Глава шестая
К полудню приехала вызванная ранним утром кардиологическая бригада. Долго врачиха не засиделась, а поднявшийся с ней санитар сидел на кухне, попивая предложенный Аней чай. Была сделана кардиограмма, результаты ее сравнили с результатами предыдущей — особых изменений не было; врачиха все же посоветовала лечь в больницу на обследование, чему активно стала противиться Любовь Петровна: «Я дочку одну не оставлю». Ближе к вечеру пришел уже знакомый молодой врач из местной поликлиники, он измерил давление больной, предложил сделать то же самое дочери, но тут же смутился и в искупление своей глупости повесил на место дверь, прикрутив петли новыми шурупами. А расколотый телефонный аппарат перетянул скотчем.
Перед самым уходом он, краснея, протянул Ане полиэтиленовый пакет, набитый крупными желтыми яблоками.
— Возьмите, пожалуйста, это от моей мамы.
Виолетта целый день не выходила из своей комнаты, а если даже и выбиралась, то делала это незаметно для соседей.
Аня сидела в маминой комнате, и та, время от времени просыпаясь, смотрела на дочь и вздыхала. Только по этому вздоху девушка могла догадаться, что Любовь Петровна не спит.
— Завтра обязательно иди в университет, — попросила мама, — а то я буду думать, что ты пропустишь что-нибудь важное и не сдашь экзамены. Придется волноваться, расстраиваться.
Аня пообещала, но какой может быть университет теперь? Все самое важное и значительное осталось в прошлом: учеба, Филипп, надежды, мечты о счастье — ничего хорошего уже не будет. Расколовшуюся жизнь нельзя склеить скотчем. Что бы теперь ни произошло, хуже уже не будет, потому что хуже просто быть не может.
Но оказалось, что может.
Беда никогда не приходит одна. Вечером беда позвонила в дверь. Аня открыла и увидела на лестничной площадке целую толпу: двое мужчин в штатском, но только дурак не догадался бы, что это переодетые милиционеры, за их спинами стояли трое милиционеров, решивших не скрывать свое призвание и потому пришедших к Аниной квартире в форме, с ними проскочила в квартиру старушка, летом обычно сидящая на скамеечке у подъезда, а во все остальные времена года пропадающая неизвестно где, и Жердяй, сделавший вид, что девушку, открывшую дверь, он видит впервые в жизни.
Возглавляющий всю эту толпу плотный мужчина представился:
— Заместитель начальника районного управления внутренних дел по уголовному розыску майор милиции Григоров.
И тут же быстрым движением вытащил из кармана удостоверение, махнул им перед Аниным лицом и спрятал в карман. После чего достал согнутый пополам небольшой листок бумаги.
— Вот санкция прокурора на проведение обыска на принадлежащей вам жилплощади. Со мною сотрудники милиции и прокуратуры, а также понятые.
— Проходите, — сказала ничего не понимающая Аня и посторонилась, пропуская всех внутрь квартиры.
На мгновенье показалось, что это какая-то ошибка или розыгрыш — люди переоделись и устроили игру, сейчас войдут, достанут из-за пазух цветы и шампанское, потом хором заорут:
— С Новым годом!
Хотя при чем тут Новый год, скорее всего, сейчас этот, который притворяется заместителем милицейского начальника, улыбнется и провозгласит:
— С первым апреля!
Но теперь осень, и люди, заполнившие коридор и кухню, суровы, даже бабулька, оккупирующая на лето дворовую скамейку, смотрит с нескрываемой ненавистью.
— Гражданка Шептало Анна Сергеевна? — спросил Григоров.
Спросил, а сам головой кивнул, дескать, признавайся во всем сразу.
— Да, — ответила Аня.
— Мы должны произвести у Вас обыск, но прежде предлагаю Вам выдать добровольно находящиеся в Вашей квартире принадлежащие Вам или Вашим знакомым предметы, не подлежащие хранению в установленном законом порядке.
— Чушь какая-то, — вырвалось у Ани.
— Значит, отказываетесь, — холодно произнес Григоров и обернулся к милиционерам:
— Приступайте!
На розыгрыш не походило; может быть, это сон — такой же нелепый, как тот, о котором рассказала по телефону тетя Мира? Вылезла в коридор Виолетта с накрашенными глазами, словно ждала гостей, и, не сумев скрыть ехидной улыбки, показала рукой:
— Вон ихние три комнаты.
Вперед выдвинулся Жердяй и поочередно начал открывать двери. Когда распахнулась треснувшая, раздался голос Любови Петровны:
— Анечка, что случилось?
К ней заглянул один из милиционеров и строго приказал:
— Лежите, гражданка, без эксцессов. Мы пришли выполнять свой долг. Выполним и сразу уйдем.
— Анечка, — снова позвала мама.
Но в комнату уже зашел Григоров. Взглянул на лекарства, лежащие на тумбочке, и разрешил:
— Можете оставаться здесь, только никуда не выходите.
Начали с комнаты Ани: в шкафу выдвинули ящики с постельным бельем, белье положили на тахту и быстро перебрали, вынули также платья, пальто и короткую дубленочку.
— Ишь как богато живут, — прошипела скамеечная бабка, — я за всю жизнь себе на шубу не заработала.
Все покидали обратно в шкаф и подняли тахту, чтобы осмотреть ящик под ней, где лежали одеяло, подушка и простынь. Помощник Григорова, который тоже был в штатском, подошел, пошуровал там рукой и тут же сказал бодро:
— Понятые, подойдите сюда.
Жердяй с бабкой подошли и вытянули шеи. Жердяй даже присел, чтобы лучше было видно.
— На ваших глазах, — сказал человек в штатском, — происходит изъятие картонной коробочки, в которой мы еще не знаем, что находится.
Анечка тоже хотела подойти, но милиционеры не пропустили ее.
— Стойте спокойно, гражданочка, не дергайтесь.
Коробочку достали и показали всем. Она была плохо склеенной — наверное, бракованная, скорее всего в сумасшедшем доме, где их делают, коробочку мастерил новичок.
— Впервые вижу, — сказала Анечка, — это не моя вещь.
— Все так говорят, — взвизгнула опытная старушка, еще не зная, что внутри коробочки.
Она даже стукнула в нетерпении ботинком по паркету:
— Откройте скорее.
Человек, нашедший незнакомый Анечке предмет, приоткрыл коробочку и провел им перед глазами Жердяя и старушки.
— Вещество пыльцеобразное растительного происхождения зеленоватого цвета.
Жердяй потянул носом и пояснил собравшимся с видом знатока:
— Анаша. Хо-орошая! Точно говорю — азиатская, а не с Кавказа.
— Чего? — не поняла старуха.
— Наркотики! — гаркнул в ее ухо Жердяй.
Бабка побледнела, отступила на два шага и перекрестилась. Человек в штатском дал подержать коробочку милиционеру, и тот, взвесив ее на руке, произнес:
— Граммов пятьдесят.
— Пятьдесят два, — уточнил Жердяй.
Аня обернулась, чтобы поглядеть, где Виолетта, но та уже скрылась в своей комнате. Еще вчера в тахте ничего не было. Значит, подбросить смогла только она; пока Аня сидела в комнате мамы, Виолетта проскочила, положила коробочку в тахту и смылась. Может быть, и милицию она вызвала.
Но обыск продолжался; осмотрели ящики письменного стола, потом взяли Анину сумочку, стоящую на столе. Милиционер в форме сдернул ее за ремешок и протянул Григорову, тот оглянулся, кому бы отдать, но рядом стояла только бабка. Тогда заместитель начальника районного управления открыл ее, перевернул над столом и потряс: первым выскочил флакончик лака для ногтей, а потом маленькая коробочка с духами, маникюрные ножницы и пилка для ногтей, звеня, посыпалась мелочь и шлепнулась пачка долларов, взятых у Судзиловской.
Григоров заглянул внутрь сумки и вынул голубенький носовой платочек и проездной билет на метро.
После чего отбросил сумочку на тахту и двумя пальцами ухватил тоненькую пачку:
— Это что?
— Деньги, — спокойно ответила Аня, — американские: две тысячи долларов, взятые мною в долг.
— Ах! — вздрогнула старушка и отпрянула так, словно на столе лежала бомба с тикающим таймером.
— Виолетта, — заорал Жердяй, — дуй сюда: здесь кучу баксов нашли!
Голос его казался расстроенным, он даже дал петуха в первом слоге предпоследнего слова — еще бы: его подруга сумела подкинуть коробочку, а в сумочку заглянуть не удосужилась!
Хлопнула дверь в комнате соседей, Виолетта мчалась на зов, но при входе в комнату притормозила.
— Ну чего ты здесь встала? — толкнула Виолетта Любовь Петровну.
— Это наши деньги! — негромко произнесла мама Ани, — мы на квартиру копим.
Держа пачку двумя пальцами, Григоров кивнул своему помощнику. Тот подошел, и майор что-то начал шептать ему.
— А где я найду сейчас цветной ксерокс? — так же шепотом переспросил тот.
Но Аня, стоящая в двух шагах, услышала это и ответ Григорова.
— Здесь на Малом проспекте, возле Девятой линии. Они сейчас еще работают.
После чего майор громко объявил:
— Сейчас мы перепишем номера купюр и отнесем доллары на экспертизу.
Жердяй вздохнул, обернулся и, найдя глазами Виолетту, строго посмотрел на нее.
Начали переписывать номера, Анечка повела маму в ее комнату, а та повторяла все время:
— Что происходит? Я ничего не понимаю.
За стеной звучали шаги, приглушенные разговоры, но обыск все же приутих. Громко причитала старуха.
— Теперь я знаю, кто на лестнице гадит!
Потянуло табачным дымом: милиционеры закурили. Жердяй с Виолеттой наверняка тоже.
— Пепел на пол трясут, — вздохнула Любовь Петровна.
— Ничего, — погладила ее по руке Аня, — я все уберу.
За окном уже стемнело. Дождя не было, но деревья тоскливо скрипели, покачивая голыми ветками.
— Товарищи, а мне можно заявление написать? — с пафосом, как будто речь шла о вступлении в коммунистическую партию, прокричала скамеечная старуха.
— Какое заявление? — ответил ей голос Григорова.
— О том, что эта девка приезжает в наш двор на иностранных машинах с мужиками. Они гадят на лестнице, а потом у нее дома занимаются непотребностями за доллары.
— Не надо!
Григоров увидел входящую в комнату Аню и ласково похлопал старушку по плечу:
— Ладно уж, пишите.