Неожиданно господин де Серра получил приказание отправиться в Дрезден, а на его место в Варшаву явился господин Биньон. Мы так и не узнали причины этой смены, и сам де Серра уверял, что ее не знает. Как бы то ни было, но в Дрездене его ждала смерть.
Назначение Биньона Совет встретил с большим удовольствием ввиду того, что он лучше понимал дела и не так старался угождать своему повелителю. Что же касается общества, то оно совсем не было довольно этим назначением, и мы вообще не сумели оценить господина Биньона так, как он того заслуживал, поскольку он сам скрывал под вульгарной личиной свои редкие и выдающиеся качества, которые с необычайной силой обнаружились впоследствии.
Вынужденный, по своему положению, держать дом открытым, он чрезвычайно неловко устраивал приемы, и поэтому я не раз смеялась над ним. Он постоянно повторял на все лады одну и ту же фразу: «Ну зачем вы забились в этот уголок?.. Кто бы мог догадаться искать вас в этом уголке?.. Но раз я вас нашел в этом уголке, разрешите мне зайти к вам на минутку и разделить ваше одиночество… А, вы в своем уголке!.. Как несправедливо так прятаться!.. Вы забрались сюда, чтобы наблюдать из этого уголка и смеяться над нами!..»
Находился он среди блестящего общества или сидел на одиноком диване вдовствующей немецкой герцогини – всюду этот «уголок» не покидал его. Если иногда обязанности хозяина дома не позволяли ему уделить время длинным разговорам, он мимоходом обращался с несколькими шутливыми или милостивыми словами, в зависимости от того, к кому обращался.
Кто бы мог подумать, что через несколько лет этот застенчивый человек превратится в потрясающего оратора, в выдающегося публициста и писателя, которому Наполеон поручит написать для потомства его удивительную историю?[42] Кто бы мог тогда подумать, что господин Биньон сделается выдающимся человеком, речами которого в Палате депутатов будут восхищаться его соотечественники? Кто бы мог предсказать, что он будет с таким красноречием отстаивать нашу независимость, которую мы защищали перед всей Европой, причем его благородный пример вызовет бесчисленных подражателей?
Если мы иногда по легкомыслию и были несправедливы к господину Биньону, но никогда не были неблагодарными, и он оставил в польских сердцах неизгладимое чувство признательности. Сознаюсь, мне лично это превращение казалось каким-то чудом, и я теперь понимаю, что надо остерегаться судить государственного человека в гостиной, особенно если он не в ней родился. Вот где скрывался секрет вульгарности господина Биньона. В Совете ему было оказано предпочтение перед господином де Серра, дворянином, за которым тем не менее не признали никаких выдающихся качеств.
Приготовления к походу в Россию (1812)
Объявление войны – Польская армия – Свидание Наполеона и Франца в Дрездене – Мария Луиза и Беатрис д’Эсте – Сейм – Прибытие архиепископа Малинского – Его внешность – Господин Андре – Герцог де Брольи – Господин де Бреванн – Помещение посланника – Его скупость – Князь Чарторижский, председатель сейма – Матушевич – Князь Адам – Речь князя Чарторижского – Кокарды – Ответ императора
Наконец весной 1812 года война была объявлена и всю Европу всколыхнули победоносные орлы Наполеона. Принимая во внимание число наций, следовавших под французскими знаменами, самые скептические умы не сомневались в успехе этого смелого предприятия. Кто мог оказать сопротивление подобным силам под предводительством подобного человека? У поляков вновь воскресла надежда увидать свое отечество возрожденным – великим и могущественным, таким, каким оно должно было быть, чтобы бороться за свою свободу и служить оплотом цивилизации.
Одного слова того, кто вершил судьбы мира, достаточно было бы, чтобы наши силы утроились и в нас снова вспыхнула уверенность в победе или по крайней мере в спокойном существовании; благодаря этому магическому слову было бы сохранено наше существование, причем мы избегли бы беспримерных бедствий.
Как только распространилось известие о войне, вся молодежь, не ожидая призыва, бросилась к оружию. Ни угрозы России, ни расчеты и опасения родителей не могли остановить этот патриотический порыв, который по своему энтузиазму и самоотвержению напоминал движение 1806 года, но только теперь было гораздо больше уверенности в успехе.
Новое поколение пришло на смену старому, которое отчасти уже исчезло в рядах французской армии, и дети, пылая от возбуждения, с лихорадочным любопытством слушали рассказы старших: надежда вернуться с победой побуждала их к героическим действиям. Солдаты, едва вышедшие из юношеских лет, приводили в восхищение старых гренадеров. Без военного мундира никто не решался показаться на улице, боясь насмешек уличных мальчишек.
Хотя я еще не очень стара, но мне все же трижды пришлось видеть подобные чудеса героизма!.. На протяжении сорока лет поляки совершили для своего освобождения троекратные героические попытки – тем более достойные удивления потому, что старшее поколение, казалось, было лишено иллюзий и надежды.
Наполеон покинул Париж 10 декабря в сопровождении Марии Луизы, которая хотела проводить его до Дрездена. Здесь их встретил император Франц со своей молодой женой Беатрис д’Эсте, последней представительницей знаменитого рода, с которым связано столько исторических воспоминаний и романтических преданий. Эта принцесса, принесенная в жертву политики, решающей в подобных случаях судьбы людей, не была понята и оценена при австрийском дворе и вскоре угасла.
По случаю этого свидания между императрицами возникло соперничество. Мария Луиза не могла понять другого величия, кроме своего, и хотела затмить мачеху своей роскошью, осыпая ее богатейшими подарками, но австрийская гордость воспротивилась – и принцессы расстались очень холодно.
Мария Луиза заливалась слезами, провожая своего мужа. Казалось, она предчувствовала, что это прощание будет последним и с этих пор ее имя будет упоминаться в истории не иначе, как с осуждением, вследствие ее недостойного поведения.
Не известно наверное, что произошло между двумя монархами, но, судя по тому как Наполеон расстался со своим тестем, можно предположить, что они заключили между собой оборонительный и наступательный союзы.
Искусно играя на слабости поляков, император не пренебрегал ничем, чтобы польстить им, и довел их энтузиазм до крайней степени, питая заветные надежды, но не давая в то же время никаких определенных обещаний. Биньон получил распоряжение выяснить, как у поляков возникают национальные восстания в преддверии вражеского наступления. С этой целью он собрал сейм, а из Франции прибыл посол для наблюдения за дальнейшими событиями. Все эти события, отозвавшись в самых отдаленных провинциях, имели цель напугать Россию.
Во всем блеске, присущем представителю великой нации и могущественного государя, к нам явился господин де Прадт. Но каким ничтожным и вульгарным показался он нам среди своей пышности, как высокомерно и в то же время противно держал он себя! Он все время говорил о своем хозяйстве, кухарке, за которой послал в Париж, так как она была «искусна и экономна», громко бранил своих людей, предлагал посмотреть, как чистят его двух андалузских жеребцов, болтал без передышки, рассказывал избитые анекдоты, смеялся над благородными и восторженными чувствами, которых не понимал, и обнаруживал отсутствие достоинства – в действиях и такта – в разговорах. Таков был Прадт!
В другой стране и при других обстоятельствах он потерпел бы полную неудачу, но поляки видели в архиепископе Малинском только того, кто его послал и чья могущественная власть одна могла восстановить Польшу. Тем не менее все были удивлены этим странным выбором: господин де Прадт был совсем лишен способности управлять чем бы то ни было и всецело полагался на какого-то Андре или д’Андре, настоящего имени которого я никогда не знала. Его видели только на парадных посольских обедах. Скромно усевшись в конце стола, он ничем не проявлял огромного влияния, которым пользовался, однако на его подвижном и выразительном лице часто появлялось неудовольствие по поводу шуток его начальника, который нередко проявлял живость, не соответствующую ни его летам, ни положению. Насколько посол казался малопригодным для выполнения данного ему поручения, настолько остальные чиновники посольства были на высоте призвания.
Среди последних я упомяну герцога де Брольи, еще молодого человека, обладавшего странной привычкой рассматривать в лорнет свои ноги. Он проявлял замечательные способности и соединял солидное образование с благородным характером. Упомяну еще господина де Бреванна, человека необыкновенного ума и здравого смысла – качеств, редко встречающихся вместе. Он страдал аневризмой: состояние его здоровья часто делало его печальным и задумчивым, но лишь только болезнь отступала, его остроумные выходки тотчас оживляли общество. Я не встречала другого такого спокойного, любезного и в то же время остроумного человека.
При посольстве состояли еще господин де Пана – чересчур занятый своей маленькой особой, но не лишенный способностей и ловкости, и, наконец, добрый и достойный уважения господин де Рюминьи, приятные воспоминания о котором останутся в памяти у всех его знавших. Впоследствии, сделавшись послом в Швейцарии, он оказывал покровительство всем несчастным полякам.
Отделка апартаментов во дворце Брюля, отведенных послу, не была еще закончена, и господин де Прадт, не желая оставаться в отеле, не знал, где ему разместиться. Снимать временное помещение архиепископу не хотелось. Будучи очень экономным, он был весьма не прочь прикопить что-либо сверх двухсот тысяч франков, ассигнованных ему императором в качестве издержек на представительство. Видя, что посол весь погружен в эти мелочные расчеты, в то время как события разворачиваются все шире и шире и требуют всего его внимания, мой свекор предложил ему занять апартаменты, в которых жил принц Мюрат.
Господин де Прадт не заставил себя долго упрашивать и переехал к нам. Благодаря этому мы познакомились с массой мелочей его жизни и смогли составить представление о нем.