, а Вы, уважаемый, создаете новые рабочие места в Европе.
Крыщук говорил жестко, зная, что нефтяник поймет его горькую иронию. Но тот спокойно ответил, мол, ничего я не создаю, только технику беру на Западе и деньги, а трудиться будут исключительно наши специалисты.
— Может, и я на что сгожусь? — весело поинтересовался Пал Палыч.
— Вряд ли, — отозвался нефтяник, — Вы же специалист по партийному контролю, а мы не коммунизм собираемся строить, а всего-навсего нефтяной терминал.
И замолчал. Понимая, что сейчас разговор может закончиться, Крыщук перешел ко второму немаловажному вопросу:
— Алексей Федорович, у меня к Вам личная просьба. На моего зятя, как теперь принято выражаться, бандиты наехали. Требуют денег с его компании. Зять мой — очень толковый парень, руководитель крупной финансовой компании, цену себе знает…
— Если человек знает себе цену, — перебил Радецкий, — значит, его уже не раз покупали.
— Поймите, — еле сдерживаясь, чтобы не выругаться, продолжил Пал Палыч, — я бы сам с бандитами разобрался, но подозреваю, что они связаны с правоохранительными органами. Только наврежу. А у Вас собственная мощная охранная структура, которая, как мне известно, решает вопросы на всех уровнях. Сегодня Вы поможете мне, а завтра я Вам. Ведь всякое бывает в жизни.
— Все самое плохое в моей жизни уже было…
— Не зарекайтесь, — перебил Крыщук, — а что будет с Вами, если вдруг к власти опять придут коммунисты. Представьте себе: национализация, показательные суды над олигархами…
— А чего мне бояться: нищим я уже был всю свою сознательную жизнь, в тюрьме сидел. А коммунисты и сами не хотят приходить к власти, потому что больше всего боятся национализации. Коммунистическая партия имеет пакет акций даже моей компании, и главные наши марксисты-ленинцы получают дивиденды, которые тратят отнюдь не на партийные нужды…
— А если к руководству в партии придут честные, инициативные люди и они захватят власть в стране, когда начнутся репрессии, то я мог бы замолвить за Вас словечко…
Но Алексей Федорович лишь рассмеялся в ответ:
— Это уже похоже на шантаж. Инициативные и честные, говорите? Смею Вас уверить, что честные люди в революцию не ходят, а тем более не занимаются репрессиями. В свое время понятием «революция» заменили понятие «справедливость», потому что под революционными лозунгами проще украсть, чем честно заработать. Прощайте!
Радецкий повесил трубку, а Пал Палыч все-таки выругался. Ему вдруг так захотелось, чтобы сейчас за окном пальнула какая-нибудь «Аврора», чтобы народ под красными флагами пошел свергать ненавистный режим, чтобы всех олигархов без суда и следствия к стенке, с обязательной полной конфискацией всего имущества. Так Крыщуку захотелось услышать за окном революционные песни, что случись сейчас такое, он бы не мешкая пожертвовал две тысячи долларов на строительство баррикады. Или полторы.
— Кто это был? — спросила Аня.
— Один шантажист, — ответил Радецкий, — двадцать лет назад он, будучи секретарем парткома НГДУ, исключил меня из партии, чтобы под суд отдали не коммуниста, а рядового члена общества. Десять лет назад он примчался приватизировать родное предприятие с подложными банковскими гарантиями, а когда понял, что опоздал, угрожал мне своими бандитскими связями. Забудем о нем. На чем мы остановились?
— Вы сказали, что пытались найти сына в Европе.
— Да, — кивнул головой Радецкий, — детективы из сыскного агентства разыскали его в Париже, даже прислали мне несколько фотографий. Я уже билет заказал туда, а он опять пропал. А я увеличил снимки, вставил в рамочки и по всей московской квартире развесил, хожу и смотрю на них постоянно — вроде как и не один живу. Даже жене бывшей позвонил в Калифорнию, оставил свой телефон и сказал, что если сын с ней свяжется, пусть передаст мою просьбу позвонить отцу.
— Какой сын? — удивилась она и на шепот перешла, — у меня в американском паспорте указан возраст — тридцать шесть лет. Как я объясню мужу, что у меня есть двадцатидевятилетний сын?
Она, оказывается, уже троих американских мужей сменила, становясь с каждым разом все богаче и моложе. Говорит даже с акцентом: все «йес» да «йес», но чаще «ноу». Спросила, когда я на пенсию выхожу.
— Я уже пенсионер, — отвечаю, — но тружусь по-прежнему.
— Все нефть качаешь?
— Качаю, — соглашаюсь я.
— Значит, совсем плохо у тебя с финансами, но у меня тоже ничего нет. Так что не проси. И сына просьбами не одолевай. Зачем ему нищий отец? Он и сам небогато живет. А ведь такой талантливый. Не будешь денег у него просить?
— Ноу, — сказал я.
— Ну ладно, — обрадовалась жена, — а я ему, уж так и быть, передам, что отец его — неудачник и нищий. Согласен?
— Йес!
А что с дурочкой разговаривать. В свое время в Москву в отпуск приехал. Денег полные карманы, а на что их тратить, если я непьющий. Приятель в Сибири дал московский телефон своей двоюродной сестры. Позвонил туда как-то, потом заехал с цветами, шампанским, тортом. А там замученная жизнью медсестра и комнатка в коммуналке на двоих с дочерью. Девочке восемнадцать лет, я вдвое старше. Но пригласил ее вместе с мамой в театр. Будущая теща отказалась сразу, а мы пару недель гуляли: театр, в концерты всякие. Но потом как-то зашли мы в ресторан, а ей там так понравилось — никогда в жизни не была. Так и обходили все подряд: «Прага», «Националь», «Арбат»… Однажды проводил ее до дому, расстался как обычно, а она как обхватила меня за шею:
— Алексей Федорович, миленький, я люблю Вас! Женитесь на мне быстренько!
Свадьбу сыграли в «Праге». Утром очнулся на маленьком диванчике в коммуналке. «Дурак ты дурак! — говорю, — зачем тебе это?»
И смотрю на это маленькое и хитрое, которое под утро ело в постели шоколад, а теперь коричневые пузыри на подушке. Но теперь не жалею, уже почти тридцать лет счастлив оттого, что так случилось. Есть сын, с которым обязательно вскоре встретимся. Детективы мои подозревают, что он в Россию уехал. А раз так, то мы уже не разминемся.
— Что такое? — перебил сам себя Радецкий, — что за вопли за окном?
Он прислушался, и Аня усмехнулась, когда из-за бетонного забора донеслось в дом: «Ти амо!»
Отвернулась, чтобы скрыть раздражение, и махнула рукой:
— Это один шантажист третий день подряд мне в любви признается.
Григоров посмотрел на себя в зеркало и остался доволен: погоны полковника смотрелись просто замечательно, а главное, они очень шли ему. Так, впрочем, и должно было быть. А сколько времени он сам шел к ним? Года не прошло, как его перевели в городское управление, повысили в звании, но третью звезду можно было ждать до пенсии, а вот нате — мир не без добрых людей: главное точно знать, с кем надо водки выпить, а кому в долг без отдачи дать. Попросит бизнесмен офис конкуренту разгромить — бойцы ворвутся.
— На пол! Всем лежать!!
Парочку-другую компьютеров разнесут, а потом скажут, что террористов искали. Пусть попробует потом бизнесмен жалобу накатать — тут же налоговая полиция нагрянет, все опечатает, изымет документы, письмо в банк направит, чтобы приостановить все расчеты, кроме обязательных платежей в бюджет. А кому за это особое спасибо? Григорову! Помог однажды некоему гражданину Крыщуку, а он потом, в свою очередь, встретив приятеля, сказал тому, что, мол, в Питере есть надежный и преданный человек, готовый любую га…, пардон — любую услугу оказать. А приятель тот в управлении кадров министерства, между прочим. Понял все правильно и сообщил тоже, между прочим, что скоро в Москве должность генеральская освободится, желающих, правда, много, но можно попытаться поставить на нее молодого и энергичного полковника, если, конечно, он будет особенно предан, а размеры преданности пусть определит сам. Крыщук организовал встречу, Григоров на сутки смотался в Москву, пятьдесят тысяч долларов с собой прихватил. С кадровиком встретился, портфельчик ему передал — примите, мол, сувенир из Северной столицы и не стал больше задерживать занятого человека.
Тот через недельку сам позвонил:
— Готовьте дырочку для звездочки. Кстати, Вам, видимо, придется скоро искать себе замену — может статься, что придется вам перебраться в Москву. В ближайшее время Вас вызовут на собеседование: не забудьте небольшой сувенирчик захватить, раза в два меньше, чем в прошлый раз.
Деньги, конечно, имелись, но отдавать их жалко — не даром ведь достались. И тогда Григоров позвонил Крыщуку.
— Пал Палыч, покидаю я родной город. В Москву меня забирают, генеральскую должность предлагают. Так что скоро смогу оказывать Вам более существенную помощь.
Крыщук, конечно, уже от своего приятеля имел кое-какую информацию, но прикинулся обрадованным и даже спросил:
— Может, Вам от меня какая-нибудь помощь нужна?
— Лично от Вас, Пал Палыч, ничего, но вот если бы мне какой-нибудь банк ссуду дал: тысяч тридцать-тридцать пять. Не рублей, разумеется. Сами понимаете, переезд в столицу, обустройство, непредвиденные расходы, то да се.
— Конечно, помогу, — обрадовался Пал Палыч, — зять управляет финансовой компанией. Он обязательно поможет, если я попрошу его. Позвоните через пару дней.
Григоров позвонил через три и, услышав взволнованный голос Пал Палыча, сам встревожился:
— Что случилось?
— У Филиппа неприятности: наехали бандиты. Он только что заключил выгодную сделку на поставку в Россию большой партии вина. Вино пришло, а по дороге в Москву все пять фур растворились.
— На большую сумму?
— На сорок миллионов долларов. Элитные сорта для лучших ресторанов и клубов столицы.
— Ого! — поразился величине суммы Григоров.
— И тут же бандиты на него наехали. Вот если бы Вы, товарищ полковник, помогли от этих наглецов избавиться, то финансовая компания предоставила бы Вам бессрочный и беспроцентный кредит в пятьдесят тысяч.
— Сто! — твердо произнес Григоров.
— Договорились, — тут же согласился Крыщук. — Люди какого-то Васи Толстого наехали.