В 1843 году выходит объемная статья известного неаполитанского журналиста Чезаре Мальпика (1804–1848) под заголовком «20 дней, проведенных в Риме». В статье освещено несколько тем, в одной из которых «Дворянство и Вежливость» журналист описывает свое знакомство в палаццо Фарнезе с графом Костантино де Лудольфом.
Мальпика характеризует графа де Лудольфа как человека приветливого, образованного, с гибким острым умом, абсолютно лишенного заносчивости и снобизма, часто присущих людям его ранга, уважающего себя и других и вызывающего у людей симпатию.
По приезде в палаццо Фарнезе, как и полагается, журналист предъявляет послу де Лудольфу рекомендательное письмо от имени герцога Вастожирарди. Но граф уверяет гостя, что и без письма герцога он хорошо принял бы его и, если нужно, составил бы журналисту протекцию. На этой встрече также присутствовал сын графа — Гульельмо, который сразу же вспомнил, что уже встречался с журналистом в Неаполе, и передал приглашение его матушки, графини Теклы де Лудольф, прийти ближе к вечеру в ее покои на чаепитие.
Далее Чезаре Мальпика вспоминает о том приятном вечере, проведенном в кругу замечательной семьи графа Джузеппе Костантино де Лудольфа, о графине Текле де Лудольф, даме утонченных манер, и их очаровательной дочери Элеоноре. Журналист с большим интересом выслушал рассказ графа о странах, в которых послу довелось жить и работать, об известных людях, включая коронованных особ, с которыми графу посчастливилось быть знакомым лично. Затрагивая в разговоре темы литературы, музыки и искусства, де Лудольф проявил себя истинным знатоком в этих сферах.
Неаполитанский журналист в своей статье выступает в защиту личности графа Джузеппе Костантино, посвящая несколько гневных строк в адрес писателя Дюма, который, как вы знаете, после отказа ему в визе послом де Лудольфом, не преминул очернить графа, где только мог, отзываясь о нем крайне неуважительно.
Журналист обвиняет французского писателя в наглых ложных обвинениях в адрес графа де Лудольфа, при этом дает писателю ироничный совет: «Можете и дальше путешествовать, но услышьте нашу мольбу! Советую вам позаботиться о том, чтобы воспоминания о ваших путешествиях были все же достойны того, чтобы их читали, а то выдуманные вами истории, ничего общего не имеющие с действительностью, даже глупым бабенкам не расскажешь…»
Тридцать лет спустя шестидесятилетний Дюма, к тому времени известнейший французский писатель, автор 400 романов, внезапно прерывает свою литературную деятельность и становится партизаном и гарибальдийцем. Он восхищался Гарибальди, почти боготворил его.
«Дюма увидел в нем настоящего героя, — замечала Федерика Люроль, — а тот восхищался талантом писателя и его участием в борьбе на стороне Тысячи».
Дюма приплыл на Сицилию 30 мая 1860 года. Как он попал на остров?
По одной версии, он переоделся женщиной и так и предстал перед Гарибальди и его единомышленниками в женском платье. Приплыв на Сицилию на своей яхте «Эмма», писатель привез с собой снаряжение, оружие, провизию и, конечно же, французское шампанское, чтобы на широкую ногу отметить победу своего кумира. Дюма даже нанял портных, которые сшили красные рубашки, и революционеры раздавали их населению освобожденных районов.
За содействие революции Гарибальди назначает Дюма кем-то вроде министра культуры, и писатель два года живет в Неаполе. Но со временем француз всем надоест, и от него решат отделаться.
Перед отъездом Дюма отдает по глупости свое судно «Эмма» и оставшиеся деньги какому-то мошеннику, которому все это якобы необходимо для освобождения Балкан от турецкого ига.
Среди тех, кто высадился тогда в порту Палермо, было много иностранных граждан, например американцев и англичан; в их числе был корреспондент «Таймс» Фердинанд Эбера.
Позже, в 1861 году, Дюма напишет и опубликует со слов самого Гарибальди его воспоминания, но, к сожалению, эта книга не имела должного успеха.
Когда-то в далеком 1833 году, будучи простым моряком на итальянском судне la Nostra Signora delle Grazie, Гарибальди приплыл в порт русского города Таганрога, где в те времена проживало немало итальянцев, когда-то приехавших покорять южные российские территории. В припортовой таверне Джузеппе Гарибальди впервые услышит в разговорах местных соотечественников о некой тайной организации за свободу Италии под названием «Молодая Италия», возглавляемой Джузеппе Маццини. Будущий национальный герой, одержимый идеей освобождения своей родины, поедет в Марсель, где тогда жил Маццини, чтобы лично познакомиться с ним. Важно отметить, что идея освобождения Италии и сама фигура Гарибальди очень импонировали прогрессивным слоям российского общества.
Так, в журнале «Современник», основанном Пушкиным, высказывались большие симпатии в связи с освобождением Италии от испанской монархии. В высадке Тысячи на Сицилии, по некоторым данным, участвовало пятьдесят русских граждан. Один из них, Лев Мечников (1838–1888), старший брат русского ученого Ильи Мечникова, провел с Гарибальди несколько месяцев и участвовал в защите Неаполя в войсках под командованием генерала Мильбица.
Известный русский врач и хирург Николай Пирогов лично осматривал ранение Гарибальди в Специи. Безусловно, идеи Гарибальди оказали большое влияние на русских революционеров того периода. Некоторые из них решились сами приехать в Италию в те горячие времена: например, такие как Серно-Соловьевич и Обручев; другие писали статьи и художественные произведения об итальянском герое, особенно можно выделить Сергея Степняка-Кравчинского — автора, пожалуй, самой лучшей литературной саги о Гарибальди «Тайная Россия» (La Russia clandestina), написанной на итальянском языке.
Уже после объединения Италии в единое государство в 1863 году некоторые гарибальдийцы были арестованы и сосланы в Сибирь. В их числе оказались Микеле Пизани — правая рука Гарибальди, Луиджи Кароли, Эмилио Андреоли и другие. Но в 1867 году они были помилованы русским императором и отправлены назад на родину, в Италию.
В 1864 году Герцен встретился в Лондоне с Джузеппе Гарибальди и Маццини. Итальянский герой уже тогда предрек, что неизбежная победа Новой России над царской Россией окажет величайшее влияние на судьбы всего мирового сообщества.
Вернемся к биографии графа Костантино де Лудольфа. В те исторически сложные для всех слоев общества времена, особенно — для итальянских аристократов, было совсем непросто до конца осмыслить и принять надвигающиеся изменения в стране, изменить свои утвердившиеся веками принципы его социального устройства. Граф де Лудольф, все предки которого прослужили верой и правдой Неаполитанскому королевству, естественно, не поддерживал либерализацию, то есть он мог бы еще смириться с английской моделью, но конституционный либерализм по-французски был для него неприемлем. Тем не менее, будучи опытным дипломатом, граф решил не обострять ситуацию и с балкона палаццо Фарнезе вышел аплодировать народу, праздновавшему победу революции.
Немногим ранее, в 1843 году, де Лудольф, прибывший по приказу короля Неаполитанского в Турин, где на дверях домов красовались злобные надписи на французском языке «Смерть аристократам!», писал в своем письме князю Кавур, что здесь, в Пьемонте, вся борьба происходит между буржуа и аристократами. Буржуазия никак не может простить аристократам, что те на протяжении столетий являлись властьимущими и пользовались многочисленными привилегиями, кичились своим дворянским происхождением и отделяли себя от всех остальных представителей социальных слоев (как известно, браки между дворянами и представителями других сословий случались крайне редко).
«Но что поделаешь, — уточняет граф де Лудольф в своем послании, — ведь аристократы даже своим поведением и манерой разговора отличаются от всех остальных».
В 1848 году Джузеппе Костантино де Лудольф был срочно отозван из Рима в Неаполь новым министром иностранных дел Неаполя Драгонетти для возложения на него некоторых особо важных миссий в Париже Лондоне и Испании.
Из книги Гарольда Актона «Последние Бурбоны Неаполя»: «В период 1849 года англичане и французы преследовали цель добиться независимости острова Сицилия от всего остального Королевства. Карло Альберто Савойский даже в открытую предложил Фердинанду II отдать ему свою корону.
На месте династии Бурбонов Англия жаждала видеть на престоле герцога Генуэзкого, в то время как французы склонялись к кандидатуре Великого герцога Тосканского. Но несмотря на все симпатии Англии к Сицилии, лорд Палмерстон не смог добиться, чтобы его правительство признало независимость Сицилии, и политический интерес к этому аргументу постепенно исчез. Лорд Напиер (Napier) утверждал, что граф Лудольф был срочно отправлен в Париж и в Лондон с особой миссией. По мнению лорда, неаполитанский граф будет сеять в Париже зависть по отношению к Англии, говоря, что та намерена возыметь неограниченное влияние на Сицилию. В то же время граф наверняка подчеркнет, что Сицилия находится в ужасных экономических условиях, это очень отсталый регион и — самое главное — что население острова настроено против революции и якобы желает возврата Бурбонского короля».
«В Лондоне граф Лудольф еще больше преувеличит то плачевное состояние, в котором находится сегодня Сицилия, и мне почему-то кажется, что ему была дана четкая инструкция: постараться привлечь лорда Напьера к сотрудничеству с королевством».
Об этом периоде рассказывает в своих воспоминаниях дочь графа Элеонора Лудольф-Пьянелль: «Мой отец был срочно отправлен королем Неаполитанским с секретными миссиями во Францию и Англию. Он садится на корабль в порту Чивитавеккия и плывет до Марселя, потом едет в Париж, где встречается с генералом Кавеняком (Cavaignac), после этого — опять на корабль и уже направляется в Англию.
Как я поняла по рассказам моего отца, его миссия в Лондоне не удалась. Зато он повстречал своего старинного друга сэра Роберта Пила (Robert Peel), любезно пригласившего моего отца погостить в его загородной усадьбе. Мой отец вспомнил молодость, проведенную в этой замечательной стране тридцать два года тому назад.