А его дочери уже почти столько же лет, сколько ему. Что он сможет принять, а что — нет? Моральные издержки … да, еще какие. Всем плохо. Да, плохо, но иногда, наоборот, они — ощущают счастье …, ведь это самое главное желание человека, который теряет близких: вернуть! Это желание сбывается, и …? Что испытает героиня, которая вновь стала «дочерью», не «крайней» … не старшей в семье, не той, которая будет следующей? Это плохо или хорошо? Объяснить почему такие «качели»: счастье — несчастье………………………………
Очень серьезный вопрос: знал ли он «там» о перипетиях их существования, следил ли за их жизнью? Мог ли что-то знать? Взаимный интерес? Он ими интересовался? Ну да, все то же … Они жили, а он — остановился … Ага … Может ли развитие быть ему теперь присуще? Он же, грубо говоря, не человек, он … ну, скажем, что-то другое ………………………….
Так, дальше … насколько они все, или только героиня, как рупор семьи, будут задавать ему вопросы про «там»? Нормальный интерес живых … разве не так? Так … будет ли он о «там» рассказывать? Если нет, то почему, если да, про как и про что?…………………………………………
Картины «там» не избежать, но надо что-то очень минимальное и странное. Вот, например, если, предположим пришелец — «отец», то можно его спросить о матери «там», о других родных, большинство же умерли … что он скажет? Это интересно! Как все устроено?……………………….
Не забыть описать его «внешний вид» … какой он? Обычный, такой, каким умер, или молодой, или как в гробу. Нет, не стоит … останется ли в нем причина его болезни и смерти?………………………………
И вот что … знает ли он, от чего живые умрут и когда? Спросят ли его об этом? Ответит ли он?…………………………………………………………………….
Так … и самое главное … вопрос вопросов: зачем он приходит? Нужна очень веская причина! Остальное — ерунда, беллетристика, а ответ на этот вопрос — это ключ, иначе и роман писать не за чем……………………………………
Или вот, например, там же и «мать», общались ли они «там», сохранили ли свою любовь, и вообще … почему «мать» не вернулась? Ей что, не хотелось? На все эти вопросы должны быть ответы. Да, это может стать интересным поворотом: мать «там» уже не с ним, а с другим мужчиной, соответственно с другими бывшими людьми. Мать проживает альтернативную историю, то-есть, оказывается, она возможно прожила «не свою» жизнь … а теперь ей дают шанс прочувствовать и испытать другое … это можно развить и это объяснит, почему «мать» не вернулась … Хотя … нет, правильно. Уже постфактум, «дочь» воспримет это как предательство … неприязнь к умершей? Может и так …
Как «он» воспримет правнуков? Это бытовой, но тоже интересный уровень. Нужны ли отдаленные поколения друг другу?…………………………………….
И самое интересное, как все закончить? А легко … он, ну … «папа», пришелец, просто исчезнет, уйдет куда-то там, исчерпав свою миссию. Раз — и нет его. «Миссия» должна быть очень веской, иначе … ну да, ну да … это он уже записал. Дальше что?……………….
Моральный итог: после «пришествия» им всем стало труднее, или легче? Что-то изменилось, или просто исчезли круги на воде? Интересно! Будет класс … да, да. На этот раз все получится…………………………………
Гриша чувствовал, что у него может быть получится серьезная вещь, сочетающая в себе элементы разных жанров: мистика, философская проза, роман-эссе, приключения, психологическая драма … Понятно, что он набросал свои мысли о новой книге только в первом приближении. Все так хаотично, что посторонний и понять бы ничего не смог. Валера бы сразу понял, а другие — нет. Да, только кто чужой это прочтет? Дуракам полработы не показывают. Эх, и полную работу показать будет некому. Гриша это знал, но понимал, что начнет думать о книге неотступно, добавляя к первичной концепции все новые и новые детали, отшлифовывая канву, скрупулезно записывая в новый файл каждое соображение, описание, выбор лексики, мелкие сюжетные извивы.
Он устал. Возбуждение внезапно спало, Гриша почувствовал, что на сегодня хватит, пора спать. Маруся сладко посапывала, Гриша улегся, и успев подумать, что завтра, слава богу, понедельник, сразу провалился в сон. Часы показывали половину четвертого. Он даже не слышал, как Маня уходила на работу. Утром Гриша наскоро выпил кофе и открыл начатый ночью файл. Мощное желание писать охватило его. Нестерпимый импульс, до дрожи в пальцах. Файл он условно назвал «мертвец», сейчас это не имело никакого значения.
Ирина не могла уснуть. Она лежала в постели, бесконечно переворачиваясь с боку на бок, пытаясь поудобнее подсунуть то под одно то под другое плечо подушку. В комнате была нормальная температура, но Ирине почему-то было то слишком холодно, то слишком жарко. Она отворачивала одеяло, лежала раскрытая пять минут и потом снова укрывалась. Рядом спал муж. Ему можно было только позавидовать: ложился, секунду умащивался и немедленно засыпал. В неясном полумраке комнаты Ирина слышала, как он спит, ей всегда казалось, что она как раз и не может уснуть из-за его посапывания, вздохов, всхрапов и причмокиваний. Когда шум становился слишком громким, Ирина легонько стаскивала с него одеяло, Федя поворачивался на другой бок, на некоторое время становилось тихо, потом все повторялось. Ирину раздирали муки совести. Стаскивает одеяло, мешает Феде спать, но держать под контролем свое растущее раздражение она тоже не могла: из-за него она не может уснуть. Впрочем, по опыту Ирина знала, что уснуть она не может вовсе не из-за Фединого храпа и сопения. Ее ноги ни секунды не могли оставаться в покое, тело не расслаблялось, а как с этим бороться было непонятно. Измучившись, Ирина вставала, шла в соседнюю комнату, где ходила взад-вперед в ночной рубашке, накрывшись пледом. От движения ноги переставало пощипывать нервными иголочками, зато заболевала поясница, и начинала побаливать голова. Так происходило то хуже то лучше почти каждую ночь.
Сегодня было по-настоящему плохо. Ирина уже три раза вылезала из постели и пыталась движением себя укачать. Каждый шаг давался ей все с большим трудом, глаза слипались, их стало тяжело держать открытыми. Ирина вернулась в кровать и легла на левый бок, ей показалось, что она сейчас сможет уснуть. И действительно, мысли ее стали путаться, дыхание сделалось ровнее, тело начало расслабляться. Она еще слышала Федино посапывание, но оно перестало раздражать. Ирина находилась на легкой, еле уловимой грани между сном и бодрствованием, когда органы чувств на секунду перестают функционировать наяву, чтобы сейчас же снова заработать во сне.
И вдруг Ирина услышала звук переливчатого, громкого и неприятного звонка. Он раздавался очень редко, так как входная дверь у них была целыми днями открыта, нужно было просто нажать на ручку и войти. Они все так и делали. В звонок звонили только пытающиеся что-то продать ребята, обходившие все дома и изредка миссионеры-евангелисты, раздающие брошюры заблудшим, чтобы они обрели наконец благодать. В первое мгновение Ирине показалось, что звонка на самом деле не было, что она уже уснула и ей просто пригрезился этот звук. Но звонок после секундного перерыва возобновился. Настойчивая трель, противно бьющая по нервам, тревожная, нелепая в ночной тишине. Ирина подняла голову и посмотрела на красные цифры будильника: 2 часа 8 минут. «Кто бы это мог быть? Что за чёрт? …» — Ирина была совершенно сбита с толку. Если во входную дверь звонили посреди ночи, это могло означать что-то экстраординарное, скорее всего плохое, какую-то ужасную новость … в голове у Ирины мелькнули варианты … соседи, у которых что-то случилось … полиция … пьяный бомж … может водитель, попавший в беду … Самый плохой вариант — это полиция. Если они пришли ночью, значит с близкими случилось несчастье, а что еще …
Звонок звучал, как набат, а Федя безмятежно сопел. «Интересно, какой силы нужен звук, чтобы его разбудить?» — весь Иринин страх и беспокойство вылились в раздражение против мужа. Она взглянула на часы на его тумбочке: неприятно яркие голубые стрелки показывали 2 часа 9 минут. Прошла всего минута, звонок не прекращался и Ирина грубо толкнула мужа в плего. Федя дернулся и ошалело уставился на нее. В следующую секунду он осознал, что звонят во входную дверь и посмотрел на свой будильник:
— Кто это? Сейчас ночь.
— Откуда я знаю, кто это? Они уже давно звонят, но ты же ничего не слышишь. Можно даже в комнату зайти, ты не проснешься.
— Сейчас же … ночь.
— Да, ночь. Ты мне это как новость сообщаешь. В том-то и дело. Что-то случилось.
— Ладно, спи. Ничего не случилось. Это ошибка. Они сейчас уйдут. Не будем открывать. Незачем.
— Никуда они не уйдут. Ты не слышишь, как настойчиво звонят? Надо спуститься посмотреть, кто это … что-то случилось. Я уверена, что это полиция. Ты что так и будешь здесь лежать и делать вид, что ничего не происходит?
Федя вылез из-под одеяла и стал наскоро одеваться, путаясь в одежде. Ирина тоже встала и накинула халат. Внизу Федя зажег свет и вытащил из ящика большой кухонный нож. Звонить на секунду перестали, потом снова начали. Федя подошел к двери и выглянул в глазок. В самом низу тоже был «глазок», совсем низко, для ребенка. Чтобы в него посмотреть, надо было бы встать на корточки. «Кто там?» — шепотом спросила Ирина. «Плохо видно … какой-то, вроде мужик» — еле слышно ответил Федор. «Who is there?’ — громким напряженным голосом крикнула Ирина. „Откройте, это — я“, по-русски ответили с другой стороны. „Кто я?“ — уже сдержаннее спросила она. Что вам нужно? Сейчас два часа ночи». «Откройте, я объясню … пожалуйста. Вы должны мне открыть.» — настаивал смутно знакомый голос. Федя стоял рядом, продолжая сжимать в руке нож. Выглядело это все уже глупо. «Открой ему … разберемся. Не пойму, что ему надо» — решила Ирина. «Вот пусть скажет сначала, что ему надо, а потом мы откроем» — было видно, что Федя раздражен, испуган: «Да, что вам надо от нас? Это разве не может потерпеть до завтра?» «Ир, открой пожалуйста» — мужчина за дверью ее откуда-то знал, назвал по имени.