эдуард Стерман назначал свидание Мэри Бланше.
Как, вследствие какой странной разсеянности оставила она его на столе? Нечаянно поставив на него лампу и занятая своими планами, Мэри забыла о письме….
Это письмо было из тех, которыя не оставляют ни малейшаго сомнения, выражения любви говорили сами за себя и указывали на продолжительную связь.
Сомнение было невозможно…. Мэри была любовницей этого человека!
И в то время как он, бедный глупец, с таким нетерпением ждал ее и безпокоился, она без сомнения, была у своего любовника.
Пьер читал, перечитывал это письмо, каждая буква котораго жгла его, он говорил себе.
— Это невозможно! я схожу с ума! я слишком люблю ее, чтобы она меня обманывала! Что я ей сделал? Какое преступление я совершил? Разве я не любил ее всей душей? О! Мэри! Мэри!
Он чувствовал желание упасть на колени и спросить у нея ответа, точно она была тут.
Но ея не было! Эта мысль была ужаснее всего? Куда она пошла? Значит, она согласилась на свидание, котораго у нея просили? И это было уже не первое, так как в письме говорилось:
"В тот павильон, который ты так любишь!"
Нечего было более колебаться…. Неизвестность хуже смерти. Надо бежать, надо все узнать! А разве не следует наказать презреннаго, который, как вор, похитил его счастие!
Наказание! мщение! Эти две идеи только и были в мозгу несчастнаго. Он сходил с ума. Мысль об убийстве охватила его ум….
Он подбежал к своему столу, открыл его и вынул пистолет.
Его руки так дрожали, что он едва мог зарядить пистолет.
Он старался преодолеть это волнение, а междутем, заряжая, со слезами шептал:
— Мэри! Мэри!
Он не смел выйти. Он говорил себе, что все это ужасный кошмар. Она сейчас должна придти! Она обяснит все! Он глуп, что верит таким химерам….
— Химеры! Но разве химера это письмо, каждое слово котораго говорит о любви! Нет надо покончить с этим!…
Пьер кинулся из дома, с непокрытой головой, полусумашедший, с налившимися кровью глазами, с пылающей головой. Он боялся сам себя и не хотел размышлять, так боялся он своей слабости… он, человек кроткий и добрый, который никогда не сердился, он жаждал теперь крови, одной крови!
Он знал дом Стермана… в эту сторону он направился, держа в одной руке предательское письмо, а в другой пистолет. Он бежал и, не смотря на все увеличивавшийся холод, нот градом катился с его лица.
Протянув руки вперед, он бежал повторяя слово, которое заключало в себе все его отчаяние, все потерянное счастие:
— Мэри! Мэри!
Наконец он добежал до дома Стермана.
Весь дом был темен и молчалив, нигде ни света, ни движения.
— Они в павильоне! сказал себе Пьер.
Тогда он принялся бродить вокруг парка. Стена, окружавшая его, была так высока, что из за нея ничего не было видно. Он несколько раз обошел вокруг, чувствуя, что с каждой минутой ярость его увеличивается.
Тогда он сунул письмо в карман, взял пистолет в зубы и принялся перелезать через стену. Руки его были в крови, колена разбиты, но он не чувствовал боли.
Наконец он добрался до верхушки стены и соскочил в парк.
— О! моя возлюбленная Мэри, говорил в это время Стерман, стоя на коленах перед своей любовницей, ты лучшая, точно также как прелестнейшая из женщин… Ты сжалилась надо мною… О! как я тебя люблю!
Она позволяла ему обнимать себя, голова ее лежала него на плече.
Вдруг она выпрямилась.
— В саду ходят! вскричала она.
— Не может быть, отвечал Эдуард, все двери заперты, мы одни, совсем одни…. Ты моя!
— Нет, нет, я боюсь, прошептала молодая женщина, оставьте меня, дайте мне уйти…
— Нет, нет.
— Прошу вас… уже поздно. Мой муж должен вернуться… Я должна вас оставить…
— Нет еще! подари мне еще несколько минут.
— Но я вам повторяю, что в саду кто–то есть! вскричала Мэри.
Эдуард ничего не слышал. Упоенный любовью, он глядел на Мэри, целовал ее голову, губы, руки…
Дверь павильона распахнулась.
Показался человек.
Это был Пьер Бланше с пистолетом в руках.
— Презренный! вскричал он.
— Пьер! проговорила Мэри бросаясь к нему.
— Вот! закричал он, бросая ей в лице письмо, вот приговор вашего любовника.
Тогда, подойдя к Эдуарду, он выстрелил
Стерман страшно вскрикнул.
Пуля попала ему прямо в грудь
— Убийца! вскричала Мэри.
Но Пьер не слышал ничего… он с ужасом смотрел на этого человека, который, взмахнув руками, тяжело упал на пол… Пьер видел как несчастный корчился на ковре в последних конвульсиях… Бланше пришел в ужас от того, что сделал; нервная дрожь пробежала по всему его телу и он бросился вон из павильона.
Мэри подошла к Эдуарду.
Он был мертв.
Минуту она простояла в задумчивости.
Потом, наклонившись, подняла письмо, брошенное ей в лице мужем, и сожгла его на лампе.
После этого, открыв осторожно дверь, она прислушалась…
Пьер убежал перелезши снова через стену.
Она вернулась в павильон, взяла свою шаль, которая оставалась на софе, бросила вокруг взгляд чтобы убедиться, что она ничего не забыла и вышла…
III.
Убийство было обнаружено ночью. Старый слуга Эдуарда Стермана, безпокоясь отсутствием своего господина, принялся его искать. Огонь в павильоне руководил им и он открыл труп молодаго человека.
Дано было знать об убийстве и почти сейчас же Пьер Бланше был арестован.
Несчастный бродил по улицам Гваделупы, не зная, куда направить свои шаги, десять раз проходя по одной дороге, не сознавая ни самого себя, ни совершеннаго убийства.
Он положил в карман оружие, которое служило ему ужасным орудием мщения.
При первых вопросах, с которыми к нему обратились, он отвечал:
— Ну, да! я убил его!
После этого он был немедленно отведен в тюрьму.
Слух об убийстве и аресте преступника распространился по городу с быстротою молнии. Эдуард Стерман был всем известен; его любили, он был добр и никто никогда не имел с ним ни малейшей ссоры.
Прибавим к этому, что его сношения с Мэри были так таинственны и осторожны, что о них никто не знал.
Когда арест Бланше сделался известен, все были возмущены против убийцы, который напал врасплох на беззащитную жертву, по всей вероятности, с целью воровства.
Правосудие сейчас же занялось этим делом. Был немедленно призван судебный следователь и в его кабинете мы находим убийцу.
Было около полудня.
Два жандарма привели в кабинет следователя Пьера Бланше, на котораго из предосторожности были надеты ручныя кандалы.
Следователь был человек холодный, безпристрастный, слушавшийся только голоса своей совести и не позволявший увлекаться никакими необдуманными впечатлениями.
Сведения, собранныя относительно Пьера Бланше, указывали на него как на человека тихаго нрава, трудолюбиваго, одним словом такого, каким мы его описали нашим читателям.
Хотя следователь уже знал, что виновный сознался в своем преступлении, тем не менее он не мог удержаться чтобы не начать сомневаться в этом, или же, говорил он себе, тут есть какая нибудь ужасная тайна, разгадки которой мы незнаем. В особенности ему казалось невероятным чтобы, убийца повиновался желанию обокрасть.
Скрыв эти соображения под маской полнейшаго равнодушия, следователь Ломонье сделал жандармам знак удалиться и оставить его наедине с обвиняемым.
Затем он знаком указал на стул Пьеру, который смотрел вокруг себя безумным взглядом, как человек пробуждающийся от сна, и старающийся угадать, где он находится.
— Садитесь же, настаивал следователь.
Бланше потупил голову и опустился на стул.
— Обещаетесь ли вы быть спокойным, если я велю снять с вас кандалы, сказал следователь.
Пьер взглянул на свои руки точно он в первый раз заметил, что на них кандалы, затем он взглянул на следователя.
— Да, сударь я обещаюсь, сказал он.
Ломонье позвонил. Кандалы были сняты.