А ведь она меня всего на пять лет старше, подумал Славик, и я помню ее на школьных переменах – талия в рюмочку, грудь торчит под формой… двенадцать мне было, только издалека поглядывал… а старшие парни за ней ой как бегали… Теперь, небось, от нее бегают… – закончил он мысль с неожиданным ожесточением…
– Что-то тебя давно не видно, – осторожно начал Славик, когда пива закончилось и Нинка одышливо запыхтела «Беломором». Она молчала, поглядывая на него так же настороженно.
– Как у тебя с деньгами? – взял быка за рога Славик, решив, что разводить антимонии тут нечего.
Настороженность во взгляде Нинки сменилась подозрительностью, даже неприязнью. Но извлеченная им из бумажника десятка с портретом заморского президента мгновенно изменила Нинкино настроение – она изобразила полное внимание и готовность выслушать любые предложения…
– Филю знаешь?
– Ну-у-у, – протянула Нинка, не понимая, чего от нее ждут. – Была у него как-то…
– Он по-прежнему у вас стрижется?
– Ну-у-у, – повторила Нинка, не усматривая пока прямой связи между этим фактом и маячившей перед носом бумажкой.
– Придет в следующий раз – подбери прядь и принеси мне. И десять баксов твои. – Славик аккуратно сложил и убрал купюру. И, не дожидаясь вопросов, добавил уже командным тоном:
– Подберешь так, чтоб не заметил, ясно? Мы тут одну хохму готовим, как раз к первому апреля… Если что узнает – плакали твои денежки. Ну все, мне пора…
Встал со скамейки и пошел, не допив пиво. Нинка ошарашенно смотрела вслед…
К любым ошибкам, в том числе самым фатальным, ведет недостаток информации.
Славик не знал, что дни Нинки в «Фее» уже сочтены – установить взаимосвязь между понижающимся быстрее обычного уровнем одеколонов, лосьонов и прочих спиртосодержащих жидкостей и твердостью походки Нинки было делом несложным, не бином Ньютона. И терпели ее последние дни, пока искали замену. Нинка не сильно расстраивалась – уборщицы везде нужны, но вместе с этой работой исчезала возможность завладеть славной серо-зеленой бумажкой Славика…
Нинка как раз переводила доллары в рубли, а рубли во флаконы «Льдинки», когда сердце у нее радостно екнуло – при виде входящего в зал Фили. Но это был не он, просто у человека оказались волосы такого же соломенно-рыжеватого оттенка…
Упускать шанс не стоило, она дождалась, когда на пол упали первые пряди и бочком пододвинулась поближе, зацепив их шваброй…
– Точно его? – подозрительно спросил Славик, не выпуская из рук купюру.
Нинка истово и размашисто закрестилась (в последние годы она ударилась в религию). Славик вовремя про это вспомнил и, рассчитавшись, стал выспрашивать, где ближайшая действующая церковь – сам он не имел понятия, никогда не нуждался в такой информации.
Нинка торопливо объяснила и посеменила в сторону обменного пункта. А Славик аккуратно убрал в карман пакетик с волосами. Они действительно напоминали Филины, каждый мог ошибиться…
…Очередь в храм стояла вдоль всей Владимирской площади, не хуже чем к Славику в дни макулатурного благоденствия. Не иначе подгадал на какой-то праздник…
Он вздохнул, но отступать не стал – и через два часа, взмокший, стал обладателем пузырька со святой водой. Восковых свечек Славик, поразмыслив, решил не покупать – кто его знает, как среагирует на церковный воск пентаграмма.
…В магазин медтехники, притаившийся за Музеем Арктики, он зашел за другим – не хотелось возиться с крохотными клинками, думал найти маленьких скальпелей, или ланцетиков, или еще чего в этом роде… Не нашел ничего подходящего по размеру, развернулся к выходу, но зацепился взглядом за слово «воск» на соседней витрине.
Воска тут лежало несколько видов, на любой вкус – Славик выбрал базисный, его упаковка оказалась самой увесистой, должно хватить и на свечи, и на фигурку…
Субстанция, приобретенная им, называлась воском по традиции, с тех давних времен, когда стоматологи действительно употребляли настоящий пчелиный воск для своих зубопротезных дел. Теперь, когда количество действующих ульев в стране значительно уступало количеству беззубых ртов, пчелы в производстве этого «воска» не участвовали. Славик не знал таких тонкостей.
И это стало его второй ошибкой…
Крестил фигурку он в ванной.
В книжке ничего об этом не говорилось, но Славик заподозрил, что в присутствии пентаграммы этот обряд может и не сработать. Нареченная рабом божьим Валерием (в просторечии Филей) и окропленная святой водой фигурка с торчащими во все стороны рыжеватыми волосами была надежно заперта в ящик стола, рядом лежали пять черных свечей…
Часы показывали третий час ночи, глаза у Славика, несколько ночей не спавшего, начали слипаться – и он завалился в кровать, все равно пособие рекомендовало начать действо ровно в полночь.
Следующий день был воскресеньем. Светка с отпрысками уехала к своим родителям, Славик остался в квартире один. А может, и не один – в голове у него вели совсем не дружелюбный, яростный спор два разных Славика…
– Нет, ты точно придурок… Готовый клиент для Кащенко… Какой херней ты занимался целую неделю, а? Прочитал изгрызенную мышами книжицу и произвел себя в чародеи, да? Мерлин Черноморович Зарубин, потомственный колдун и белый маг с дипломом лечит импотенцию по фотографии … – Первый Славик был саркастичен и напорист.
Второй Славик отбивался как умел:
– Ну и что? Ну не получится ничего, так в чем убыток? В тридцатке, что этот воск стоил?
– А крыша твоя уехавшая, что, не убыток? Будешь в дурдоме на полу пентаграммки рисовать, замазку из окон выковыривать и фигурку главврача лепить, да только не поможет…
– Значит те, из лесу, шизики? – осторожно поинтересовался второй Славик.
– Ясный день, шизики. И ты таким станешь. Ты уже почти стал – когда фигурку крестил, ведь верил, а? Верил, факт. А если Филька чисто случайно ногу подвернет или кипятком обварится, что тогда? Вот тогда ты и съедешь окончательно…
– В лесу, значит, шизики… – раздумчиво повторил Славик-II. – А ту, что в комнате, тоже шизики сделали? Найди и покажи мне такого шизофреника…
– Мало ли чего шизоиды сделать могут … – Славика-I, похоже, слегка поколебала логика оппонента. И он решил зайти с другой стороны. – Ну хорошо, на секунду представь – штука работает. Так ведь это тогда оружие, куда там твоей помповушке… А даже из дробовика, если не знать, с какой стороны за него браться, яйца себе или другим отстрелить недолго…
– Бог на Филе и потренируемся. Если что – хрен с его яйцами, невелика потеря… А потом, – тон Славика-II стал неожиданно стал вкрадчивым, – не ты ли сам тут как-то раздумывал, как бы избавиться от Светки, сохранив детей, а?
– Ты что, козел? Да разве я в этом смысле?! – Славик-I так возмутился, что не заметил, как сам оказался в обороне.
– Не знаю, не знаю… Но с волосами, ногтями, слюной и кровью тут проблем точно не будет. Разве что со спермой… Но это как посмотреть, что-то она по ночам совсем никакая стала, может, и ходит к кому, пока дети в саду, а ты на работе…
– А ну, хватит!!! – рявкнул на дуэт спорщиков Славик первый и единственный. Наружу полезли мысли скрываемые, от себя самого хранимые в тайне… И Славик пошел в комнату, где лежала пентаграмма; ночь опять предстояла бессонная, надо подремать часика три-четыре…
Без пяти полночь Вячеслав Анатольевич Зарубин приступил к сеансу черной магии.
Пентаграмма, слегка развернутая против обычного своего положения, блестела на ковре (Славик долго возился с компасом, точно ориентируя ее по сторонам света). Блестела гораздо сильнее, чем в тот день, когда попала в дом Славика; он, смотря на нее ежедневно, не заметил этого постепенного изменения.
Черные свечи, пока не зажженные, крепились по углам; ровно в центре возвышалась подставка – медный треножник, принесенный позавчера из вагончика. Охранительный круг Славик не стал рисовать, все равно письмена, коими его следовало украсить, стали жертвою прожорливых мышей… Пора начинать.
Он встал и выключил свет, чиркнул зажигалкой и по очереди, против часовой стрелки, поджег черные свечи. Они горели неровно, пламя вздрагивало, искаженные тени плясали на стенах безмолвный и мрачный танец.
Славик осторожно взял в левую руку куклу-Филю и медленно, нараспев, стал читать заклинание – по шпаргалке, которую держал в правой.
Это место в старой книжке было изложено русскими буквами на незнакомом языке. Гнусные мыши старательно над ним потрудились, но все слова повторялись по многу раз, и Славик самонадеянно считал, что восстановил заклинание достаточно точно.
Он читал, и…
Эхо? – небывалое дело, ему казалось, что в заставленной мебелью комнате слова повторяет эхо – звонкое, с металлическим оттенком, эхо… С последним словом заклинания Славик опустил фигурку на треножник – она лежала, распластав крестообразно руки и выставив вверх детородный орган.
Именно в него долженствовало нанести первый удар.
Славик взял с блюдца маленькую и изящно сделанную шпагу-зубочистку с палец длиной (на блюдце остались лежать еще шесть).
– Филя, сука, – понес он полную отсебятину, обращаясь к восковой фигурке. – Я не верю, что сюда сейчас придет Велиал и сделает с тобой то, что ты заслужил… Но если есть хоть что-то, кроме твоего поганого пуза, хоть какие биополя или ауры – ты почувствуешь, ты не можешь не почувствовать все, что я хочу с тобой сделать… И сделаю!!! Сдохни! Сдохни!!! Сдохни-и-и!!!!!
Стекла задребезжали от крика; он нагнулся внутрь пентаграммы (на мгновение рука со шпагой ощутила легчайшее сопротивление, совсем как тогда, с магнитом) – он прицелился и ударил. Ударил, метясь прямо в основание Филиного пениса.
За долю секунды до удара пентагонон зазвенел – тем же протяжным, переворачивающим все внутри звуком (зацепил ногой? – мелькнуло на краю сознания) – а рука продолжила движение к цели… Секунды и терции непонятным образом удлинялись, и в каждую из них мозг Славика успевал зафиксировать странные изменения вокруг – вот свечи вспыхнули ярко, очень ярко – шпага преодолела лишь полпути к треножнику и фигурке – и тут же погасли, все до одной, словно задутые внезапным порывом ветра – клинок летел вслепую, но на сетчатке глаз еще отпечаталась светло-розовая фигура, и он заканчивал удар по памяти, в то самое место, где только что ее видел…