Приступили к допросу свидетелей. Это были люди, присутствовавшие при аресте Бланше и слышавшие его первыя признания.
Наконец, было произнесено имя Мэри Бланше.
Она встала… до тех пор она была закрыта непроницаемым вуалем, так что никто не мог узнать ее.
Она стояла, опустив голову и не обернулась в сторону мужа.
Боялась–ли она его взгляда, или почувствовала еще себя недостаточно сильной, чтобы устоять против этого последняго кризиса?…
Был прочитан обвинительный акт.
Он был не длинен.
Признавая тот факт, что в продолжение многих лет поведение обвиненнаго вполне безупречно, обвинительный акт напоминал, что он выражал желание быстро разбогатеть и завидовал положению людей, получавших богатство по праву рождения и наследства.
Затем говорилось об озабоченности, которую часто замечали в Бланше; он, казалось, с нетерпением ждал, когда будет принят товарищем в контору, где он занимался.
Каким образом эти сдержанныя желания могли зародить в обвиненном мысль о преступлении, это известно одному Богу. Но факт убийства несомненен.
Затем следовало сознание обвиненнаго, не оставлявшее ни малейшаго повода сомнению в его виновности.
Сначала Бланше отказался дать какое–либо обяснение, затем передумал, и после долгих колебаний, стал говорить, будто бы убитый имел преступныя сношения с его женой. Было очевидно, что эта система защиты, составленная уже много спустя после преступления, была основана на вопиющей лжи. Произведенное следствие вполне опровергло ее. Репутация жены Бланше была безукоризненна и было тяжело видеть, что обвиненный, для своей защиты, не отступил перед тем, чтобы взвести отвратительное преступление на свою жену.
Во время чтения обвинительнаго акта, Бланше смотрел на большой стол, стоявший перед судьями, на котором лежали вещественныя доказательства. Он видел одежду Стермана, рядом с нею пистолет, и, по странной игре воображения, ему казалось, что это платье оживлялось, а пистолет сам вкладывался ему в руку. Вся сцена оживала в его воображении.
Это был павильон, обитый голубой материей, освещенный висевшей с потолка лампой… он вбегал, как безумный, в полуоткрытую дверь… видел человека, стоявшаго на коленях… Мэри, с опущенной головой, целующую этого человека в голову… потом выстрел… потом падавший человек!
Начался допрос.
Пьер Бланше возвратился к ужасной действительности. Надо было отвечать.
Председатель говорил медленным, монотонным голосом, не имевшим ни малейшаго выражения.
Пьер Бланше сознался, что убил Эдуарда Стермана.
— Что вы имеете сказать в свою защиту? спросил председатель.
Пьер обернулся к Марселю и взглядом спрашивал его.
— Скажите правду, отвечал Марсель.
Тогда холодно, без гнева, и будучи убежден, что ему не поверят, Бланше разсказал все подробности сцены в павильоне.
Шепот недоверия пробежал по зале.
— И так, сказал председатель, вы утверждаете, будто бы несчастный Эдуард Стерман был любовником вашей жены?…
— Да, я утверждаю это…
— У вас было в руках письмо, которым он назначал ей свидание?
— Да, господин председатель.
— Что же сделалось с этим письмом?
— Я не знаю.
— Оно не было найдено в павильоне. Значит, надо предполагать, что ваша жена уничтожила его?
— Об этом я ничего не знаю.
— И вы не нашли у себя в доме ни одного письма Стермана к вашей жене?…
— Я даже не искал.
— Но правосудие сделало это, был произведен тщательный обыск и не было найдено ни одного письма. Имеете–ли вы какую–нибудь причину думать, что ваша жена чувствовала к вам отвращение.
— Нет.
— Ея поведение никогда не возбуждало ваших подозрений?
— Никогда.
— Вы никогда не замечали ухаживанья убитаго Стермана?
— Никогда.
— И тем не менее вы настаиваете на ваших словах?
— Настаиваю.
— Садитесь.
Бланше взглянул на своего защитника с печальной иронией. Марсель жестом хотел ободрить Пьера.
Были выслушаны свидетели, но они не внесли в дело ни малейшаго света.
Вызвали Мэри Бланше.
В зале произошло движение. Все хотели видеть ее.
Она вышла из комнаты свидетелей и медленно дошла до своего места.
Встав напротив судей, она подняла вуаль. Она была страшно бледна, и гладко зачесанные волосы делали выражение ея лица еще более невинным и кротким.
Мэри поглядела на председателя.
Бланше встал со своего места.
В последний раз видел он это прелестное лицо, перед которым преклонялся, этот лоб, который столько целовал, эти глаза, в которых он видел свое блаженство…
Ея руки, которыя он пожирал взглядом, казались еще меньше и прелестнее, чем когда либо. Видя ее такой прекрасной, он спрашивал себя, не было–ли преступлением с его стороны, связать со своей судьбою судьбу такого очаровательнаго создания и не это–ли преступление приходилось ему теперь искупать…
— Сударыня, сказал председатель, закон не дозволяет вам принимать присяги. Поэтому, одна ваша совесть должна вам подсказать ответы на те вопросы, которыя я вам сделаю…
Она поклонилась.
— Скажите нам все, что вы знаете касательно обстоятельств, которыя сопровождали преступление, совершенное Пьером Бланше.
— Делайте мне вопросы, сказала твердым голосом Мэри, я буду отвечать…
— Не говорил–ли вам ваш муж, что он имеет какую нибудь причину ненавидеть Эдуарда Стермана?
— Нет, никогда.
— Не слышали–ли вы когда–нибудь, чтобы он угрожал тому, кого впоследствии убил?
— Никогда.
— Выслушайте меня хорошенько и отвечайте по совести, Пьер Бланше утверждает, будто бы Эдуард Стерман был вашим любовником… Что вы на это скажете?
Мэри молчала.
— Оправьтесь и преодолейте ваше волнение, сударыня. Вы слышали мой вопрос? Ваш муж, Пьер Бланше, утверждает, будто бы вы имели с покрйным Стерманом преступную связь .
Мэри в первый раз обернулась в сторону мужа, потом посмотрела на Марселя и, опустив голову, прошептала едва слышным голосом:
— Это правда.
Как ни тихо сказаны были эти слова, но подсудимый услышал их.
Он вскрикнул, протянул к жене руки, потом, рыдая и закрыв лице руками, опять опустился на скамейку.
Несколько мгновений прошло во всеобщем, неописанном волнении.
Марсель наклонился к Пьеру и говорил ему шепотом, ободряя его.
Сами присяжные не могли скрыть своего волнения в виду этого неожиданнаго признания.
Один только прокурор, казалось не чувствовал, волнения, которое овладело всеми присутствующими, он молча изучал лицо свидетельницы.
— И так, заговорил снова председатель, призвав публику к молчанию, вы сознаетесь, что были любовницею убитаго Эдуарда Стермана?
После новаго колебания, Мэри повторила:
— Да, признаюсь.
— Признаетесь–ли вы также, что ваш муж застал вас в павильоне парка вместе с вашим возлюбленным?
Мэри вскрикнула и отвечала.
— Да.
— Вы признаетесь: что получили от Стермана письмо?
— Какое письмо? поспешно спросила она.
— Письмо, в котором он назначал вам свидание на вечер этого–же самаго дна.
Она, казалось, старалась припомнить понять повторила:
— Да.
— Разскажите нам подробности сцены, происшедшей в павильоне.
— В павильоне?… ах, да! в павильоне!… прошептала она, путаясь. Потом она вздрогнула, точно то чего от нея требовали было выше ея сил. Она зашаталась.
— Говорите! говорите! вскричал Марсель.
Свидетельница прошептала несколько непонятных
Прокурор встал.
— Господин председатель, сказал он, и вы господа присяжные заседатели, разве вы не видите, что происходит в настоящую минуту в душе этой женщины? Проникнутая состраданием к несчастному, имя котораго носит, она старается святой ложью избавить виновнаго от ожидающаго его справедливаго и заслуженнаго наказания….
— Госпожа Бланше, сказал председатель, скажите нам по совести всю правду.
Мэри взглянула вокруг себя блуждающим взглядом, потом, протянув руки вперед, упала на пол.
К ней бросились на помощь.
Она, казалось, была в обмороке.
Когда ее подняли, то после небольшого перерыва заседания снова приступили к ея допросу и председатель повторил ей вопрос.
— Мне нечего прибавлять, прошептала она.
Марсель был приведен в ужас. Неужели только одно мгновение желала она сказать истину и теперь, уже раскаяваясь, что повиновалась голосу совести, она снова будет молчать?…
Или–же вся эта сцена была только делом адской хитрости, чтобы вернее погубить несчастнаго в смерти котораго она поклялась?
Марсель еще раз постарался вырвать у нея признание. Но председатель разделял мнение, высказанное прокурором, он не мог даже удержаться от того, чтобы не сделать этой женщине легкаго внушения за то, что она, конечно, с похвальной целью, но тем не менее старалась остановить ход правосудия, сделавшись сообщницей мужа.
Но что было всего ужаснее во всем этом, это то, что Мэри заранее разсчитала эффект этой сцены, и что — ужасно сказать — она играла заранее начертанную роль.
Бланше был окончательно погублен. Это происшествие наносило ему последний удар. Он сам понял это, он чувствовал, что жена его искусно разрушила последнюю неверную надежду, за которую он мог еще держаться.
Убеждение в этом так поразило его, что с этой минуты, полузакрыв глаза, он ни на что не смотрел и ничего не слушал.
Прокурор начал свою речь.
Задача его была легка. Пьер Бланше был, по его словам, обыкновенный убийца, который, чтобы осуществить свои желания, тем более сильныя, что оне долго им скрывались, не побоялся решиться на ужасное преступление.
Прокурор требовал применения к обвиняемому самаго высшаго наказания.
Что мог сделать Марсель?
Он напрасно искал выхода между признанием обвиненнаго и ужасными полупризнаниями Мэри Бланше, а между тем, он был уверен, что Бланше не был тем отвратительным убийцей, каким считали его все остальные.
Он был красноречив, убедителен. Его внутреннее убеждение выражалось в сильном и горячем слове.