08.03.2000
Прецедент
Хотя уже давно стояла весна, на улице всё ещё было прохладно. А в этот день ещё и мерзкий дождик накрапывал.
Окинув грустным взглядом реку, Харон отошёл от окна, улёгся на диван и поплотнее закутался в тёплое цветастое одеяло. В такие дни у него было особенно противное настроение, когда не хотелось делать ничего. То есть вообще. Хотелось просто вот так лежать, смотреть в потолок и мечтать о прекрасном.
Размечтавшись, Харон и не заметил, как задремал. Но сну его было не дано продлиться долго – крики на улице стали настолько громкими, что сумели добраться до него через толстые стены. Раздосадованный, Харон поднялся, обвязал вокруг шеи огромный шерстяной шарф, закрыв им не только шею, но и огромную бороду, натянул на ноги уже порядочно разбитые валенки и вышел во двор.
Заметив его появление, толпа на другом берегу стала кричать ещё громче. Не обращая на неё особого внимания, лодочник доковылял до пристани, стянул с шеста здоровенную жестяную воронку, прочистил её и прокричал, обернувшись к толпе:
– Приём! – такое обращение у него стало уже стандартным в последние годы. Харон любил всё новое, а потому изобретение радио не осталось для него незамеченным. – Приём! Внимание! Говорит начальник лодочной станции Харон. По техническим причинам, то есть по причине поражения главного лодочника вирусом ОРЗ, лодочная станция сегодня закрыта. Работа возобновится в ближайшие дни, перевозки будут осуществляться согласно расписанию.
Толпа разразилась яростным воем, однако Харона это никак не трогало. Он равнодушно повесил самодельный рупор обратно на шест и двинулся к дому.
Чтобы больше не слышать шума толпы, он включил в комнате радиоприёмник. К сожалению, кроме шумов, ничего не передавали. Тогда он натянул одеяло на голову и, с твёрдым намерением выспаться, повернулся лицом к стене.
Однако уже через час его сон был вновь нарушен. На этот раз были слышны не только крики, но и какой-то ужасный вой сирены, от которого сводило зубы. «Э-эх», – только и произнёс Харон, пытаясь найти невесть куда завалившиеся тапочки. «Хорошо, вы меня достали, я выхожу», – подумал он, одеваясь и снимая с гвоздика берданку.
Хлопнув дверью, он окинул сонным взглядом противоположный берег Ахеронта. Люди не обращали на него никакого внимания, все головы были повёрнуты куда-то в сторону, к чему-то, что было скрыто от пожилого перевозчика душ домом. Как только Харон подошёл к углу дома, вновь раздался ужасный вой. Харон резко дёрнулся назад и уже с осторожностью выглянул из-за угла. Увиденное поразило его до глубины души: прямо на него двигался корабль. По размерам его можно было сравнить разве что с горой. От удивления Харон даже выронил из рук ружьё.
Такое явление было явно непредвиденным. Даже больше – совершенно невозможным здесь, в преддверии царства Аида.
А корабль тем временем бросил якорь…
В тронном зале царил полумрак, свойственный всему царству в целом. Непогода внешнего мира не властвовала здесь. Вечная ночь. Ни один лист не упадёт с дерева, ни одна капля дождя не выпадет на голые безжизненные холмы. А олицетворение всему этому вневременному постоянству – владыка этих земель, мрачный царь Аид, брат могучего Зевса-громовержца.
Но сегодня царь был темнее тучи. Он бы уже давно удавился, но боги бессмертны. А уж повелитель царства мёртвых никак не мог сам стать мертвецом. Потому Аиду оставался лишь самый проверенный способ – бутылка отличного портвейна, ставшего за много лет роднее любого человека. Нет, пожалуй, не любого – любимая Персефона всё-таки ближе. А теперь её нет рядом. И он пьёт. Потому что её нет. А всё из-за этой Деметры с её гипертрофированными материнскими чувствами!
Аид потянулся к бутылке, но уже нетвёрдая рука, запутавшись в мантии, лишь задела сосуд. Бамс! Ещё одной бутылью меньше. С ворчанием царь сполз с трона и нетвёрдыми шагами направился к маленькому бару, спрятанному за гобеленом, изображавшим подвиги великого Геракла. Вытянув очередную бутылку, Аид профессиональным движением вскрыл её и прямо здесь же уселся на пол.
В этот самый момент в зал и ворвался Харон.
– Неслыханно! Невиданно! Там такое творится! – сразу начал кричать он, обращаясь к трону, но, заметив, что тот пуст, остановился и стал обшаривать зал глазами. Целая гамма чувств пробежала по его лицу, когда он, наконец, обнаружил своего властелина. Да и то сказать – многодневная щетина, блуждающий взгляд, растрёпанные волосы, мантия, обёрнутая два раза вокруг талии и заткнутая за пояс – всё это могло поразить даже искушённого в таких делах Диониса.
Мгновенно оценив ситуацию, Харон выскочил из зала и появился уже с огромным кувшином, до краёв наполненным ледяной водой. Совершенно бесцеремонно, сохраняя молчание, он окатил Аида с головы до ног, и когда яростные проклятья стали стихать, поднял его, встряхнул и усадил на трон, предварительно протерев тот мантией.
Свирепый взгляд царя давал понять, что хмель если и не вышел полностью из головы, то хотя бы покинул её на время.
Уже более спокойным голосом Харон продолжил:
– Так вот, о чём я? Возле врат в царство стоит огромный корабль. Требуют пустить.
Злость на лице Аида сменилась чувством глубокого безразличия:
– Ну?
– Говорят, что все пассажиры – призраки. Плата за проезд через Ахеронт у них есть, даже больше, чем нужно – я сам проверял, хотя перебраться на этой посудине они могут и без моей помощи.
– Ну так и впусти, а я-то при чём?
– Так ведь они требуют впустить их вместе с кораблем!
– То есть? Как это с кораблем? Почему с кораблем? – Аид слегка заинтересовался. – «Каждая душа – и богатого купца, и обычного простолюдина – входит в царство мёртвых лишь в одежде без каких-либо иных предметов», – произнёс он выученную фразу. – А эти, говоришь, с собой корабль решили утянуть?
– Ну…
– И куда я его дену? У нас и так скоро места не будет хватать!
Аида снова потянуло к бутылке, разговор вдруг стал ему неинтересен.
– И вообще, почему к нам? Пусть к этому, как его там… В общем, в небесное царство отправляются, там места поболей будет.
– Но…
– И всё! Не желаю больше ничего слышать!
После этих слов царь демонстративно отвернулся. При этом глаза его обшаривали помещение в поисках утерянной бутылки. Старому лодочнику не оставалось ничего иного, как молча покинуть зал.
Пожилой офицер нервно курил, прислонившись к шесту. Для мертвеца он смотрелся очень неплохо, да и вообще для человека своего возраста. То есть возраста, в котором он покинул белый свет. Высокая фигура, едва заметное брюшко – людей с такими признаками было много, но вот стать… Форменный китель только подчёркивал статность его фигуры.
Заметив вышедшего из ворот Харона, он смял и отбросил сигарету.
– Теперь мы можем пройти?
В ответ Харон скорчил странную гримасу, по которой трудно было понять – можно или нет. Офицер учтиво молчал, ожидая ответа. Наконец Харон выдавил из себя:
– Не хотелось бы вас огорчать, капитан, но… как бы это сказать… значит… Нельзя! – и сразу, чтобы капитан не успел ничего ответить, перевозчик выдал скороговоркой: – Поймите, у нас и так места мало осталось, а тут ещё вы со своим… В общем, есть же и другие отделения. Обратитесь туда. – Договорив, Харон опустил голову, не желая смотреть в глаза седовласому офицеру.
Тот смерил его презрительным взглядом, а затем чётко произнёс:
– Вы понимаете, что у меня около полутора тысяч человек здесь? И вы ещё предлагаете мне мотаться с ними в поисках пристанища? Вот уж не думал, что в потустороннем мире столкнусь с обычной бюрократией. – Помедлив некоторое время, он продолжил: – Отлично. Я подаю на ваше отделение иск. Есть у вас здесь судья?
Старик, явно почувствовав грядущие неприятности, вжал голову ещё поглубже в плечи, сосредоточенно рассматривая при этом дыру на пятке правого валенка.
– Сэр, я вас спрашиваю – есть здесь суд?
Харон понял, что от ответа уйти не удастся:
– Ну, есть. Правда, судья сейчас только один, да и тот уже давным-давно никаких дел не вёл. Не нужно это никому…
– Хорошо, будьте добры проводить меня к нему.
Минос по своей натуре был человеком, в общем-то, миролюбивым. Но дело судейства, позволявшее распоряжаться судьбами других (пускай и потусторонними), пришлось ему по душе сразу. Многие годы его впечатляющие способности были никем не востребованы, поэтому приходилось посвящать себя изучению всех тонкостей любимой профессии. Минос следил за каждым громким делом во внешнем мире, вникал во все нововведения криминалистики. Короче, он чувствовал себя профессионалом, которому нечего было делать.
Поэтому просто невозможно описать тот восторг, с которым судья воспринял известие о судебном иске капитана к царству Аида. Здесь явно было над чем поработать.
К суду он готовился заранее: погладил чёрную мантию и напудрил парик, которые ему удалось выменять у одного английского призрака, бывшего в своё время судьёй в Англии (призраку они всё равно были не нужны – войти-то с вещами нельзя). Пришлось вспомнить все дела прошлого, которые слушались в самом царстве Аида. И уже выходя из дому, Минос прихватил с собой небольшую Библию – подарок одного бывшего инквизитора. Так, на всякий случай.
Одевшись и аккуратно разложив все важные на его взгляд вещи на столе, Минос решил начать слушание. Высоко подняв голову, он громко произнёс:
– Встать, суд идёт.
Зал был переполнен – многие «пассажиры» решили поприсутствовать лично на этом процессе, люди стояли даже в проходах, а некоторые особо предприимчивые таращились через окна.
Выждав паузу, Минос позволил всем сесть. Поправив манжеты, он раскрыл толстый том с материалами слушаемого дела. (На самом деле к делу во всём томе относилось лишь заявление капитана, написанное на официальной бумаге. На предварительную просьбу получить отказ в письменной форме Аид заявил, что будет говорить только в присутствии св