Про ее брата, графа Джузеппе Костантино Лудольфа, написано следующее:
«Дом графа Лаваля считают очагом австрийского шпионажа, а дом графа Лудольфа — очагом шпионажа английского».
И вот в связи с чем Третье отделение сделало такие выводы: в октябре 1829 года, после заключения мира между Россией и Турцией, Артур Конноли в качестве путешественника прибыл из Лондона в Санкт-Петербург. Там к нему присоединился его соотечественник — капитан английского флота Уиллок, по совместительству тайный английский агент в России.
«Англия ведет здесь систематический шпионаж, и ее происки направлены не только на то, чтобы своевременно добывать нужные сведения о политических планах нашего кабинета, но и чтобы воздействовать на него путем внушения ложных конфиденциальных сведений. Верность некоторых низших чиновников и агентов находится под сомнением. Дом графа Лудольфа считают очагом шпионажа английского».
В 1830 году Джузеппе Костантино остается на два года один в России, а его жена возвращается в Италию. В это время к нему приезжает погостить его сестра Каролина Штакельберг со своими дочерьми Софией и Каролиной.
Незадолго до своего окончательного отъезда из Санкт-Петербурга (лето 1832 года) посол граф де Лудольф становится невольным свидетелем одного важного события, которое описывает в своих воспоминаниях:
«В то время в Европе и в России бушевала эпидемия совсем мало изученной страшной болезни — холеры. Многие русские почему-то были убеждены, что причина этой заразы — какой-то страшный яд, которым больных пичкают в больницах. И вот в одну прекрасную ночь тысячи людей, ожесточенных и озлобленных, собрались вокруг столичной больницы, намереваясь сжечь ее со всеми людьми, находящимися внутри. Об этом было срочно доложено императору Николаю. Не медля император встал со своей кровати и сев в карету направился к месту, где собралась толпа. Сразу же послышались удивленные возгласы: „Царь! Царь!“
Тогда, стоя в своей карете, император с грозным видом прокричал толпе: „А ну, все, снимите шляпы и опуститесь на колени, просите прощения у Господа о наших грехах, греховных мыслях и поступках!“ Толпа безропотно подчинилась приказу своего императора. Да, именно так это и было. Это событие еще раз подтвердило мужество русского императора и его высочайший авторитет среди своих подданных».
Небольшая легенда о последнем дне жизни Николая I:
Дыхание императора становилось все более стесненным и тяжелым. «Долго ли будет продолжаться эта отвратительная музыка? — спросил он. — Если это начало конца — это очень тяжело. Я не думал, что так трудно умирать». В 8 часов утра царский духовник Божанов пришел к нему читать отходную. Император, слушая его, крепился и, когда Божанов осенил его крестом, сказал: «Мне кажется, я никогда не делал зла сознательно». В 10 часов утра он утратил способность говорить. Буквально за минуту до смерти речь вернулась к нему и Николай I смог сказать по-русски наследнику: «Держи все, держи все». И сопроводил эти слова энергичным жестом, показывая, что держать нужно крепко.
О возвращении своего отца из России в Неаполь вспоминает Элеонора Лудольф-Пьянелль: «К моменту отъезда моего отца из России появились первые пароходы. На одном из них отец приплыл из Кронштадта в Stettin, а затем пересек всю Германию в карете, полной книг. Для того чтобы он мог читать ночью, в карете был специально прикреплен фонарь. Длительное путешествие на Родину было прервано карантином, и мой отец был вынужден остановиться в Кобурге (Coubourg). Сам герцог Эрнесто I пригласил отца погостить у него в замке. Сорок дней пролетели быстро, оставив приятные воспоминания об этом вынужденном пребывании в Германии. Днем отец с герцогом и его друзьями ездили на охоту, а вечерами наслаждались оперой и великолепными симфоническими концертами.
Уже в Модене отец был задержан местными властями, которые, несмотря на глубокую ночь, уставшего и полусонного родителя подробно расспросили о том, какие он принял меры против холеры и вообще какие меры принимаются в России против этой опасной болезни. Спустя более чем два месяца отец наконец приезжает в Неаполь».
К 1832 году дипломатическая карьера графа де Лудольфа достигает своего апогея — его назначают послом при Святом Престоле, и на этой должности он формально остается вплоть до исчезновения Неаполитанского королевства как государства, то есть до 1860 года.
В течение своего пребывания на последнем государственном посту граф с успехом разрешает немаловажный вопрос об определении границ между Королевством Двух Сицилий и суверенным государством Ватикан. При Папе Григории XVI участвует в восстановлении королевства Ордена Мальты, за что получает награды: Орден Мальты и большой крест Святого Григория.
В книге Гарольда Актона «Последние Бурбоны Неаполя» («Gli Ultimi Borboni di Napoli», Harold Acton) рассказывается о том, как граф Лудольф был непосредственно вовлечен в скандал, разразившийся между Королевством Двух Сицилий и Англией вокруг добычи и сбыта серы на Сицилии. Дело происходило в 1838 году при Фердинанде II.
Король Бурбонский едет на Сицилию с официальным визитом, посещает города и села, обещает построить новые дороги и выделить немалые денежные средства на развитие острова, но основной проблемой, которую ему было необходимо решить, было недовольство местных рабочих обстановкой, сложившейся на серных копях.
Проблема заключалась в том, что серные копи принадлежали преимущественно англичанам, которые, увеличив объемы добычи, резко снизили цену на серу на мировом рынке, а рабочим платили копейки.
Фердинанду надоели бесконечные жалобы населения из-за низкой оплаты труда. Он решает пересмотреть контракт с англичанами и по возможности заключить новый контракт, уже с французами.
Король решает предоставить эксклюзивное право на торговлю серой французской фирме из Марселя Taix-Aycard.
Согласно условиям договора французы должны были отчислять в королевскую казну 400 000 дукатов в год, не добывать больше чем 600 000 квинталий серы в год и 20 000 квинталий отдавать Королевству Двух Сицилий. Неаполитанский министр иностранных дел Кассаро (Cassaro) умолял Фердинанда не подписывать договор с французами, ведь англичане справедливо сочтут его ущербным для их коммерческих интересов и обозлятся на Неаполь, а Королевству Двух Сицилий не стоит портить отношения с потенциальным военным союзником, таким как Англия.
Фердинанд II успокоил своего министра уверениями, что еще не принял окончательного решения, подписывать новый контракт по сере или нет, но сам втихую подписал его в июле 1838 года. Реакция Англии не заставила себя долго ждать. Английский дипломат Кеннеди выдвинул протест, заявив, что новый договор не учитывает интересов английских собственников и идет в разрез с предыдущим договором, заключенным между Неаполем и Англией в 1816 году.
Во время официального ужина в Лондоне, на котором также присутствовал граф Джузеппе Костантино де Лудольф, Лорд Палмерстон высказал в резких выражениях все, что он думает по поводу договора Неаполя с французами, и через графа Лудольфа передал ноту протеста. Ответ на эту ноту было поручено подготовить дипломату Лудольфу и передать его англичанам, но граф по каким-то неизвестным причинам не смог выполнить поручение.
Вернемся в Рим. Римской резиденцией посла де Лудольфа стало палаццо Фарнезе, расположенное на одноименной площади Фарнезе. Любой, когда-либо посетивший Вечный город, никогда не сможет забыть эту великолепную, не очень большую по римским меркам площадь, с двумя фонтанами-близнецами и гранитными ваннами, привезенными из Терм Каракаллы.
Элеонора де Лудольф в своих дневниках утверждает, что время, проведенное с родителями во дворце Фарнезе и вообще в Риме, было самом счастливым временем ее юности. Дворец Фарнезе знаменит своими дантовскими чтениями, его великолепные салоны посещали представители самых известных европейских аристократических семей и даже члены королевских династий.
В 1835 году судьба свела графа Костантино де Лудольфа с известным французским писателем Дюма-отцом. Из досье ватиканского архива на писателя Дюма узнаем, что летом 1835 года Ватикан отдает приказ задержать месье Дюма, известного французского писателя, автора «Трех мушкетеров» и «Графа Монтекристо».
Прибыв в Рим под видом обычного туриста, совершающего культурно-ознакомительную поездку по Италии, Дюма на самом деле приехал с конкретной политической целью: как человеку, состоящему в тесном контакте с Джузеппе Маццини, ему поручили спровоцировать недовольные слои общества на забастовки против Папы и династии Бурбонов. Власти Ватикана через австрийское посольство в Риме были предупреждены об этом заранее, но поймать Дюма — тогда еще совсем молодого 27-летнего юношу — не смогли, и ему удалось сбежать на юг Италии.
Как следует из архивных данных, Дюма доставил немало хлопот службе безопасности Королевства Двух Сицилий. В конце июня того же года писатель приехал в Геную и, ловко избежав столкновения с полицией, сразу направился в Ливорно, а оттуда — во Флоренцию, где за ним неотступно и пристально наблюдала полиция Тосканского герцогства.
«26 и 27 июня Дюма — опять в Вечном городе. Ему необходимо опять ехать на юг, но у него нет визы. Он обращается за визой к графу де Лудольфу, послу Неаполитанского королевства. Посол де Лудольф отказывает Александру в визе, ссылаясь на то что Дюма — убежденный республиканец и ему нечего делать в Королевстве Двух Сицилий. Но Дюма предприимчив и не отступает. Он отправляется во французскую школу, которой тогда руководил господин Энгр, заимствует у одного из воспитанников, художника Жозева Бенуа Гишара, документ и, поскольку документ не содержал описания внешности, исправляет дату рождения на собственную. С этим поддельным паспортом Дюма все же достигает Сицилии.
В ноябре 1835 года ватиканской полиции все же удается арестовать писателя и проводить до ближайшей границы, но таким образом, чтобы он не смог добраться до Болоньи, Анконы и Феррары».