Тайный устный договор между Россией и Австрией, заключенный в первые дни уже начавшейся Франко-русской войны, безусловно, является крупным успехом русской дипломатии, тем самым заложив первый камень в фундамент будущего послевоенного устройства Европы, установленного позже на Венском конгрессе 1814–1815 годов.
Интересны факты биографии графа Штакельберга, изложенные в записках Ланжерона и относящиеся к тому периоду времени.
«В Бухаресте всегда жил французский консул… Граф Штакельберг имел смелость перехватить его депеши, адресованные министру Наполеона, и, прочитав их, показал мне. Содержание их было вполне ясно, и нельзя было более сомневаться в намерениях Наполеона относительно нас. В одной из своих депеш консул излагал все подробности о нашей армии и прибавлял: „Все это я знаю через одного боярина Нетладжи-Моска, которого русские никак не подозревают (в этом он ошибался, ибо мы давно смотрели на него как на изменника) и который держит себя, как человек, сильно привязанный к гр. Каменскому“. Я тот час хотел призвать к себе этого Нетладжи-Моска и строгими мерами заставить его признаться в тайных сношениях с турками и французами, главное же, мне хотелось узнать имя того, который помогал ему и давал советы, как действовать».
«Взгляды гр. Каменского были совершенно противоположны моим. Зимой по желанию сербов и по просьбе Георгия Черного в Белград был послан полковник Балла с Нейшлотским полком. Это был очень необдуманный поступок, к которому присоединилась еще и забывчивость об этом Венского двора, что делало нашу ошибку непростительной. Министром в Вене тогда был граф Густав Штакельберг, человек честный, сведущий в своем деле, очень точный, а главное, хороший работник, но, к сожалению, мелочный, щекотливый и обидчивый. По прибытии Балла в Белград начальник Землина известил об этом Австрийский двор, который за разъяснениями обратился к графу Штакельбергу, но он ни в чем не мог нам помочь, ибо и сам впервые слышал об этом движении. Его положение было неловко, и он высказал графу Каменскому упреки за неизвещение его о движении войск. Но граф Каменский уже был не в состоянии читать…»
После разгрома Наполеона граф Густав содействовал присоединению Австрии к русско-прусскому антифранцузскому союзу. В качестве делегата участвовал в Венском конгрессе 1814 года.
Венский конгресс проходил в атмосфере острой дипломатической борьбы, но сопровождался непрерывными балами, карнавалами, маскарадами и театральными представлениями, надолго затянувшими работу самого конгресса. Австрийский дипломат князь де Линя очень остроумно высказался по поводу этого международного форума: «Конгресс танцует, но не движется вперед».
В самом деле, Венский конгресс начался в ноябре 1814 года, а закончился лишь 10 февраля 1815-го. На нем присутствовало 450 депутатов из 126 европейских стран. Самый острый вопрос, конечно же, был польско-саксонский. Россия хотела взять себе большую часть Варшавского герцогства. Другим странам намерение России было крайне невыгодным, они боялись расширения России на запад Европы. Помогли расколоть союзников России опять-таки французы, в частности, князь Талейран. И Россия получила лишь большую часть Польши. Маловато для победителя, не правда ли?!
На заключительном документе Венского конгресса стоит подпись графа Густава Оттоновича Штакельберга после подписи князя Разумовского.
Штакельберг запечатлен на картине «Венский конгресс 1814–1815» художника Жана-Баптиста Изабея (Jean-Baptist Isabey).
Вокруг стола художник изобразил стоящими двадцать участников Венского конгресса, а двое, сидящие на стульях на переднем плане, — русский дипломат граф Штакельберг и французский князь Талейран.
Миниатюры Густава и Каролины Штакельберг из личной коллекции графа Штакельберга в Санкт-Петербурге можно найти в четвертом томе русских портретов собрания Великого князя Николая Михайловича Романова вместе с прилагающейся краткой характеристикой Густаву Оттоновичу: «Штакельберг был умный, образованный, вполне светский человек, большой дамский угодник, но бесхарактерный, благодаря своему происхождению и воспитанию он не имел в себе ничего русского. Он был большой остряк, но общество часто жаловалось на неуместность его острот».
А. И. Михайловский-Данилевский, сопровождающий Александра Первого в Вену на конгресс, дает следующую характеристику Штакельбергу: «Вид его не важен, он росту малаго, но лицо его показывает человека умнаго, он имеет благородную душу, но характера подозрительного, он хороший отец семейства, и во все время конгресса у него был лучший дом. В обращении с Императором он не имеет робости Нессельроде, но зато редко бывает у Его Величества».
В свою очередь Карл Васильевич Нессельроде (1780–1862) говорит о Штакельберге следующее:
«Он любил дать почувствовать подчиненным тяжесть своей власти. Человек возвышенных чувств, сердца горячего, нрава, преисполненнаго странностей и гордыни». Печатая этот отзыв, П. И. Бартенев замечает: «С этим Штакельбергом, когда он был посланником в Неаполе, ссорился поэт Батюшков. В своей деятельности он был более русским человеком, нежели иные его товарищи, кровные русские люди».
Еще одно напоминание о графе Штакельберге находим во флорентийской газете, датированной 19 марта 1818 года, где сообщалось, что Его Императорское Величество Александр I остановится в Вене во дворце князя Разумовского, а король Пруссии — во дворце князя Шварценберга.
Граф Штакельберг предлагает Его Величеству попутешествовать по Италии, а также посетить русского посланника Головина в Штутгарте. Посол Штакельберг возвращается из Италии в Вену, для того чтобы дождаться возвращения Александра I после конгресса в Дюссельдорфе. «По нашим сведениям, — пишет журналист, — Русский Император, возможно, доедет и до Рима».
К слову, о Вене… Приведу отрывок из исторического очерка В. Теплова «Граф Иоанн Каподистрия президент Греции» о Густаве Оттоновиче.
«Измученный отсутствием деятельности, граф Каподистрия просил о переводе его за границу, и в августе 1811 года он был определен к нашей венской миссии сверх штата секретарем посольства. Наш тамошний посол граф Штакельберг принял его более чем холодно, выразив удивление, к чему приехал он в Вену, где, конечно, посольство далеко не нуждалось в его работе…»
«Но в то же время Штакельберг обладал качеством, драгоценным для начальника: он умел ценить работу своих подчиненных. Каподистрия, принятый им с таким оскорбительным недоверием, заслужил вскоре его благосклонность исполнением поручаемых ему работ по разным политическим вопросам, касающимся Турции и континентальной системы по приложению к восточным христианам».
После Вены Густава Оттоновича направляют в столицу Неаполитанского королевства — Неаполь. Граф Штакельберг проработает там с 1818 по 1820 и с 1822 по 1835 годы. Это будет последнее его дипломатическое назначение перед окончательным выходом на так называемую пенсию, которую он, наслаждаясь жизнью во всех ее проявлениях, проведет вплоть до самой смерти в прекрасном Париже.
Чем было обусловлено назначение графа Штакельберга на столь незначительное место? Вполне возможно, что вернуться на родину, в свой любимый Неаполь, пожелала его жена Каролина Лудольф-Штакельберг, и также возможно, что император не хотел более утруждать пожилого дипломата слишком большим объемом работы и направил его в райский край солнца и моря.
Вспоминает племянница Каролины Лудольф-Штакельберг — Элеонора Лудольф-Пьянелль: «Мои родители, вернувшись из Петербурга в Неаполь, провели несколько замечательных лет вместе с сестрой папы Каролиной Штакельберг и со всей ее многочисленной семьей (позже отца переведут в Рим послом Неаполитанского королевства при Святом Престоле). Удивительно, но русский посланник — граф Густав Штакельберг занимал тот же дворец Искителла (Ischitella), в котором состоялась в 1816 году свадьба моих родителей. Граф Штакельберг устраивал в своем дворце не менее роскошные приемы, чем те, которые он устраивал, будучи посланником в Вене. Местные аристократы и весь дипломатический корпус всегда с нетерпением ждали его приглашений, может, еще и потому, что жизнь в Неаполе не была слишком разноообразной и насыщенной светскими событиями. Хотя салон Дарьи, жены австрийского министра Фикельмона, тоже очень почитался и славился среди местной знати».
Австрийский посланник Карл-Людвиг Фикельмон (1777–1857) был женат на Дарье Федоровне Тизенгаузен (1804–1863), дальней родственнице Густава Оттоновича (ее бабушка Катарина Фридерика Штакельберг была дочерью двоюродного дяди отца Густава). Молодой и красивой жене австрийского посланника удалось не без помощи своей матери — дочери выдающегося русского полководца Елизаветы Михайловны Кутузовой (1783–1839) — создать в столице Неаполитанского королевства светский салон, посетителями которого кроме дипломатов стали такие известные личности как: Джон Фейн, генерал и музыкант, литератор Карло Меле, епископ Капечелатро (помните, тот, который так нежно относился к Текле Вайссенхоф-Лудольф?), князь Камальдоли и многие другие.
Жаркое неаполитанское лето прекрасная графиня Долли Фикельмон с мужемдипломатом предпочитали проводить на морском побережье в Сорренто и Кастельмаре, где соседствовали с семейством известного неаполитанского дипломата графа Джузеппе Костантино Лудольфа, имевшего летнюю резиденцию в тех краях.
В книге Ивана Бочарова и Юлии Глушаковой «Кипренский» помещены любопытные подробности пребывания графа Густава Оттоновича в Неаполе и его взаимоотношений с русскими художниками, посещавшими и жившими в ту пору в столице Неаполитанского королевства.
Сильвестр Щедрин находился в Неаполе в 1820–1821 гг., а потом переехал в Рим. Он в ярких красках рассказывал Оресту Кипренскому о красоте Неаполя и назидательно советовал непременно посетить его. Недаром говорится «Посмотри Неаполь и умри!», ибо кто не видел этой земли, почитай, не знает Италии!
Сильвестр Щедрин уверял Кипренского, что русский посол граф Густав Оттонович хоть и чопорен, как всякий истинный лифляндец, но к художникам проявляет расположение — приглашает к себе на обеды вместе со знатными путешественниками и путешественницами. Вообще же Щедрину не очень нравятся официальные приемы у посла, но иногда графу удается его вытащить на свои рауты.