Но теперь об этом никто не вспоминал. Прошла неделя, и все изменилось. Даже погода. Зарядил нудный нескончаемый дождик, листья с деревьев за окнами начали быстро осыпаться. Это, конечно, не радовало, а то, что на швейцарский счет сыпались деньги, тоже казалось природным явлением, на которое два человека, застрявшие в чужой резиденции, повлиять никак не могли. Счет был открыт уже давно, только теперь он принадлежал итальянской фирме «Анна Оливетти Компани».
«Бентли» миновал границу, проскочил Монако, вышел на трассу, ведущую в Тулон и Марсель.
— Сверни! — приказал Шарманщиков.
Они вновь оказались на площадке, с которой лет сто назад вместе с Аней любовались видом на Сан-Тропез. Старик сам открыл багажник, вывернул содержимое двух чемоданов вовнутрь машины, взял у Саши зажигалку, попытался поджечь рубашку — она кое-как начала тлеть, наконец показался огонь. Саша бросил на кучу белья подожженные им рекламные проспекты отеля, карту Ривьеры и книгу, оставленную Аней, — «Счастливцы с острова «Отчаянья», после чего завел двигатель и столкнул машину с обрыва. Раздался удар и почти сразу мощный взрыв.
Они шли в сторону Италии, но не добрались даже до Монако, когда их обогнали несколько полицейских машин. Небольшой кортеж проскочил мимо, но, не проехав и ста метров, остановился. Из автомобиля начали выходить полицейские. Шарманщиков и Саша не спеша приближались к ним, а когда оставалось несколько шагов, из-за спин людей в черной форме и со смешными шапочками на головах выскочил человек в штатском, который произнес по-русски:
— Господа, прошу сесть в наши машины!
Глава седьмая
Трудно понять людей, которые карабкаются по отвесной стене высочайшей горной вершины или отправляются на шлюпках в кругосветное плаванье — какая от этого выгода? Слава, всемирное признание, богатство? Вряд ли! Может, они хотят просто испытать чувство опасности — оказаться в пространстве, в котором все переполнено страхом, даже дышать приходится им вместо воздуха. Нет ничего ужаснее и удушливее подобной атмосферы, а если и есть, то только запредельная духота, название которой — большой бизнес. Те, кто, проклиная свое существование, вкалывают за гроши, не знают, какое счастье вернуться домой голодным, но живым. Ночь, постель с продавленным матрасом, жена, которую боишься обнять, и ее голос из темноты:
— Я сегодня Толстосумова встретила. У него «мерседес», между прочим.
А потом вздох:
— А ведь он звал меня замуж!
Тьма вокруг, и утро не приносит ясности: тусклый свет делает жизнь еще более тусклой. Жена, проклинающая свой выбор, малолетняя дочь, мечтающая о красавцах-миллиардерах, или сын, ненавидящий родителей за то, что они не воруют и не грабят. «Я просто хочу жить как все, — орет он, — ходить в казино и в ночные клубы!» Все мечтают о хорошей жизни, только некоторые отгоняют эти мысли, как муху, крутящуюся возле головы, а другие проклинают собственную судьбу и время, ее пославшую. Но ничего еще не ясно и ничего никому не обещано. Судьба может вспыхнуть, а может сломаться, как спичка об отсыревший коробок. Она может разжечь костер, может согреть, но ею можно ковырять в зубах в ожидании перемен, которые никогда не наступят.
Всякое ожидание не приносит ничего кроме тоски. Не хотелось ничего: ни читать, ни смотреть в окна на горы, едва различимые за дождем и туманом. Еще раз Аня посетила Радецкую. Ее отвозил туда, а потом забирал Паоло. Дон Луиджи был добр и ласков, он был рядом постоянно; даже когда Аня выскочила из дома, чтобы сесть в автомобиль, она чувствовала на себе его взгляд. Подняла глаза и увидела старичка-графа, прятавшегося за шторой. Помахала ему рукой, и он ответил слабым взмахом ладони, которой тут же смахнул со щеки слезу. Граф был сентиментален и добр. Однажды он сказал:
— Доченька, а у нас есть еще один автомобиль. Вчера Паоло его проверил — прекрасно работает.
И дал Ане ключи от «бугатти». Она на следующий день сгоняла на нем к графине. Как хорошо, что Филипп заставил ее сдать на права и сам обучал Аню вождению. Ничего не забылось, но девушка вела «бугатти» осторожно, стараясь не давить на педаль акселератора, потому что спортивный автомобиль хотя и был раритетом, но с места срывался с невероятной скоростью. А до Монако всего-то полтора часа езды.
Аня вошла в холл отеля и подошла к стойке портье.
— Да, да, — поклонился седой мужчина, — конечно же, Ваши друзья еще живут у нас. В номере сейчас их нет, но мы постараемся быстро обоих разыскать.
Девушка села в кресло, стоящее под растущей в кадке раскидистой пальмой, взяла со столика оставленный кем-то журнал «Elle», пролистала, не вчитываясь, взглянула снова на портье, и тот улыбнулся ей неестественно и вымученно. Какой-то господин в сером костюме подошел к стойке, что-то спросил, и Ане показалось, что портье мотнул в ее сторону головой. Господин в сером с абсолютно бесстрастным лицом пошел к выходу, но неожиданно сменил курс и направился к пальме.
— Мадемуазель Шептало?
И, не дожидаясь ответа, продолжил:
— Ваши друзья сейчас во Франции и не могут связаться с Вами. Они просили доставить Вас к ним.
Аня захлопнула журнал, поднялась и пошла к выходу. Человек пропустил ее и последовал за ней. Почему он так странно идет по ее пятам? Кто он такой и как связан с Шарманщиковым и Сашей? Интересно, на каком языке они попросили его найти ее?
У входа стоял «рено» с мигалкой на крыше, а за ним белый автомобиль с надписью на боку «Управление жандармерии Марселя». Других машин не было. Девушка остановилась, посмотрела по сторонам, но сопровождающий подтолкнул ее к «рено».
— Садитесь и не вздумайте сопротивляться.
А никто и не думал. Аню усадили на заднее сиденье, где уже расположился один человек в серой расстегнутой куртке, из-под которой выглядывала кобура. Тут же с другой стороны опустился тот что привел ее.
— А теперь в участок, — сказал он водителю.
Очень скоро проскочили Канн, потом дорога пошла вверх, оставляя в стороне море и Сан-Тропез; водитель немного сбросил скорость, поглядев налево — в сторону той самой площадки, где еще совсем недавно Аня со своими друзьями любовалась видом на море. Сейчас там стоял автокран, а рядом сморщенные сгоревшие остатки какого-то автомобиля.
— Ужас какой! — прошептала девушка и спросила, обращаясь ко всем сразу: — никто не погиб?
Но мужчины ничего не ответили. Это уже было совсем невежливо.
Низкие рваные тучи бросались с моря на горы, ветер выбрасывал на дорогу сорванные листья. Вскоре по окнам ударил дождь. Даже в машине заметно похолодало. Аня, сидящая в летнем костюмчике, поежилась:
— Вот и лето прошло.
— Зато какое лето было! — подхватил словоохотливый водитель.
— Следи за дорогой! — приказал ему тот что задержал Аню.
Трасса проскочила мимо предместий Тулона, поток машин стал больше, но водитель «рено» включил мигалку и сирену:
— Поедем с музыкой, — произнес он.
Все промолчали. Впереди был Марсель.
Аня стояла в комнатке, подобной той, что была в Василеостровском РУВД — тоже три шага в длину и столько же в ширину. Только здесь не было настила и других задержанных не было. Только два отличия — не было окна и вместо одной из стен толстые металлические прутья от пола до низкого потолка: так что это была не отдельная комнатка, а закуток в дежурке, отгороженный решеткой. Внутри ни стула и ничего вообще, на что можно было бы присесть. Поначалу девушка стояла прислонившись к стене, а потом опустилась в углу на корточки, обхватив колени руками. Но в таком положении ноги быстро затекли. Да и высокие каблуки мешали. Аня сняла туфельки и поставила их рядом. Проходящий мимо жандарм притормозил и посмотрел на ее колени. Девушка подогнула под себя юбку и взглянула на него:
— Принесите стул, пожалуйста.
Но жандарм потерял к ней всякий интерес и умчался по своим неотложным делам.
В закуток доносились разговоры, но фразы были обрывистые и не связанные между собой.
— …а что доказывать — есть куча свидетелей, что он в телефонную будку въехал…
— … «Олимпик» опять проиграл…
— она из Чада, но совсем не черная, потом обливается, а ее не остановить и на меня что-то нашло — прямо как автомат работал…
— …в рыбном порту на пирсе два трупа…
— помнишь, как при Бернаре Тапи «Олимпик» всех драл…
— …я ей жетон показываю, а она за свое — тысяча франков…
— …рыбаки сетями вытащили: один блондин, а у второго бородка, как у Атоса…
— …следующая игра с «Сен-Жерменом»…
— …я ей дубинкой по ребрам…
— …а к ногам бетонные болванки привязаны…
— …кто мой круассан стащил?..
— …за две тысячи франков можно и графиню…
Все это сливалось в один сплошной гул, сквозь который пробивался голос включающейся периодически радиоволны:
— …Всем патрульным машинам, находящимся в центре: разбойное нападение — преступник похитил у старухи сумочку из белой клеенки, в которой были пятьдесят восемь франков и губная помада. Скрылся на мотороллере без номера…
— …обнаружено сканирующее устройство в банкомате на Виктора Гюго семнадцать. Все, кто пользовался, проверьте свои счета…
— …Жак Клозье, когда вернешь пятьсот франков?…
Аня прижала ладони к ушам и закрыла глаза. Попыталась представить что-нибудь приятное: золотые кроны деревьев царскосельского парка или вид на Стрелку Васильевского острова, но почему-то всплыло украшенное синяком лицо Виолетты. Она что-то говорила. Неужели соседи вернулись обратно в квартиру? Теперь опять кошмар, опять жить с ними вместе, но все же это лучше, чем в камере. В какой камере? Опять слякоть и скользкая мостовая, но она бредет в легком костюмчике, купленном в Милане. Неужели она была когда-то в Италии? Нет, это был приятный сон: казино, замок, граф — только сон и ничего больше.
Сейчас подъедет Филипп, остановится, посадит ее в теплый салон своего автомобиля и умчит ее в Монте-Карло.
При чем здесь Монте-Карло? И потом, их целых два: одно — которое знают все и второе — маленькое местечко между Турином и французской границей. А вот и его автомобиль. Филипп выходит, улыбается, но, протянув руку, хлопает по плечу, потом еще и еще.