— Филипп, — шепчет Аня.
И открывает глаза. Она сидит на полу, а молодой жандарм трясет ее за плечо.
— Вы меня знаете? — удивлялся он, — я — Филипп Шеваль.
Девушка с трудом поднялась, ухватив жандарма за рукав: ноги затекли и занемели — она совсем их не чувствует.
— Вас вызывают на допрос.
— Спасибо, — сказала Аня, не понимая, что от нее хотят.
В небольшом кабинете за столом сидит мужчина без пиджака, перед ним сумочка, из которой вытряхнули все содержимое: российский паспорт, косметичку, пластиковую кредитку, записную книжку, платочек, двумя стопками лежат банкноты, отдельно французские франки, а рядом — лиры.
— Назовите Ваше имя, фамилию, адрес постоянного проживания, — сказал человек, подвигая к себе портативную пишущую машинку.
Но он не собирается печатать. Перед ним лежит бланк с уже набранным текстом вопросов.
Аня промолчала, а следователь, не меняя интонации, повторил вопрос. И, не получив ответа, посмотрел в окно. Затем согнутым указательным пальцем поскреб залысину.
— Вы не собираетесь отвечать?
— Без представителя российского консульства в Марселе — нет!
— Может быть, Вашего адвоката пригласить?
— Не помешало бы.
Он снова почесал залысину и опять глянул в окно.
— Вы что, в России все такие умные?
— Да, — согласилась Аня, вспомнив ответ соседа, который так недолго прожил в их квартире.
— Возвращайтесь в камеру, — не отрываясь от окна, предложил следователь, — никого мы вызывать не будем: обвинение Вам пока не предъявлено — нас интересуют Ваши друзья.
Аня тоже хотела бы узнать, где они и что с ними, но лучше молчать. Она посмотрела в окно и увидела то, что заинтересовало следователя: молодая женщина, укрыв голову зонтиком, стояла на противоположной стороне улицы, ветер облепил ее мокрый подол платья и прижал к телу — так, что просвечивало белье.
Увидев, что объект его интереса раскрыт, мужчина покашлял и спросил:
— Никуда позвонить не желаете?
— Отцу, — ответила Аня.
Следователь подвинул ей телефонный аппарат, и она набрала номер поместья.
Сначала трубку сняла Франческа и, услышав голос девушки, закричала:
— Дон Луиджи! Дон Луиджи, скорее: молодая графиня звонит.
И негромко спросила у самой себя:
— Где же этот старый дурак?
Тут же трубку схватил синьор Оливетти. Наверное, он успел подскочить к параллельному аппарату:
— Доченька, только что звонил адвокат из Турина. Он сказал, что в порядке исключения, ввиду заслуг моих предков перед Италией и перед Савойской династией, тебе будет предоставлено гражданство без испытательного срока; и паспорт оформят в самое ближайшее время.
— Папа, — произнесла Аня, и голос ее дрогнул; она так никого в жизни не называла, а сейчас сказала лишь потому, что рядом сидит следователь, — папа, — повторила она и вдруг поняла, какое это сладкое слово, когда на свете нет никого близких, — я в Марселе в полицейском участке на улице…
Следователь услужливо подсказал адрес.
— …Не знаю, за что меня задержали, но приезжай за мной побыстрее…
Она говорила уже совсем тихо, чувствуя, что вот-вот разревется — не от страха или стыда за свой арест, а от того, что кто-то может приехать и просто обнять ее.
— Папа, — прошептала она и заплакала, — я тебя люблю.
— А-а-а! — закричал где-то дон Луиджи, — канальи! Эти лягушатники! С моей дочерью так! Франческа!! Где ты, старая корова? Паоло!!
Потом голос снова стал добрым:
— Держись, доченька, я мигом. Я их там всех поубиваю. Мой отец воевал с Де Голлем бок о бок, он въехал в Париж на танке под французским знаменем. Ну я сейчас им устрою.
После чего последовали гудки. Старый граф побежал, скорее всего, к гаражу, где у него хранился тот самый танк. Подумав так, Аня попыталась улыбнуться, однако не получилось. Может быть, следователь и не понимал по-итальянски, и вообще он не слышал того, что говорил синьор Оливетти, но он подвинул к себе аппарат, нажал кнопку повтора, а когда на узком дисплее высветился номер, набранный Аней, записал его.
Она снова вернулась в закуток за металлическими прутьями, снова села на корточки, но заснуть уже не могла, слушала, как дежурные жандармы отвечают на телефонные звонки, в промежутках болтая о футболе и о своих любовных победах над мулатками и девушками-официантками из уличных кафе.
— А русская весьма симпатична, — вдруг сказал один из них, покосившись на решетку, — неужели в России все такие? Тогда я туда хочу.
— Не про твою честь, — ответил ему кто-то, — на ней костюмчик тысяч за десять. И с собой она таскала франков и лир почти на сорок.
— Кофе ей предложите, — раздался третий голос.
Вскоре появился Филипп Шеваль с маленьким круглым подносом, на котором стояли чашечка кофе и блюдечко с круассаном.
— У коллеги стащили? — улыбнулась Аня.
Жандарм кивнул и тоже улыбнулся.
— За что меня? — шепнула девушка.
Филипп Шеваль обернулся, а потом наклонился к девушке и шепнул:
— Ваших друзей задержали за мошенничество и за нечестную игру в казино. Еще сообщили, что у них в машине спрятаны наркотики, но машина сгорела и ничего не нашли. Они теперь в следственной тюрьме. Молодой попал в карцер.
Он снова обернулся и восторженно продолжил:
— Ваш молодой друг измолотил в камере Ди Розу, а тот такой громила: со всех марсельских сутенеров дань получал! Полтора центнера весом — его шестеро специальных агентов брали, с трудом скрутили, а потом все шестеро неделю отлеживались. А ваш приятель ему половину зубов выставил, нос сломал и два ребра. Ди Роза сейчас в тюремной больнице, а Ваш друг в карцере.
— Шеваль, — крикнул кто-то из дежурки, — что ты там застрял?
— Удачи! — шепнул молодой жандарм.
Подмигнул и вышел, а когда вернулся, чтобы забрать поднос с посудой, принес крутящийся стул с высокой спинкой.
Через два часа в отделении раздался крик:
— Где моя дочь? Вызывайте начальство! Я — Луиджи Оливетти, граф Монте Карло.
Жандармы вскочили: про Монте-Карло знали все, и не у каждого с этим местечком были связаны приятные воспоминания — не всем же везет в казино. А тут граф Монте Карло собственной персоной, наверняка родственник князя Монако.
— Мой отец освобождал Париж от немцев, — продолжал дон Луиджи, — вот его орден Почетного Легиона! Вот письмо от Президента Франции Де Голля с поздравлением по случаю семидесятилетия отца. Читайте: «Боевой друг! Франция никогда не забудет того, что ты сделал для нее…» А вы, господа, так поступаете с его внучкой! С единственной внучкой вашего национального героя! Галлы всегда были варварами…
Старик заметил решетку и бросился к ней:
— Доченька, сейчас тебя выпустят.
— Мсье Гримальди! Ваше высочество, то есть Величество, — кинулся за ним один из жандармов, — мсье князь, то есть граф. Ваша светлость!..
Жандарм окончательно запутался в титулах.
— Ваше графское высочество. Посидите пока…
— Что? — закричал граф, — меня в кутузку?! Меня, в чьих венах кипит возмущенная кровь Лоренцо Медичи Великолепного?!
Старичок подскочил к решетке и, увидев Аню, прослезился:
— Доченька, протяни мне свои ручки, я их поцелую.
Девушка смахнула слезы с его щек, а добрый старик поцеловал ее пальцы.
— Какие канальи! — сказал он по-итальянски, — но сейчас мы тебя вытащим. Мы привезли письмо из мэрии Турина о том, что ты являешься гражданкой Итальянской Республики. Это пока не юридический факт, но ведь — правда!
Он прибыл с адвокатом, которого Аня уже видела прежде. Девушка кивнула ему, и опытный крючкотвор поклонился:
— Здравствуйте, синьорина графиня. К сожалению, не могу сказать «Добрый день!», но министерство иностранных дел Италии уже готовит ноту протеста. Правительство не позволит так обращаться с дочерью одного из самых уважаемых граждан нашей Родины!
Все это было произнесено по-французски, чтобы жандармы прониклись. И они стояли навытяжку возле своих столов. Лишь Филипп Шеваль не мог сдержать улыбки. Вскоре со второго этажа спустился начальник участка. Он тоже растерялся.
— Какой граф? Какая дочь? Мы ведь задержали русскую. Как ее — Шептало, а не какую-то там графиню…
— Моя дочь не какая-то там! — снова закричал дон Луиджи. — «Какие-то там» — это у Вас на Пляс Пигаль в Париже, который я неизвестно зачем освобождал от немцев. Я требую особого уважения к моей дочери! Вот письмо французского президента, вот орден…
Аня смотрела на все это сквозь решетки и улыбалась, совершенно счастливая.
Вскоре прибыл представитель марсельской прокуратуры. Бледнея, он спросил:
— А где ее итальянский паспорт или любое удостоверение личности, подтверждающее ее итальянское гражданство?
— Да как Вы смеете, — возмутился синьор Оливетти, но посмотрел на каменное лицо своего адвоката, прижал ладонь к сердцу:
— Честное слово графа Монте Карло!
Но этого, к сожалению, было недостаточно. Но все же дон Луиджи добился кое-чего. Решив, что его дочь погибает от голода, он потребовал, чтобы молодую графиню отвезли в ресторан. Представитель прокуратуры пытался возразить, но синьор Оливетти так насел на него, что блюститель французских законов сломался.
— Ладно, только недалеко и ненадолго и под охраной… Извините, граф, только в сопровождении почетного эскорта.
В ресторан ее повезли в графском «фиате», за рулем которого сидел красный от волнения Паоло. В машину еще залез довольный Филипп Шеваль, чтобы молодая графиня случайно не исчезла. А впереди и сзади автомобиля следовало по мотоциклу с мигалками.
— В какой ресторан? — спросил молодой жандарм.
— Естественно, в итальянский, — дернул плечом граф Монте Карло, — в самый лучший, разумеется.
Филипп Шеваль не возражал. И кортеж проследовал в центр города. Ресторан назывался «Вперед, Италия!», и стены его были увешаны фотографиями футбольных звезд всех времен, начиная с 1934 года, когда сборная Италии впервые стала чемпионом мира. Заметив жандармов, метрдотель скрылся во внутреннем коридоре, и через пять минут оттуда вышел невысокий плотный человек в дорогом костюме — вероятно, хозяин заведения. Он подошел к столику, и синьор Оливетти представился, назвав свой титул.