.
Еще одним институтом социабельности будущих «равных» в рассматриваемый период были кафе, которые стали особенно востребованы после разгона общества Пантеона{350}. Излюбленными местами встреч сторонников равенства были кафе Китайских бань на Старом бульваре, кафе бывшего члена революционного трибунала Кретьена на углу улицы Итальянской комедии{351} и кафе Ковен на улице дю Бак (угол с Университетской улицей){352}. Немецкий историк начала XX в. Г. Кунов добавляет к этому списку также кафе Жине на улице Сент- Оноре, кафе Отто в саду Тюильри и кафе Мадлен возле одноименной церкви{353}.
Радикально настроенная публика собиралась там и раньше: так, судя по донесениям агентов Директории, годом ранее, 21 марта 1795 г., два первых из перечисленных заведений подверглись нападению агрессивной группы, члены которой искали там якобинцев, чтобы их перебить{354}. 17 ноября 1795 г. (26 брюмера IV года) в неподписанном рапорте министру внутренних дел сообщалось, что накануне в кафе Кретьена собралось 50-60 человек, которые критиковали правительство и превозносили Марата. Эти же люди, в основном члены бывших революционных комитетов, собираются и в кафе Китайских бань{355}. 10 декабря (19 фримера) в аналогичном рапорте говорилось, что посетители Кретьена во главе с Л. Бурдоном, бывшим депутатом Конвента из санкюлотской секции Гравилье, обсуждали мнимое покушение на Бабёфа, хвалили спасших его носильщиков Рынка и ждали выхода нового номера «Трибуна народа», в котором автор обещал разоблачить заговор 9 термидора. Подписаться на эту газету, согласно все тому же рапорту, можно в кафе Китайских бань{356}.
Кого же можно было встретить в этих кафе? Захаживали туда депутаты Конвента А. Амар, М. Вадье, Б. Барер, К. Жавог, Ж.А. Вуллан, Ж. Камбон, Ж. Друэ (тот самый, что поймал Людовика XVI в Варенне) и уже упомянутый Л. Бурдон; генералы Ж.Б. Журдан и Ж.А. Россиньоль, народный активист Ж.Ж. Пьеррон и деятель жерминальского восстания Б. Манье, бывший мэр Парижа Ж.Н. Паш, бывший военный министр Ж.Б. Бушотт, редактор «Газеты свободных людей» Ш. Антонель{357}. Значительная часть этих людей будет фигурировать в полицейских документах в связи с делом о заговоре Бабёфа. Но означает ли это, что в данный момент они разделяли его коммунистические воззрения?
Автор статьи о демократических кафе Парижа С.Е. Киясов отмечал, что к декабрю 1795 г. собрания у Кретьена и в кафе Китайских бань стали такой влиятельной силой, что им в рапортах правительственных агентов был посвящен специальный раздел{358}. Правда, как показывают сами их донесения, на рубеже 1795-1796 гг. Бабёф и его концепция почти не интересовали посетителей указанных заведений.
О чем же доносили агенты Директории в тот период, когда они следили за кафе Кретьена и Китайских бань особенно пристально? Судя по их сообщениям, посетители этих заведений в основном занимались критикой правительства и демонстрировали якобинские взгляды: хвалили Марата и Робеспьера, клялись отомстить за 9 термидора, хотели восстановить Конституцию 1793 г. и мечтали о новом 31 мая, рассуждая о желаемой или якобы уже запланированной «чистке» Совета Пятисот. Кроме того, завсегдатаи обсуждали новости и различные слухи: о революции в Лондоне, о покушениях на патриотов и т. д. Никаких указаний на симпатию этих людей к коммунистическому идеалу Бабёфа в рапортах за этот период нет. Собственно о Гракхе упоминается всего трижды: первый раз речь идет о том, что посетители кафе ждут нового номера «Трибуна народа», поскольку там ожидается разоблачение «заговора 9 термидора»; затем говорится об ожидании ими же следующего номера, где автор призовет к возвращению прав народа; наконец, в январе 1795 г. есть сообщение о том, что в кафе Кретьена «хвалили Лебуа и Бабёфа, чье энергичное перо разоблачает мерзавцев в законодательном корпусе»{359}. Осведомители отмечали, что во время заседаний общества Пантеона публика в кафе малочисленна: то есть, контингент и там, и там был в основном одним и тем же.
Помимо прочего, зимой 1795/1796 гг. правительственные агенты сообщали о существовании патриотических кружков в Сен-Жермене и Сент-Антуане, у некоего Шамбеллана (Chambellan) на улице Карусель и в Шарантоне, где по декадным дням члены бывших революционных комитетов собираются, чтобы «мешать бдительности полиции»{360}. То, что эти собрания в текстах рапортов уподобляются собраниям в вышеупомянутых кафе и в клубе Пантеона, позволяет сделать вывод, что они тоже были настроены проякобински. К сожалению, найти какие-либо еще сведения об этих кружках не удалось.
Таким образом, формирование костяка заговорщиков, имевшее место на рубеже 1795-1796 гг., происходило при меньшем, чем можно ожидать, участии Бабёфа, зато под явным влиянием якобинской идеологии. Ни один из институтов, объединявших будущих бабувистов, не был идейно замкнутым: напротив, в них был очень силен якобинский элемент. Если в обществе Пантеона и комитета Амара ближайшие друзья Бабёфа достаточно проповедовали его доктрину, то в парижских кафе, где собирались не вожди заговора, а их будущие помощники и рядовые приверженцы, писания Гракха интересовали публику лишь в той мере, в какой отвечали ее якобинским пристрастиям. Вся его риторика, его деятельность, как и деятельность его соратников (нынешних и будущих), в тот период были неразрывно связаны с наследием террористического режима II года. Не удивительно, что и читатели «Трибуна», и завсегдатаи патриотических кафе видели в Бабёфе прежде всего не коммуниста, а защитника якобинизма и якобинцев. Тактика союза с робеспьеристами позволила Трибуну народа обрести широкий круг сочувствующих, но привела к тому, что его собственные коммунистические взгляды оказались мало кому известны и интересны. Если бы мы сегодня не знали, что Бабёф, а также посетители клуба Пантеона, комитета Амара и кафе Кретьена и Китайских бань, будут связаны заговором «равных», то нам бы, возможно, и в голову не пришло искать между ними что-то общее, кроме ностальгии по II году.
Часть 3 Заговор «равных» изнутри
Мы подошли к главному периоду в жизни Бабёфа - периоду создания им заговора, прославившего его в истории. Этот принципиально важный отрезок времени был, тем не менее, не слишком богат на внешние события и весьма непродолжителен - чуть больше месяца: от создания Тайной директории общественного спасения 30 марта (10 жерминаля IV года) до ареста бабувистов 10 мая (21 флореаля). Однако, несмотря на кратковременность существования, заговор «равных» представлял собою довольно разветвленную структуру.
3.1. Предводители: Тайная директория и Военный комитет
Традиционно днем рождения заговора «равных» считается 30 марта 1796 г. - дата создания «Тайной директории общественного спасения». Первоначально в ее состав кроме Бабёфа вошли Ф. Лепелетье (банкир, дворянин, брат знаменитого депутата - «мученика свободы», убитого роялистом в 1793 г.), П.-А. Антонель (маркиз, бывший мэр Арля и депутат Законодательного собрания, председательствовавший на суде над жирондистами и Марией-Антуанеттой, но в период Террора арестованный как подозрительный), а также ранее упоминавшийся поэт и драматург С. Марешаль. С самого начала этот состав был неоднороден в идеологическом отношении. По мнению современного французского историка П. Серна, этих четверых можно было рассматривать как две пары: Бабёф и Марешаль - коммунисты, Антонель и Лепелетье - приверженцы Конституции 1793 г.{361} При этом Марешаль больше тяготел к анархизму, в то время как коммунизм Бабёфа был этатистским. Что же выходит, в руководстве заговора Бабёфа не было ни одного бабувиста, кроме него самого?!..
Они появились немного позднее. Вскоре повстанческий комитет пополнился еще тремя людьми: в него вошли Ф.М. Буонарроти, О.А. Дарте (родственник печально известного деятеля Террора Ж. Лебона, сам выступавший обвинителем в трибуналах Арраса и Камбре) и Р.Ф. Дебон (бывший робеспьерист, после 9 термидора сидевший в тюрьме). В учредительном документе Повстанческой директории были оговорены ее название, состав и тайный характер. Задачи и полномочия Директории были определены весьма смутно: «Берет на себя выполнение огромного количества обязанностей, налагаемых на нее этим великим званием»{362}. В действительности одной из главных задач Тайной директории была выработка плана государственного и общественного устройства Франции, которое предстояло установить после победы «равных». Собрания проходили почти каждый день неподалеку от Хлебного рынка, на квартире портного- льежца Клере (Clerex), у которого тогда скрывался Бабёф. Там, по словам Буонарроти, хранились главные документы заговорщиков и их печать{363}. 7 мая (II флореаля) Бабёф и штаб повстанческой Директории переехали в предместье Монмартр, в дом некоего Лекера{364}.
Поскольку заговорщики ставили своей целью силовой захват власти, они закономерно уделяли первостепенное внимание привлечению на свою сторону военных. С этой целью было назначено пятеро военных агентов. Их статус в заговорщицкой иерархии был явно выше, чем статус агентов в округах Парижа, о которых пойдет речь ниже; они могли участвовать в принятии первостепенных решений и плотнее общались с Тайной директорией. Список военных агентов был таков: