Он уже много раз виделся с Пьером, но последний говорил очень неопределенно и не дал ни одного положительнаго указания.
— Ну, друг мой, сказал адвокат при виде Пьера, не буду–ли я счастливее сегодня и не дадители вы мне средство смягчить страшную ответственность, тяготеющую над вами?…
— Сударь, сказал Пьер, который был хладнокровнее чем когда–либо, что вы мне ответите, если я скажу вам, что все ваши усилия, как–бы добросовестны они ни были, не в состоянии спасти меня и что единственное доказательство вашей симпатии, какое вы только можете мне дать, будет то, что вы не станете стараться спасти меня от эшафота?
— Я вам отвечу, сказал Марсель, так звали адвоката, что ваша просьба несогласна с моими обязанностями и что если вы решились не защищаться, то я употреблю все мои усилия, чтобы заставить вас отказаться от этого решения, недостойнаго честнаго человека.
— Честнаго человека! Вы сказали: честнаго человека! Вы значит не верите, что я низкий убийца и вор, как говорят они все?…
— Я думаю, сказал Марсель, что во всем этом есть какая–то тайна, которую мне необходимо выяснить… Нет, Бланше, вы не вор, я в этом вполне убежден…. И если вы убили себе подобнаго, то вы совершили это убийство во временном непонятном раздражении, причиной котораго должно было быть серьезное, ужасное волнение….
— Говорите, говорите, вскричал Бланше, вы не можете себе представить сколько добра делают мне ваши слова.
Потом он повторил про себя:
— Честный человек!
— Доверьтесь мне, продолжал адвокат. Поверьте мне тайну, которая давит вас, и когда вы сделаете это, я клянусь честью, что сделаю все, что будет в моей власти, чтобы спасти вас от позора.
— Да…. да…. от позора! О! этого я только и желаю!
— Согласны вы разсказать мне все? спросил Марсель.
Пьер подумал. Что, если разсказав истину, он снова встретит скептицизм, с которым следователь вполне логично отнесся к его словам?
— Послушайте, сударь, сказал он вдруг, не сделаете–ли вы мне честь протянуть вашу руку?
— С удовольствием, отвечал адвокат.
Бланше взял протянутую ему руку.
— Выслушайте меня хорошенько, начал он, клянусь вам всем, что для меня дорого на свете, что все, что я вам разскажу, есть полнейшая истина…. Верите–ли вы мне?…
Марсель хотел отвечать.
— Погодите. То, что я вам скажу, не только невероятно, но я даже не могу представить вам ни малейшаго доказательства моих слов. Наконец, я прошу вас, со своей стороны дать обещание, ничего не предпринимать без моего предварительнаго согласия…. При этих условиях, я вам разскажу все.
— Бланше, отвечал адвокат, я утверждаю, что заранее верю вам и даже более, обещаю вам действовать только по вашим указаниям. Мужайтесь, друг мой, я знаю, из собранных мною справок, что вы такой человек, который не может быть низким убийцей. Говорите с полным доверием, как–бы вы говорили с вашим духовником, с вашим другом.
При этих последних словах Бланше почувствовал, что слезы навернулись ему на глаза. Но он удержал их и заговорил: он не скрыл ни малейшаго обстоятельства, разсказал свое последнее свидание с Мэри и разговор, который имел со следователем.
— Ну что? сказал он, окончив разсказ и с волнением глядя на своего защитника.
— Я был прав, говоря вам: верьте и мужайтесь! отвечал Марсель, я не только вам верю, но я еще, кроме того, утверждаю, что вы спасены.
Бланше печально улыбнулся.
— Вы ошибаетесь, сказал он.
— Конечно, продолжал адвокат, я не надеюсь на полное оправдание…. Да и то, кто знает?… Во всяком случае, наказание будет легко, вы не будете обезчещены, а действуя на власти, мы получим ваше помилование….
— А что я буду делать с этим помилованием?
— Друг мой, не надо никогда отчаиваться. Ваше несчастие велико, но оно не непоправимо….
— Но на что вы надеетесь?
— Я еще не могу вам пока обяснить, что я сделаю…. мне необходимо подумать. Во всяком случае, я прошу у вас теперь–же позволения видеться с вашей женой. .
— Вы надеетесь на нее?…
— Не раздражайтесь. Вы не поняли, что признание, котораго вы требовали, не из тех, которыя легко делаются?
— А вы думаете, печально прибавил Бланше, что ваши слова будут убедительнее моих?
— Разве это не обязанность моя, как адвоката? сказал Марсель, улыбаясь. Полноте, Бланше, вы слишком скоро пришли в отчаяние. Поверьте мне, женщина, которую вы любили, и которая позволила себе увлечься, не так преступна, чтобы всякое чувство навсегда угасло в ней…. Дайте мне пробудить в ней искру совести, которая будет вашим спасением….
Пока он говорил, Бланше припоминал холодное и безжалостное лице своей жены в то время, как он умолял ее говорить…. И он чувствовал, что сомнение овладевало им, тем не менее, он точно также говорил себе, что Мэри не могла сделаться чудовищем притворства и он спрашивал себя, имелли право отказать благородному человеку в его желании сделать последнюю попытку.
— Сударь, сказал он наконец адвокату, я полагаюсь на вас. Делайте то, что вы найдете нужным.
— Я желал–бы. продолжал Марсель, выслушать еще раз то, что вы мне сейчас разсказали. Повторите все подробности и позвольте мне предлагать вам вопросы, если что–нибудь покажется мне неясным….
Бланше мужественно повиновался желанию своего адвоката. На этот раз разсказ был длинен. Потому что несчастный разсказал все свое прежнее счастие; казалось, он сам забыл развязку этой печальной истории, он говорил, как он любил Мэри, забывая, что, может быть, в это время ее следовало ненавидеть и презирать.
Марсель встал.
— Благодарю вас, сказал он. Позвольте мне повторить еще раз, что я вам верю и желал–бы, чтобы мои слова, хотя немного, возвратили вам то спокойствие, в котором вы теперь так нуждаетесь. Теперь я отправлюсь; до скораго свиданья!…
— Когда я вас увижу?
— Не ранее, как завтра….
— Послушайте, сказал Бланше, позвольте мне надеяться как можно долее. Я буду вас ждать завтра до трех часов, если вы не придете, то, значит, вы ничего не успели добиться….
— До трех часов, хорошо. Но я буду у вас раньше этого срока.
— Да услышит вас Бог! сказал Пьер.
После этого они разстались.
Мэри Бланше не имела недостатка в различных выражениях симпатии.
Ее жалели, бедную женщину, что она связана с тем, кого народная молва звала убийцей и вором.
У нея постоянно были соседи, привлекаемые еще более любопытством, чем чувством истиннаго сострадания. Приходили узнавать новости. Когда узнали, что Мэри была у мужа, то поднялись безконечные вопросы.
— Изменился–ли он? Как он ее принял? Был–ли он кроток? Раскаявался–ли он?
Мэри, с опущенными глазами и с выражением сильнаго горя на лице, отвечала уклончиво. Эту скрытность ей ставили в заслугу. Некоторые шли далее и утверждали, что Бланше был с ней груб, что она не говорила только из сострадания к нему.
Наконец, она успевала отделаться от этих докучливых посетителей и возвращалась в свою спальню.
Там она садилась и сидела неподвижно.
Она играла в ужасную игру, и иногда, оставаясь одна, она почти боялась самой себя. Случай стал против нея; непростительная неосторожность, забывчивость, вследствие которой письмо осталось на столе, уничтожило все тщательно возведенное здание ея желаний и мечтаний.
Убежав из павильона, где было совершено убийство, она, не останавливаясь, добежала до дому. Она вошла через садовую калитку, которую нарочно оставила не запертой, затем она заперлась у себя в комнате…. Она слушала и ей казалось, что она слышит шаги своего мужа, который вернется вне себя от гнева и убьет ее!…
Умереть! эта мысль сначала заставила ее вздрогнуть. Потом, через несколько времени, успокоившись, она подумала:
— Все погибло! Если он убьет меня, то все будет кончено…. Тем хуже для меня.
Прошла ночь…. Ничего! Различныя мысли так и толпились у нея в голове. Она ни мало не сожалела Эдуарда, котораго видела умирающим.
Единственная мысль вполне поглащала ее. Что с ней будет? Что принесет ей завтрашний день?
Настало утро; Пьер не возвращался.
— Что если он сам покончил с собою? Что если он убил себя?
Она закрыла глаза, чтобы хладнокровнее все обсудить. Она слегка вздрогнула, точно была удивлена, что мысль о смерти мужа нисколько не волнует ее.
Мэри не смела пошевелиться, она ждала. Она боялась, что дверь вдруг откроется и он войдет, как безпощадный мститель….
Между тем, город начал пробуждаться. Мэри взглянула на улицу через занавесы; невидимая для всех, она заметила, что вокруг было необычайное волнение. Останавливались, разговаривали, потом все взгляды обращались на дом, говорили, указывая на него. Мэри откинулась назад, ей показалось, что на нее указывали пальцами….
Неизвестность убивала Мэри, она хотела узнать, во чтобы то ни стало. Она сошла вниз.
Как только Мэри показалась на улицу, двое отделились от группы разговаривавших и побежали к ней. Опасение овладело ею, она подумала, что хотели ее схватить, но, тем не менее, она осталась по наружности спокойной и закричала подбежавшим к ней:
— Не видал–ли кто нибудь из вас моего мужа?
Минуту спустя, она узнала об аресте Бланше….
Это был ужасный удар. Очевидно, Пьер разскажет все и, кто знает, может быть вмешает ее; может быть даже скажет, что она была его сообщницей. Не было–ли вполне логично предположить, что она завлекла Стермана в западню? Все эти мысли сменялись в ея голове с быстротою молнии. Инстинкт помог ей лучше чем какия–бы то ни было соображения. Она стала разспрашивать о подробностях. Никто не знал ничего, кроме самаго факта убийства. Но она умела так ловко устроить, что никто не думал, чтобы она могла куда–нибудь уходить с самаго вечера. Все помнили, что огонь горел в спальне всю ночь. Случай помогал Мэри. Никто не видал, как Пьер возвращался накануне вечером домой. Те–же, которые видели его днем, помнили, что он был мрачен и озабочен.
Вскоре эти первоначальныя известия подтвердились. Бланше действительно был арестован.