(Мне думается, русские советские офицеры это сделали потому, что хорошо были знакомы с отечественной историей и уважали австрийского императора, помогавшего русским войскам сражаться против Наполеона. — АВТ.).
В нашем замке, по рассказам деда, был внушительных размеров винный погреб, который не мог не привлечь особого внимания советских солдат и офицеров. Они были не прочь его опустошить, но очень боялись, что вино могло быть отравлено. Тогда они приказали нашему дворецкому первым выпить из откупоренной бутылки. А тот был хитрее самого черта и придумал, как спасти нашу винную коллекцию: каждый раз, пригубив вино, он приговаривал, что какое-то оно странное на вкус, слишком горькое. Русские ему поверили и вино пить отказались.
— А как сложилась судьба твоих аристократических родственников во время Второй мировой войны? — спросила я.
— В целом неплохо, за исключением нескольких двоюродных братьев моего деда, которые принимали непосредственное участие в организации покушения на Гитлера 20 июля 1944 года. Все они были отправлены в концлагеря, но выжили там и после окончания войны были освобождены. Моему деду и его сестрам удалось избежать этой участи, потому что они вовремя смогли убежать в Венгрию по поддельным документам».
Отец княгини Бенедикты — баварский князь Никко (Nikko Prince von Bayern, 1926–2011) — сын великого князя баварского Франца Марии Леопольда Баварского (Franz Maria Luitpold von Bayern, 1875–1957), третьего сына баварского короля Людвига III.
Франц Баварский избрал военную карьеру, дослужился до генерал-майора баварской армии, активно сражался во время Первой мировой войны, «но в основном против итальянских и английских войск», — с улыбкой подчеркнула Бенедикта, зная, что я русская.
В конце нашей беседы в комнату вошла самая младшая из детей Бенедикты и Рудольфа — четырнадцатилетняя Лудовика, и, поскольку в тот момент проходил чемпионат Европы по футболу, я осведомилась у юной фройлян за кого она будет болеть: за Германию или за Италию, в которой она, кстати сказать, родилась и выросла.
— Конечно же, за Германию! — не раздумывая, заявила девушка. — Я хотя и выросла в Италии, но чувствую себя стопроцентной немкой.
Настоящая арийка, ничего не скажешь!
Вернемся назад. В том же 1859 году, 22 мая, спустя всего несколько месяцев после свадьбы Марии Софии и Франческо II, умирает неаполитанский король Фердинанд II.
Граф Джузеппе Костантино де Лудольф — один из немногих, кто присутствует у его смертного ложа и видит короля в последние минуты его жизни.
Из воспоминаний дочери Элеоноры Лудольф-Пьянелль:
«Видимо, король сильно простудился в дороге, сопровождая невесту своего сына, и ему становилось все хуже и хуже. На обратном пути он остановился в Казерте, где находился и мой отец, который тоже себя не очень хорошо чувствовал. Два дня спустя отца будят посреди ночи и просят срочно прийти в покои короля. Войдя в спальню Фердинанда, отец увидел, что тот уже начал исповедоваться перед смертью. Собрав последние силы, Фердинанд II успел произнести слова благодарности своим верным подданным и, в частности, нашему отцу графу Лудольфу, чем сильно его растрогал. Отец лишился чувств прямо там, в покоях короля».
1859 год стал, пожалуй, самым решающим и кризисным годом для Неаполитанского королевства. Неаполь находится в изоляции. Англия и Франция угрожают направить свои военные корабли в Неаполитанский залив, если Бурбоны не пойдут на либерализацию политической системы.
Графу де Лудольфу удается уговорить молодого неаполитанского короля Франческо II уступить французам и англичанам, дабы они не направили на Неаполь свои пушки. С приходом к власти Франческо II уже пожилому дипломату графу де Лудольфу была поручена последняя в его жизни важная дипломатическая миссия: необходимо было отправиться как можно быстрее в Санкт-Петербург и заручиться поддержкой России в столь трудной для Неаполя ситуации.
Из письма дочери Джузеппе Костантино Элеоноры Лудольф-Пьянелль юной Текле Лудольф: «Мой отец охотно согласился на эту поездку и, приплыв на корабле в Марсель, продолжил свой путь в Россию через Париж. Помню, он рассказывал нам, что был очень радушно принят при дворе лично императором Александром II, а также получил официальное приглашение как почетный гость на торжественное открытие памятника Николаю I. Саму церемонию открытия, которую сопровождал небольшой военный парад, граф мог наблюдать, находясь на специальном балконе для представителей дипломатического корпуса. После окончания парада к отцу подошел адъютант его величества и поинтересовался, понравилось ли графу, как прошли кавалергарды.
На следующий день отцу сообщили, что его хочет видеть один старый солдат. Неожиданно им оказался сам император, которому очень хотелось лично познакомиться с человеком, участвовавшим в Фридландском сражении 1807 года.
Также моего отца на пару дней пригласили в Петергоф. Во время своего пребывания там отец гордо носил свою позолоченную саблю, на которую не мог не обратить внимания сам император Александр II, заметив при этом моему отцу, что его сабля — редкий экземпляр и что таких сабель в России больше не делают. За заслуги перед Россией граф Лудольф был удостоен ордена Святого Александра Невского. Отец был очень тронут таким к нему вниманием.
Во время последнего в его жизни пребывания в России, отец смог встретиться и пообщаться со своими давними друзьями, среди которых, конечно, был и граф Нессельроде».
Но цели своей граф так и не достиг в этой поездке.
Из работы Т. В. Зоновой, профессора МГИМО «Россия — Италия: история дипломатических отношений».
«…отношения Неаполитанского королевства с Россией были достаточно ровными и дружескими на всем протяжении их существования вплоть до начала объединения Италии. Их не омрачил даже эпизод с разрывом в 1808 году дипломатических отношений между находившимися на Сицилии неаполитанским двором и Россией, когда после заключения Тильзитского мира с Наполеоном Россия порвала с Англией. Это поставило под угрозу русские корабли, находившиеся в сицилийских портах. Впоследствии выяснилось, что неаполитанская королева Мария-Каролина согласилась на разрыв с Россией по взаимной договоренности с Александром I. Это был хитрый дипломатический маневр, позволивший спасти русские суда, находившиеся в портах королевства, от того, чтобы они не попали к англичанам. С началом Рисорджименто Неаполь понял, что в деле сохранения независимости Неаполитанского королевства он вряд ли сможет рассчитывать на Россию. В критический 1859 год Неаполь, воспользовавшись восшествием на престол монарха Франческо II, послал в Петербург чрезвычайного посланника Костантино Лудольфа — известного дипломата, пользовавшегося доверием русского двора. Целью его миссии было выяснить, мог ли бы Неаполь рассчитывать на гарантии со стороны России относительно территориальной целостности королевства и сохранения династии. Но по своем прибытии в Петербург Лудольф констатировал, что политика русского министерства коренным образом изменилась. Несмотря на неоднократные упоминания о дружеских чувствах и о том, что в период Крымской войны, когда Пьемонт выступал против России, Неаполь посылал провиант для русских войск в Крыму, Лудольфу не удалось добиться от царя конкретных гарантий. Фактически его миссия потерпела провал».
4 сентября 1860 года вместе со своей дочерью Элеонорой, ставшей женой генерала Пьянелля, назначенного военным министром, граф де Лудольф покидает свой обожаемый Неаполь и переезжает во Флоренцию, а потом и в Верону.
Как невероятно похожа историческая ситуация, сложившаяся в Королевстве Двух Сицилий с постреволюционной ситуацией в царской России! Подданным Неаполитанского королевства пришлось покинуть свои дома, спешно собрать все самое необходимое и с болью в сердце уехать из Неаполя, отдавая себе отчет в очень туманных перспективах своего будущего и будущего своих детей. Предстояло фактически начать все заново. У них отнимали их королевство, и по этому поводу у них не было никаких иллюзий. А вот большинство русских аристократов все же питали надежды, что смутное время пройдет, все уляжется, и они смогут вернуться в свою любимую Россию.
Вспоминает Элеонора Лудольф-Пьянелль:
«Известие о поражении в Калабрии королевского войска и усилившиеся слухи о том, что в Неаполь вот-вот войдет Гарибальди, а также решимость короля покинуть свое королевство, сильно взбудоражили общество, приведя к жуткой панике и бесконтрольности. Толпа неаполитанцев, жаждущих покинуть королевство как можно быстрее, осаждала французские и английские корабли. Мой отец до последнего не желал покидать наш дом, но под натиском нашей мамы согласился восемь дней переждать на французском фрегате „Святой Луи“ под командованием капитана Виллеимана, в то время как мой брат Гульельмо был отправлен в Сорренто. Мой муж, генерал и военный министр Сальваторе Пьянелль, подает в отставку за два дня до отъезда двора из Неаполя и тоже принимает решение покинуть королевство. 4 сентября мы с мужем пришли попрощаться с моими родителями на французский корабль, стараясь не думать ни о чем плохом.
Мои родители были бесконечно благодарны капитану Виллеиману за оказанное им гостеприимство. После того как все уладилось, они смогли вернуться на свою виллу. Но, к сожалению, медлить с отъездом больше не представлялось возможным, и мама грустно обходила наш дом, как бы прощаясь с дорогим жилищем и его содержимым. Оставалось решить вопрос с пожизненным денежным довольствием отца, справедливо положенным человеку, прослужившему Неаполитанскому королевству не один десяток лет. Уладить эту проблему помог один адвокат, которому отец оказал важную услугу в прошлом. Адвокат выхлопотал у правительства объединенной Италии неплохое пожизненное содержание для отца. Надо сказать, что это считалось большой удачей, поскольку другие важные особы не получили ничего, им только и оставалось, что перед от отъездом быстренько продать что-то из дорогих вещей, дабы вырученных денег хватило хотя бы на первое время им и их семьям.