Костик слыл охотником талантливым и удачливым. Не на животных, на людей, – но все вышесказанное относилось к нему в полной мере.
Весь остаток вечера он занимался тем, что подсказывала ему логика и опыт многих успешных операций.
И сейчас, ближе к полуночи, запущенная им машина работала полным ходом: три группы грамотных профессионалов методично и последовательно проверяли все места в округе, где противник мог укрыться вместе с заложниками.
Дома – пустующие или снятые на лето малознакомыми людьми; нежилые строения – пустые в июне сеновалы и совхозные овощехранилища, сараюшки частных граждан и подвалы с чердаками многоквартирных домов поселка Торпедо…
Первым делом осмотрели заброшенный сельский Дом культуры «Колос», хоть и стоял он совсем рядом от участка Ермаковых – принцип «темнее всего под фонарем» Костик знал хорошо. Его люди работали, но сам Костик в операции не участвовал. Он отправился – в одиночку – туда, где появления противника с точки зрения логики ожидать никак не приходилось.
На графские развалины.
Это был тот самый «неперспективный номер», который, подчиняясь исключительно интуиции, выбирают опытные охотники – и валят, к удивлению коллег, матерого зверя… Объяснить свой выбор Костик никому не смог бы: развалины казались неподходящим убежищем даже для одного человека, а держать там пленников было попросту невозможно.
Он и не пытался ничего никому объяснять, – и себе тоже. Костик давно отучился бороться со своими иррациональными предчувствиями и искать им объяснение.
…Небо к вечеру затянуло тучами, луна и звезды не проглядывали, а отсвет далеких фонарей едва долетал за ограду «Графской Славянки».
Костик опустил на глаза прибор ночного видения и бесшумной тенью двинулся к развалинам. На вагончик-сторожку – безмолвную, с погашенными окнами – он не обратил внимания. Хотя логика подсказывала: противник, судя по всему, побывал там трижды – и вполне может прийти еще раз.
Но Костика вела не логика.
Он медленно и бесшумно стал обходить руины – ни одна ветка не хрустнула под ногами, ни один каменный обломок не сдвинулся со своего места, – умение ходить беззвучно Костик оттачивал долгие годы.
Органы чувств, напряженные до предела, никакой информации не доносили.
За чернеющими проемами дверей и окон – ни звука, ни отблеска.
Никаких подозрительных запахов.
Ничего.
Ничего, кроме туго, как пружина, сжимающегося внутри ощущения: дичь рядом! Банальное выражение: нутром чую! – являлось в данном случае не метафорой…
Пистолет-пулемет, который Кравцов так и не опознал (австрийский «Штейер МП-69»), Костик держал в руке, на боевом взводе, готовый пустить в ход в любую секунду. Игрушка калибром 9 мм была не из легких, полностью заряженная, тянула больше трех килограммов, но Костик привык, не замечал тяжести и владел ею виртуозно. Глушитель навинчен заранее – ни к чему ночной пальбой тревожить покой мирных граждан.
С обратной стороны дворца, выходящей на Славянку, не хватало изрядного участка стены.
Костик медленно прошел сквозь этот пролом и оказался в обширном, с трех сторон огороженном помещении, тянущемся до самой сердцевины развалин. Над головой темнело лишь ночное небо. Под ногами зияли провалы, ведущие в подвальные помещения. Костик склонился над одним из них, долго вслушивался, затаив дыхание. Ничего.
Он отошел под прикрытие одной из стен, укрылся в нише. В принципе и в центре зала мрак стоял непроглядный, никак не позволяющий разглядеть ночной камуфляж Костика без соответствующей оптики, которой у беглого психа оказаться не должно…
Но противник за минувший день заставил относиться к себе с уважением. Стоило подготовиться к любым сюрпризам.
Тягуче потянулись минуты ожидания. К исходу первого часа Костик подумал, что ночи в начале лета несколько холоднее, чем ему представлялось, но не сделал никакого движения, позволяющегося согреться, стоял как стоял. Еще через какое-то время привычка мозга к логичному мышлению стала помаленьку вытеснять интуитивные предчувствия с захваченных позиций: Костик все больше убеждал себя, что ошибся, что Сашку здесь совершенно нечего делать… Впрочем, все сомнения не мешали ему так же чутко сканировать окружающее пространство.
А потом он услышал.
Негромкий звук, короткий и больше не повторившийся.
Костик задержал дыхание и прекратил даже малозаметные и беззвучные движения, не дающие нарушиться кровообращению…
Что это было?
К тихим шорохам, издаваемым нагревшимися за день, а сейчас медленно остывающими развалинами, он привык и уже не обращал на них внимания. Птица? Крыса? Что-то еще?
Звук повторился. Немного другой. И – несколько ближе…
После третьего сомнений не осталось – по развалинам кто-то шел. Аккуратно – и, скорее всего, не вслепую. С таким же, как у Костика, «ночным глазом».
Не беда. Луч света из небольшого, но мощного фонаря, укрепленного над «Штейером» вместо снятого коллиматорного прицела, мгновенно выведет из строя любую ночную оптику. А не имеющего оптики противника просто ослепит. Проще было выстрелить в темноте, не зажигая фонарь, но тогда оставался шанс завалить непричастного человека, зачем-то оказавшегося в развалинах… Брать маньяка живым Костик не собирался.
Очередной звук раздался совсем близко. Пора, решил Костик, поднимая оружие. Через пару секунд серый, смазанный силуэт обрисовался во внутреннем проеме стены – на противоположном конце зала.
Яркий белый свет разорвал темноту. Пришелец замер. На секунду, не более. Но этой секунды Костику хватило, чтобы понять:
Он!
Вооруженный псих!
Полоса стали, тускло блеснувшая в руке, сомнений не оставляла.
– Эвханах! – громко выкрикнул псих, шагнув к Костику.
Ослепленным он не казался. И прибора ночного видения на нем не было. Что это значит, Костик не стал задумываться. И что означает странный крик, выяснять тоже не стал. Диалоги перед финальной схваткой хороши в голливудских боевиках.
Костик спокойно и молча выстрелил психу в голову.
И промахнулся.
Вернее, не промахнулся – попал именно туда, куда целился. Просто психа там не оказалось.
Приглушенные выстрелы наполнили ночную тишину. Только впавшие в панику зеленые салаги давят на спуск, выпуская обойму одной очередью, – Костик стрелял одиночными. И в панику не впал, хотя встревожился и неприятно удивился.
Психу давно полагалось лежать на земле, словив головой пулю. Не лежал. Шел к Костику – не прямо, рваным зигзагом, постоянно и мгновенно меняя направление и скорость. Казалось, его голова, тело, конечности живут своей отдельной жизнью, двигаются совершенно независимо друг от друга – и на каждом шаге возникают вовсе не в той точке пространства, в которую собирался попасть их владелец…
Луч фонаря – и пули! – не поспевали за психом.
Костик пытался своим шестым чувством предугадать ритм движений, выстрелить туда, где окажется враг. Нажимая на спуск, каждый раз был уверен – попадет. И каждый раз промахивался.
Лишь раз в жизни Костик видел такое – в исполнении высокого мрачного человека по прозвищу Танцор. И считал, что больше не увидит.
Двадцать пять пуль – вся обойма – ушли в никуда. Псих преодолел три четверти расстояния.
– Эвханах!!! – снова выкрикнул он и двинулся быстрее. Как почувствовал, что патроны кончились.
Костик зарычал сквозь зубы. Менять обойму некогда. Да и незачем… Ладно… Он погасил фонарь, быстро опустив со лба «ночной глаз».
Зрение у психа оказалось феноменальное. Зрачки меняли свой диаметр с невиданной скоростью. Он не потерял способность видеть раньше – неожиданно ослепленный. Не потерял и сейчас, оказавшись в кромешной тьме.
Клинок, невидимый в темноте, вспорол воздух – смертоносным и точным ударом.
Теперь уже Костик продемонстрировал отличную реакцию, отскочив назад.
И еще раз.
И еще.
Долго так продолжаться не могло…
Костик быстро отступил на три шага, получив слева и сверху прикрытие – нависший выступ стены. Левой рукой выдернул нож из вшитых на бедре ножен. Новый план родился мгновенно. Не отступать. Пойти на сближение. Удар будет справа. Подставить «Штейер» как щит, а ножом по…
Удар действительно наносился справа – иначе мешали старые кирпичи. Но в какой-то момент клинок мгновенно, словно не подчиняясь инерции, изменил траекторию – и обрушился сверху. Костик почувствовал, как его голова взорвалась с грохотом ядерного взрыва – и этот взрыв мгновенно испепелил в яростной вспышке и графские развалины, и весь окружающий мир… Мира не стало. Костика тоже.
На самом деле череп издал, раздаваясь под напором отточенной стали, лишь негромкое «хрсст…»
Во второй половине ночи ветер растянул, разорвал тучи – и ущербный, но достаточно яркий месяц осветил графские развалины.
Бледные пятна лунного света чередовались с тенями. Одни из них, уродливые и густые тени искореженных стен, были неподвижны. Другие – призрачно-прозрачные тени растущих вокруг деревьев – шевелились, двигались, словно по руинам ползали загадочные, почти невидимые существа…
Еще два темных пятна двигались по внутренней, залитой мертвенным лунным светом стене графских покоев. Два силуэта. И – слышались два голоса.
Один – скрипучий, старческий – был тем не менее полон эмоций.
Другой, казалось, принадлежал человеку без возраста, – и звучал равнодушно и безжизненно.
– Забыл, КОМУ служишь? – негодующе попрекал старик. – Забыл, КТО тебя из дурки вытащил? КТО дал тебе слово и силу?
– Служат пусть собаки, – безучастно ответил собеседник. – Я лишь раздаю долги. И собираю. Долг Козыря будет первым.
– Последний раз говорю: отстань от Козыря! Отстань! Ленька – еще здесь. Он – лишняя пешка. Не белая и не черная – серая. Нет ей клетки на доске. Убери ее…
– За что мне убивать его?
Старик, похоже, смутился. Металла в голосе поубавилось, появились просительные нотки:
– Не надо убивать… Не спеши… Пусть уедет. Пусть отвалит от девки. Самое главное – пусть отвалит от девки… Она нужна