в и налоговиков, но больше от них не требовали. А ведь этих людей сотни. Ведь так?
Саша кивнул.
— Наследство Вашего отца не поддается учету. В экономике есть числа, в серой экономике — понятия «много» или «мало», а в криминальном бизнесе лишь «очень много». Но есть понятия сопоставимые: внешний долг России и сумма средств, ежегодно вывозимых и переводимых частными лицами и фирмами за рубеж. Внешний долг, которым нас пугают, — сто миллиардов долларов, а вывозят сто двадцать. Россия самая богатая страна даже сейчас. Какое это имеет отношение к Вашему отцу? Я думаю, он был гораздо богаче, чем мы все можем представить, только его богатство — люди, которым он помог и которые для него сделают многое. В этом плане — он был самым богатым человеком. И Вы, Анечка, постарайтесь быть его достойной наследницей.
Крыщук был взбешен. Пал Палыч метался по квартире дочери и повторял:
— Я убью этого подонка, я размажу его, раздавлю, как пиявку. Присосался к нам, а теперь что себе позволяет, стервец.
Сегодня он заскочил к дочери в исключительно хорошем настроении. В город вот-вот прибудет его старый знакомый — крупный, известный всей стране предприниматель, Пал Палыч собирался встретиться с ним и предложить сотрудничество: конечно, богатая нефтяная компания и фирма Крыщука — две большие разницы, но люди должны помогать друг другу, особенно знакомые люди, которым есть что вспомнить.
Дверь открыла дочь с разбитыми губами и произнесла:
— Здравствуй, папа.
У Крыщука перехватило в горле — у дочери не было одного из передних зубов.
— Кто тебя? — сдерживая ярость, спросил Пал Палыч.
— Такова семейная жизнь, — улыбнулась Илона.
Но улыбку ее нельзя было назвать ослепительно прекрасной. После чего взбешенный отец и заметался по квартире.
— Как он смел? За что?
— Дома не ночевала, — призналась наконец Илона, — вернулась домой, сказала Филе, что была у любовника. Вот он и врезал.
— А ты где была? — поинтересовался Крыщук.
— У любовника, — рассмеялась дочь, прикрывая рот ладошкой.
— М-да, — вздохнул Крыщук.
Такая новость! Вчера тоже была неприятность: возвращался домой, сам сидел за рулем, заранее отпустив водителя, чтобы не было лишних глаз, отвлекся от дороги и зацепил своим джипом припаркованную машину. Плохо то, что машина оказалась гаишной и в ней сидели двое дураков в форме.
— Проедем с нами на предмет освидетельствования на предмет содержания в крови алкоголя.
Деревня! Говорить не умеет: «предмет на предмет»! Тьфу!
— Выпил немного, ребятки, — согласился Пал Палыч, — но готов ответить материально.
Он посмотрел на сидящую рядом Лизоньку, а та, улыбаясь, напевала:
Мы себе давали слово
Не сходить с пути прямого…
Хорошенькая девушка! Ей уже двадцать три, а на вид больше пятнадцати не дашь. Но гаишники каковы: заставили тащиться на Боровую, там сдавать анализ. Потом, конечно, взяли сто баксов. Да он бы на месте двести дал — такая ночь сорвалась! А теперь вот дочь!
Крыщук сел в кресло, рванул узел галстука, но он не ослаб, а наоборот, затянулся еще туже. Пал Палыч дергал и дергал за галстук, но что-то заело.
— Кто он? — прохрипел Крыщук.
— Налоговый инспектор.
Час от часу не легче! И это его дочь! Спать с налоговиками! Может, она и с ментами любовь крутит? С гаишниками, например?
— Не переживай, папа, — погладила его по плечу Илона, — Филипп просто нервничает: у него какое-то дело срывается. Он в него все деньги фирмы вложил, из дома все вытащил, квартиру заложил…
— Квартиру!! — оторопел Крыщук, — да как он смел!
Надо срочно лететь к старшему Кухарскому, брать его за жабры и тащить в офис Филиппа. Как он мог закладывать чужое имущество, когда компания процветает? У «Три «К»-траст» собственного капитала больше тридцати миллионов да привлеченных средств не меньше, а он квартиру под залог, как последний нищий!
Филипп все объяснил. Рассказал, как вернул деньги Шарманщикова, как предложил выгодный контракт на поставку вина и как машины, отправленные в Москву, пропали по дороге. Крыщук даже про дочкин зуб забыл.
— А хуже всего, — вздохнул Филипп, — что в долг взял у одного карманного банка, они уже требуют вернуть.
Всей правды он решил пока не говорить; по крайней мере, то, что карманный банчок принадлежит Васе Толстому. Сообщил только, что сумма приличная; конечно, он отдаст ее, но сейчас возможности нет. Но Пал Палыча интересовало, как видно, что-то другое.
— Филипп, — строго сказал он, — со своими делами сам разбирайся, если не сможешь — я помогу, но бить Илону и не думай больше. Никто тебе не изменял, она у подружки переночевала, чтобы тебя позлить, а ты сразу руки в ход пускаешь — можно подумать, что сам — святой. Забыл, поди, сколько стоило от тебя ту бабенку отцепить? Ей ты зубы не выбивал, а у меня помощи попросил: давайте, мол, упакуем ее на пару лет!
Крыщук немного успокоился, он был даже доволен собой: здорово он придумал насчет подруги. Филипп, кажется, поверил. По крайней мере, не спорит, молчит и смотрит виновато.
— Большая сумма долга? — спросил Пал Палыч.
Зять кивнул.
— Ладно, — улыбнулся Крыщук, — не бери в голову — разберемся! Если ты должен банку маленькую сумму, то это твоя проблема, а если большую, то это — проблема банка.
На самом деле он думал о другом: прибытие в город президента известной нефтяной компании меняет все. Знатный нефтяник прилетел сюда не просто так — вся страна уже знает, что на Балтике будет строиться новый терминал и какая компания будет его владельцем. То, что ее владелец и управляющий в ближайшее время будет заключать контракты на поставку магистральных труб, на строительство причальных стенок, портовых сооружений, дорог, поселка для работников и многого другого — само собой разумеющееся. Зачем искать фирмы, обращаться к незнакомым людям, когда есть Пал Палыч Крыщук, Антон Борисович Кухарский и его сын, есть связи, фирмы, финансовая компания, кстати, которая под такой контракт возьмет любой кредит в западном банке. Так что, какой бы долг не был у зятя, через месяц, максимум полтора он отдаст его, смеясь. Главное, чтобы Филипп помирился с женой, а все остальное уже мелочи.
«Старый дурак, — подумал Филипп, глядя в окно на отъезжающий автомобиль тестя, — неужели он думает, что я вернусь к его корове, которая к тому же еще вздумала бодаться. Сейчас можно наплевать на любой долг, можно даже еще где-нибудь перехватить — очень скоро верну любую сумму с любыми процентами.»
Кухарский закрыл глаза, представил красавицу-итальянку и улыбнулся. Она приехала, примчалась сюда, как он и предполагал, сняла особнячок и теперь, наверное, ищет повода, чтобы встретиться с ним. Он сам явится к ней, нагрянет, как летняя гроза, приносящая облегчение после духоты. Он придет, чтобы остаться навсегда, будет обнимать красавицу одной рукой, а другой ворочать ее миллиардами. Сколько их у нее? Два, три…? Он так их крутанет! Двадцать процентов ежемесячной прибыли — это уже пятьсот миллионов, за год увеличит ее состояние более чем вдвое. А почему только ее состояние — оно будет их общим. Пожалуй, честнее будет оставить деньги жены на ее счетах, а всю прибыль переводить ему — это будет законно и честно.
Филипп закрыл глаза, представил: огромный замок на берегу Средиземного моря, слуги в ливреях, картины на стенах, разные там Рубенсы и Тицианы. А в спальной, в их просторной спальной с выходом на балкон всегда будет пахнуть морем. А над изголовьем огромной кровати с балдахином висеть будет картина Энгра «Одалиска» или его же «Турецкие бани». Лучше, конечно, прикупить на каком-нибудь аукционе «НЮшек» Модильяни и развесить их по стенам спальной. Он будет просыпаться каждое утро в объятиях молодой красавицы, целовать ее ладонь, лежащую на его груди; потом поднимется в свой роскошный кабинет, а прислуга, прижавшись спинами к стенам коридора, будет кланяться и улыбаться: «Доброе утро, синьор!» В кабинете на стенах — экраны с бегущими строками: итоги торгов на крупнейших биржах. Курсы мировых валют, индексы фондового рынка: РТС, Dow Jones, DAX и, конечно, его, Кухарского доходы за минувший день. И за ночь, разумеется, тоже.
Зачем терять время? Надо срочно мчаться к ней. Ворваться, смущенно улыбнуться, признаться в любви, махнуть рукой, развернуться, кинуться к двери, а если она не остановит его радостным вскриком, то самому подбежать, упасть возле ее ног, обнять и поцеловать ее колени. Колени — это крайне важно, какая женщина устоит!
Пожилой человек подошел к Анне и представился:
— Радецкий.
— Как? — растерялась она.
— Радецкий Алексей Федорович.
Он, вероятно, считал, что его и так все должны были знать. К тому же, наверняка Бушуев объяснил этой девушке, для чего к ней придет руководитель нефтяной компании. Но Тамерлан Федорович лишь руками развел — извини, друг. Сорвал с важных переговоров, говорил «Бросай все и срочно подъезжай!» А теперь стоит и улыбается. Что с того, что эта девочка — дочь Константина Ивановича? Неужели он всерьез думает, будто с ней можно вести дела?
— Простите, но моя двоюродная бабушка — тоже Радецкая.
— Насколько мне известно, родственников у меня нет.
— Она — Радецкая по мужу, — объяснила Аня, — а вообще, она родная тетка моего отца — Константина Ивановича Барятинского, который Вам известен как Шарманщиков и как Папа Карло.
— Рад был бы оказаться Вашим родственником, но…
Аня оглянулась на Бушуева, а тот зачем-то подмигнул ей.
— Муж тетки — Николай Ильич. Он — правнук Федора Федоровича Радецкого…
— Командующего южной армией в балканской войне, — удивленно продолжил президент нефтяной компании, — выходит, что мы с Вами и в самом деле состоим в родстве. Только мне говорили: все родственники отца погибли еще во время гражданской войны. Мать рассказывала, а отца я вообще не помню. Какие-то весьма смутные воспоминания, но ни лица, ни каких-либо подробностей. Его в тридцать седьмом арестовали прямо в поезде. Была обычная проверка документов, искали диверсантов и вредителей. Люди в форме едва взяли документы: