бёфа, автор не сообщил даже правильного года его рождения. Однако он оказал важную услугу позднейшим историкам бабувизма, снабдив книгу обширным приложением, где опубликовал ряд программных документов бабувистов. Впрочем, авторов этих текстов Буонарроти не указал, и в дальнейшем исследователям пришлось немало потрудиться, чтобы установить, кто именно из заговорщиков что написал.
В России XIX в. изучение истории Французской революции находилось под запретом вплоть до реформ Александра II. Все, что касалось событий 1789-1799 гг., относилось к сфере не столько исторической науки, сколько общественной и политической мысли, а потому для этого периода развития отечественной исторической литературы мы располагаем лишь несколькими высказываниями о Бабёфе публицистов и писателей.
Наиболее интересен среди них едкий комментарий А.И. Герцена к программе бабувистов: «За этим так и ждешь - Питер в Царском селе или Аракчеев в Грузине. ...Жаловаться трудно, чтобы в этом проекте недоставало правительства... Даже воспроизведение животных не предоставляется их собственным слабостям или кокетству, а регламентировано высшим начальством»{673}. Александр Иванович видел в социально-политическом идеале «равных» прежде всего недостатки - излишний этатизм, централизм, приверженность к насилию, стремление навязать народу свою волю: если бы Бабёфу, полагал Герцен, «удалось овладеть Парижем, комитет insurrecteur приказал бы Франции новое устройство, точно так, как Византии его приказал победоносный Османлис; он втеснил бы французам свое рабство всеобщего благосостояния...»{674} Охарактеризовав бабувистскую утопию хлестким выражением «каторжное равенство»{675} и сравнив ее с крепостным правом, Герцен отметил, тем не менее, и одну заслугу Бабёфа: тот «видел, что, несмотря на казнь короля, на провозглашение республики, на уничтожение федералистов и демократический террор, народ остался ни при чем»{676}. Любопытно, что выдержки из «Былого и дум», в критическом свете рисующие коммунизм французского утописта, были переизданы в 1919 г. отдельной брошюрой{677}, напечатанной по старым правилам орфографии: очевидно, эта книжица должна была служить идейным оружием и против большевиков.
Кое в чем был солидарен с Герценом и Ф.М. Достоевский, тоже отметивший, что Бабёф был единственным деятелем Французской революции, который правильно оценил ее содержание: «Не обновление общества на новых началах, а лишь победа одного могучего класса общества над другим»{678}.
Таким образом, до 2-й половины XIX в. фигура Бабёфа была объектом внимания не столько исторической науки, сколько политической мысли и публицистики. В общих работах по Французской революции Бабёф изображался якобинцем и террористом, несмотря на то, что имел существенные разногласия с первыми и яростно осуждал вторых. До научной беспристрастности было еще далеко: Буонарроти вдохновлял необабувистов, призрак коммунизма бродил по Европе, и консервативные исследователи не жалели черной краски для изображения свирепых повадок и бандитской сущности Бабёфа. Большинство авторов, писавших о Бабёфе, поднимали эту тему не столько из интереса к ней самой, сколько с целью опровергнуть или защитить определенную политическую идеологию.
Первые исследования
Вышедший в 1849 г. труд Э. Флери стал первой специальной монографией о Бабёфе{679}. Консервативно настроенный автор, видевший в современных ему социалистах наследников Бабёфа, не стремился быть беспристрастным и к тому же, как позднее заметил М. Домманже , допустил немало фактических ошибок{680}. Тем не менее именно он ввел в научный оборот такой важный источник, как памфлет Бабёфа «Система депопуляции», о котором Буонарроти умолчал.
Большой вклад в изучение биографии Гракха внесли региональные историки, одними из первых поставившие перед собой задачу не защитить или опровергнуть ту или иную политическую систему, а побольше узнать о своем земляке. Первое исследование, посвященное деятельности Бабёфа до заговора, вышло в 1865 г. из-под пера пикардийского автора Э. Кое. Он нашел в архивах и процитировал в своей книге церковные записи о рождении и свадьбе Бабёфа: именно благодаря Кое стало известно, что будущий Трибун народа родился в 1760 г. В книге была освещена борьба Бабёфа против косвенных налогов и за раздел общинных земель, его конфликт с мэром Лонгеканом. При этом Бабёф был изображен малоприятным и даже несколько комичным субъектом: интриган, мрачный и жестокий вор, дебошир, срывавший выборы, сжигавший не только документы на сеньориальную собственность, но и фамильные портреты. Досталось и сыну Бабёфа Роберу: «Со своим жестоким характером он был кошмаром для детей»{681}. И все же Кое не мог не отдать должного мужеству Бабёфа, которое тот проявил перед лицом смерти{682}. Последующие историки бабувизма отзывались о работе Кое критически. «В сообщении Кое немало неточностей - он датировал, например, первый арест Бабёфа 1791 годом», - отмечал В.М. Далин{683}.
Внесли вклад в бабувистику и другие историки из Пикардии. В. де Бовилле в своей книге по истории г. Мондидье, вышедшей в 1875 г., впервые опубликовал речь Бабёфа от 3 декабря 1792 г. и письмо к Менесье от 22 ноября 1793 г.{684} Еще ряд источников издал несколько десятилетий спустя А. Пату в родном городе Гракха{685}.
Важнейшее значение для историографии заговора «равных» имел вышедший в 1884 г. двухтомный труд французского историка В. Адвьеля. Уникальность этой работы состоит в том, что ее автор был первым, кто сумел использовать документы личного архива Бабёфа, принадлежавшие в то время коллекционеру Ж.-Б.П. Поше- Дерошу В дальнейшем бумаги были распроданы, в 1920-е гг. большинство из них было куплено для ИМЭЛ в Москве (сейчас РГАСПИ. Ф. 223) и на долгое время оказалось недоступно для французских исследователей. Адвьель впервые изучил и опубликовал переписку Бабёфа с секретарем Аррасской академии Дюбуа де Фоссе, из которой явствует, что еще до революции будущий Гракх увлекался уравнительными идеями. Опубликовал историк также ряд более поздних писем и полный текст защитной речи Бабёфа в Вандоме. Обнаружив черновики статей для «Просветителя народа» (газеты Бабёфа, выходившей в 1796 г.), Адвьель смог возразить тем, кто считал эту газету делом рук С. Дюпле{686}. Для многих историков, не имевших в дальнейшем доступа к личному архиву Бабёфа, труд Адвьеля сам по себе стал впоследствии важным источником. Впрочем, несколько десятилетий спустя М. Домманже все же высказал ряд критических замечаний в адрес Адвьеля как публикатора: тот включил в переписку Бабёфа с Дюбуа де Фоссе несколько не имеющих к ней отношения фрагментов, а кое-что из нее, напротив, произвольно выкинул, подойдя, таким образом, к публикации достаточно бессистемно{687}.
Личность Бабёфа Адвьель оценил высоко. Уже во введении он заявил: «Оболганный социалист предстанет в этой книге честным патриотом, который хотел всеобщего счастья, но кое в чем ошибся»{688}. Адвьель заявил даже, что современные ему законы Третьей республики по мере реформирования все более тяготеют к идеалу Трибуна народа{689}. К недостаткам исследования Адвьеля следует отнести довольно существенные фактические ошибки: так, историк поверил в легенды о том, что Бабёф был сыном образованного человека и участвовал во взятии Бастилии{690}. А вот существование «инсуррекционного комитета» бабувистов Адвьель отрицал: по его словам, было лишь «общество демократов - противников роялистской клики»{691}. Существенно, что десять страниц книги отведены рассказу о попытках официальной прессы настроить общественное мнение против Бабёфа{692}: в дальнейшем эта тема еще будет привлекать французских исследователей. Ход Вандомского процесса Адвьель изложил подробнейшим образом. В завершение он назвал Бабёфа «величайшим филантропом»{693} и «мучеником V года»{694}, заявил, что его герой - не правонарушитель, а выразитель социального протеста{695}, иначе говоря, в итоге совершенно сбился на публицистику.
Несмотря на то что выход книги Адвьеля был очень значительным событием в бабувистике, далеко не всех заинтересовали его открытия. По крайней мере, И. Тэн в обобщающем труде «Происхождение современной Франции», подобно своим предшественникам, ограничился при характеристике бабувистов воспроизведением нескольких расхожих штампов: «Сектанты Робеспьера или Марата, ученики Сен-Жюста... За ними стоят уличные бандиты, взяточники без места, одним словом, остатки террористической клики»{696}.
Заметный вклад в изучение бабувизма внес социолог А. Эспинас, опубликовавший в 1898 г. книгу об истории социализма «Социальная история XVIII века и Революция». Посвятив Бабёфу около половины этой монографии, автор тщательно изучил известные на тот момент источники и ввел