Начало военных действий
Салон графини – Принц Боргезе – Больной ребенок – Преданность господина де Ф. – План Савари – Пултуск – Прием в замке – Туалет графини – Представление императору
У меня бывало много французов, и мой муж всегда присутствовал при этих визитах, любезно помогая мне принимать гостей. Мы иногда играли в карты, но чаще всего беседовали. Принц Боргезе, зять императора, был одним из постоянных наших гостей, и его никто не стеснялся. Когда разговор становился серьезнее, он уходил на середину зала, ставил стулья попарно и, наливая вино, начинал танцевать контрданс с этими немыми «дамами».
У нас постоянно бывали: храбрый генерал Эксельман, остроумный Луи де Перигор, умерший через год во время переезда из Петербурга в Берлин, к великому сожалению всех его знавших; интересный Альфред де Ноай, красавец Лагранж и много других, отчасти мною забытых, а отчасти неинтересных.
В это время заболел мой сын. Так как обычный порядок в доме был нарушен гостями, то нас с ним разделили: он помещался в одном из флигелей, примыкавших к главному зданию, предоставленному адъютантам Мюрата, и, для того чтобы его видеть, я должна была проходить через двор.
Дело было в декабре, и было очень скользко. Поэтому, ввиду моей беременности, мне строго запретили выходить. Не имея возможности постоянно быть при ребенке, я представляла себе всевозможные ужасы и, чувствуя себя не в силах принимать участие в общем веселье, в этот вечер ушла к себе раньше обыкновенного.
На другой день с рассветом я послала узнать у няни, как чувствует себя мой сын. Каково же было мое удивление, когда вместо словесного ответа мне передали полный бюллетень о состоянии его здоровья! Я узнала, сколько раз он принимал лекарство, сколько времени спал, какая у него температура. Мое материнское сердце, не зная, угадало автора этого бюллетеня. В тот же день, встретив господина де Ф., я в смущении стала его благодарить. «Боже мой! – воскликнул он. – Какое значение придают пустякам! Этой ночью я был дежурный, в комнате вашего сына стоит удобная кушетка, на которой я и расположился, а чтобы не заснуть, обратил внимание на то, что происходило около меня. Ваш сын теперь вне опасности», – прибавил он, и в голосе его я услышала ноты, проникшие до глубины моего сердца.
Я не могла говорить… Он взял мою руку, но, не смея поднести к губам, пожал ее и быстро вышел из комнаты.
С этой минуты между нами возникла некоторая близость, что-то похожее на давнишнюю и священную дружбу с оттенком любви – таинственной и робкой. Верная своему долгу, я даже не допускала возможности чувства, которого следовало остерегаться, и удовлетворилась тем, что отбросила всякую мысль об опасности. Мне казалась вполне допустимой дружба с человеком, соединявшим в себе качества, которые мне хотелось бы видеть в брате.
Я подавляла в себе волнение, которое испытывала, встречая нежный и меланхолический взгляд Шарля, когда он пел прелестные романсы. Наконец, я забывала, и в этом моя главная вина, что у молодой женщины не может быть другого близкого человека и друга, кроме мужа, но тогда почему же муж не заставлял меня об этом вспоминать?..
Зима 1807 года была необыкновенно сурова. Страна, уже обедневшая после прохождения русской армии, оказалась не в состоянии снабдить продовольствием сто тысяч французов, сосредоточенных в одном месте. Войска сильно страдали и начинали роптать, так как нуждались во всем[23].
Савари, бывший тогда адъютантом императора, предложил, как он выразился, меру сильнодействующую, а именно – подвергнуть город голоду, закрыв заставы и конфискуя ежедневно привозимые съестные припасы в пользу французских войск. Наполеон, наскучив ропотом своих ворчунов, согласился на это предложение, и отдал соответствующие приказания. Таким образом, мы были почти осуждены на голодную смерть. Друг тайно предупредил нас об этом, но, так как подобная неосторожность могла погубить его, нам нужно было самим позаботиться о том, чтобы оградить себя от гибели, не компрометируя господина де Ф. Мы собрались на совет и решили отправиться за съестными припасами под предлогом неожиданной поездки.
К счастью, эти предосторожности оказались излишними. Принц Невшательский и Талейран имели мужество убедить императора, что подобные действия могут вызвать бунт. Тогда решили силой прорвать австрийский кордон, что доставило съестные припасы в изобилии и нам, и французской армии.
Между тем все удивлялись тому кажущемуся спокойствию, которое царило в замке, а дамы возмущались, видя, что Наполеон не проявляет желания познакомиться с ними поближе. Император между тем разрабатывал план атаки и вдруг, не боясь суровой зимы, отправился на другую сторону Вислы, где в маленьком городке Пултуске стояли, укрепившись, русские. Стычки продолжались здесь на протяжении нескольких дней без особых результатов. Зима сильно затрудняла военные действия; беспрерывные дожди так размыли дороги, что пушки вязли в грязи и немало солдат погибло в зажорах. Ничего подобного до сих пор не случалось, и тот, чей гений повелевал стихиями, был принужден отступить. Хотя неприятеля и оттеснили с большими для него потерями, все же он еще долго мог сопротивляться. Все боялись – и не без основания, – того, как примет Наполеон эту первую неудачу, и власти города с трепетом ожидали его в замке.
Но, к их величайшему удивлению, он был совершенно спокоен. «Ну, ваша грязь спасла русских, – сказал он, – надо ждать морозов».
Затем он заговорил об администрации края, настаивая на необходимости внести возможно больше порядка и предусмотрительности в систему доставки съестных припасов для армии и указывая места для продовольственных складов. При этом он входил в самые мелкие подробности и обнаружил необычайную ясность взгляда и великолепное знакомство как с краем, так и с людьми и условиями местной жизни.
На этот раз, в противоположность первому визиту, все, побывавшие в замке, вернулись в восторге от великого человека и его всеобъемлющего гения, одинаково умевшего и завоевывать государства, и управлять ими.
Мой свекор очень торопился сообщить нам, чем окончился этот прием, но только он начал рассказывать, как во дворе послышался страшный шум – это возвратился из короткого похода принц Мюрат со своим штабом. Все, к счастью, оказались целы и невредимы, хотя принц, по своему обыкновению, гарцевал под пулями русских аванпостов.
Спустя несколько дней последовало объявление, что состоится прием дам. Наконец-то мы увидим великого человека! Нужно было обдумать туалеты, чего, разумеется, требовало национальное самолюбие. Я была очень довольна своим костюмом. Моя беременность была еще мало заметна, и я вполне скрыла ее под платьем из черного бархата, вышитого a la Mathilde золотом и жемчугом. Открытый ворот a la Van Dyck, легкая наколка из локонов и все мои бриллианты чудесно дополняли этот благородный и строгий наряд, который, правду говоря, составлял резкий контраст с моим свежим и веселым лицом. Этот причудливый костюм не был тогда еще в моде, и я, кажется, одной из первых надела его, тем более что мои туалеты всегда носили скорее художественный, чем модный отпечаток.
Мы прибыли в замок к девяти часам вечера и должны были пройти через целую армию раззолоченных и блестящих мундиров, стоявших шпалерами, чтобы видеть всех приехавших дам.
Я следовала за своей свекровью, наблюдая, произвел ли эффект мой туалет на этих опытных и в то же время требовательных ценителей, и, признаюсь, пришла в восторг, когда услышала одобрительный шепот и фразу: «Ах, как это оригинально! Точно красивый портрет в старинной раме. Ничего подобного не увидишь даже в Париже!»
Нас ввели в великолепный зал с полотнами на исторические темы, перенесенными впоследствии в Москву по приказу императора Николая I. Зал был освещен a giomo[24]. Много дам уже присутствовали, а так как приглашения делались не по строгому выбору, то количество собравшихся оказалось значительно.
Мы ждали довольно долго, и, признаюсь, к нашему любопытству примешивался и некоторый страх. Вдруг тишину нарушило общее движение, двери с шумом распахнулись, и Талейран, выступив вперед, произнес громко и отчетливо то магическое слово, которое заставляло тогда трепетать весь мир: «Император!» И тотчас же показался Наполеон, остановившись на минуту, как бы давая возможность рассмотреть себя.
Существует столько портретов этого удивительного человека, столько раз писали его историю! Все легенды, повторяемые много раз потомками его стариков-солдат, долго еще будут слушать с захватывающим интересом, а последующие поколения будут его знать почти так же хорошо, как и мы, но трудно представить, какое сильное и глубокое впечатление производил он с первого же взгляда.
Мной овладело какое-то оцепенение, немое изумление, как от присутствия какого-то необыкновенного чуда. Мне казалось, что вокруг него сиял ореол. Недопустимо, думала я, когда несколько пришла в себя, чтобы такое полное могущества существо могло умереть, такой всеобъемлющий гений – исчезнуть без следа!.. И мысленно я даровала ему двойное бессмертие. Возможно – я ничуть не хочу защищаться, – что в том впечатлении, которое он произвел на меня, немалую роль сыграли моя молодость и живость воображения, но, как бы то ни было, я совершенно откровенно рассказываю то, что тогда испытала.
Моя свекровь стояла возле двери, в которую вошел император. Он обратился к ней первой и сказал несколько лестных слов о ее муже. Затем наступила моя очередь. Теперь не могу даже припомнить, что он сказал, – так я была смущена. Вероятно, это была одна из тех банальных фраз, с которыми обыкновенно обращаются ко всем молодым женщинам. Я, наверное, ответила что-то невпопад, потому что он с удивлением посмотрел на меня, чем еще более смутил меня, заставив забыть все, кроме грациозной и нежной улыбки, осветившей его лицо. Вместе с появлением этой улыбки, возникавшей всякий раз, когда Наполеон говорил с женщиной, с его лица исчезала суровость, которая сквозила во взгляде обычно