— Располагайся. — Шарет устроился в уголке. — Спрашивай.
Михаил несколько секунд молчал, приноравливаясь к шероховатостям и холоду камней.
— Спрошу, — сказал он, поворачиваясь к сегардцу. — Сколько здесь заключенных?
— Много, — пожал плечами Шарет.
— Издеваешься?
— Ну откуда я могу знать точное число? Здесь полно ваарцев, дгоров и лепурцев, чуть меньше алькарийцев. Годок есть. Нормальный такой годок, злой только…
— Годок — это хорошо, — кивнул Михаил. Смертоносные когти, сила, природная броня и отвратительный нрав, при правильной подаче, доставят яроттцам немало проблем. Михаил сделал мысленную пометку под грифом «Набор команды». — Расскажи мне о местных порядках.
— Порядках? — удивленно переспросил Шарет. — Ты спятил?! Оглянись. Каждый сам за себя. Прав сильнейший.
— А стража?
— Яроттцам плевать. Мы существуем только на арене, за ее порогом мы лишь номера. А кому интересно как живут номера?
— Меньше контроля, меньше проблем, — пробормотал Михаил. Еще один плюс. — И как тут проходит день?
— Просто. — Мужчина хмыкнул. — Не передать, до чего просто. Ближе к полудню начинаются бои. До полудня ты сам себе хозяин — ходи, броди, спи, сри… С бабой можешь покувыркаться.
— Без подробностей. Как тут кормежка?
— Два раза в день! — Шарет оскалился в подобии улыбки.
— Ты злишься что ли?
— А ты слушай…
Заключенные притихли. Воздух загустел, придавленный стылой тишиной, мгновенно растекшейся по тюрьме.
— Семьдесят шестой! Сто сорок пятый! На выход! — прогремел голос. Михаил приложил ладонь к уху — звенит или нет? Казалось, сами стены вздрогнули под акустическим ударом.
— Это б… что такое?
— Там, в центре залы. — Шарет ткнул пальцем, — выход на арену, маленький люк, за ним яроттцы, распределяющие бои и не брезгующие магией.
— Ну, в целом понятно. Когда здесь обед? — Михаил повертел перед глазами измятую тарелку. Никчемный металл.
В это мгновение стегардец понял — Корноухий окончательно спятил.
— Через пару часов.
Михаил призадумался. Впереди — полная неизвестность. Приступ ярости миновал, и теперь он с холодной отчетливостью понимал, что может просто не успеть. Зыбкая сцепка вероятного плана в одно мгновение может превратиться в эфемерную дымку — под крики азартной толпы. Единственное решение — не думать об опасности. Но не думать о ней выше человеческих сил. Костлявый палец смерти в неумолимой викторине мог коснуться номера шесть два пять… Хетч! Михаил резко поднялся. Девять пар глаз сопроводили его немым вопросом. Неопределенно хмыкнув, Дзейра отвернулась.
— Пройдусь, — в никуда сказал Михаил.
Не спеша, осторожно огибая группы заключенных, он двинулся по блоку — в надежде без лишней суеты проанализировать потенциал описанного Шаретом выхода на арену. Увиденное его не обрадовало. В торце каменного куба, пристроенного к внутренней стене, тускло блестел знакомого вида люк. Над люком безвестный автор размашисто нацарапал — «Прощаться здесь». Сквозь смотровые отверстия доносились звуки перебранки.
Михаил поежился. В сухом остатке он насчитал три выхода на свободу — в равной степени недоступные для лобовой нахрапистой атаки под «ура» и «на фиг, совсем уже не страшно». Страшно, еще как. И новые детали мозаики только усугубляли страх.
Повернувшись к люку спиной, Михаил с легким недоумением заметил у внешней стены оборудованную умывальню, совмещенную по случаю с сортиром. Странный выбор для диспозиции очага личной гигиены. Или вышел с арены — подмылся? Он не спеша приблизился к тихому журчанию воды, бегущей вдоль стены по наклонному каменному желобу. Мутная струя, покидая желоб, монотонно разбивалась о черноту пола, закручивалась в антисанитарном водовороте и ненавязчиво скрывалась в узком зеве стока. Стоку Михаил уделил особое внимание. Стараясь не акцентировать внимание на амбре, разлитом в воздухе, он присел у сокрытого легкой решеткой отверстия. Поддел решетку рукой, качнул, проверяя прочность… Декоративность преграды порадовала. Он наклонился чуть ниже, рассматривая канализационную архитектуру. В метре от пола колыхались блики воды, легкое течение несло в сторону арены куски неясной консистенции. Между сводами тоннеля и потоком виднелась щель… «Подросток бы справился», — хмыкнул Михаил. Классический побег — через дерьмо да на волю.
Отметив в памяти факт существования прохода, Михаил встал, развернулся… И уткнулся носом в грудь огромного лепурца. Грудь волосатую, отмеченную шрамами — и не слыхавшую о недоедании.
— Нюхаешь? — осведомился лепурец.
— Нюхаю.
Лепурец впал в легкий ступор. Разговор выпал из привычной отработанной долгой практикой канвы.
— Ты мне… — напрягся гигант.
— Шестьсот двадцать пять! Триста одиннадцать! — набатом прокатился по залу вопль.
— Будет и тебе. — Отстранив заключенного, Михаил направился к источнику неумолимого зова. Проблемы надобно решать в порядке их поступления.
В коленях поселилась неприятная дрожь, холодная морось скользнула вдоль спины. Вернется ли он с арены? Михаил остановился подле сыпавшего алыми бликами зева люка. За порогом виднелись две пары солдатских ног, выбивавших из камней неторопливую чечетку.
— Шевелись мясо! — Один из солдат похлопал мечом по люковой створке.
Сбоку тенью надвинулся невысокого роста ваарец и молча юркнул в проход.
— Ты! Ждать! — резанула новая команда.
Михаил не спешил. В быстро собиравшейся толпе мелькнули встревоженные лица Шарета и Труга. Неуверенность и страх — всеобъемлющие, поглощающие разум чувства. Сопротивляться им невозможно… В бедро Михаила требовательно ткнулся меч. Верно расценив поданный яроттцами знак, он резко выдохнул, в присядку миновал люк и оказался в коротком коридорчике с голыми стенами и парой стражников на пороге небольшой комнаты. Под бликами готовой ударить стали Михаил ступил в комнату и быстро осмотрелся. Прочь липкую паутину ужаса, максимум внимания, — есть шанс воочию оценить один из вероятных путей побега.
По левую руку — изогнутый буквой «Г» отнорок, на полу которого сочные мазки крови, уводящие за целомудренно задернутую парусиновую шторку. По правую руку — глухая стена, впереди, метрах в трех, — поставленный на козла стол с объедками и парой-тройкой разбитых кувшинов. Правее поблескивала оружейная стойка с десятком мечей. Между столом и стойкой переминались в служебном томлении пятеро стражей. В левом дальнем углу комнаты приткнулась вертикальная лестница, уводящая к наглухо закрытому люку в потолке.
— Без глупостей, — хмуро сказал один из солдат, приближаясь к заключенному. — Медленно подошел, выбрал меч и на арену.
Старясь не делать лишних движений, Михаил подошел к оружейной стойке и подтянул первый попавшийся клинок. Капканом сомкнувшиеся на эфесе пальцы побелели.
Скупым жестом яроттец указал на арку, ведущую на арену. Кто-то из стражей пустил газы…
— Сволочь, — лаконично заметили соседи.
Михаил медленно вышел под яркие лучи двух солнц. Тихим шорохом под сапогами раздался песок. Ржавое поле, пожирающее тела и души. Легкий ветерок пах горечью, пылью и луковой похлебкой.
— НАЧИНАЙ! — взорвалась толпа.
Отвыкшие от яркого света глаза подвели. Мир закружился в танце белесых пятен и радужных ореолов.
— НАЧИНАЙ!
Михаил двинулся по кругу, неловко выставив перед собой меч. Еще пару секунд, хотя бы мгновение… Мир колыхнулся, обретая резкость. Оценив диспозицию, Михаил замер. Арена двадцатиметровым блином желтела меж серости высоких стен, подпирающих уступы трибун. Никаких проходов, лестниц или такелажных снастей. Единственным выходом служила арка, которую миновали заключенные. Подле нее, в полной боевой, замерли трое лучников — стрелы на тетивах, в глазах желание найти повод и выпустить остроносую смерть.
С усмешкой взглянув на побледневшего противника, ваарец эффектно закрутил меч в нижней постановке — бой будет коротким.
Михаил качнулся вправо, сместился к центру арены… Выпад, уход, блок. Мышцы налились тяжестью. Высверк металла у живота, у горла… Ваарец неумолимо наступал под бешеное скандирование жадных до крови зрителей. Избегая удара, Михаил рухнул на песок, откатился, вскочил. Глянул на плечо и поморщился — саднящая кровавая полоса наполнила руку тянущей болью.
Крики, хриплое дыхание, топот ног отдалились — стали невнятными, приглушенными. В глаза плеснуло темным…
Закашлявшись, Михаил рухнул на колени. Пламенем, ослепляющей молнией из подвздошья по телу распространилась обжигающая энергия.
Звон, вспышка искр. Хрип.
С удивлением Михаил воззрился на собственную руку. Плечо, предплечье, кисть, заливаемый красным эфес у живота противника. Меч, войдя под ребра ваарца, алым фонтаном рассек ключицу и победно вспыхнул острием у сальных волос. В глазах ваарца застыло удивление, он обвис, навалившись на сведенную судорогой руку, подарившую ему смерть.
— Это не я… — хрипло выдохнул Михаил, силясь встать. Он уверен, сила пришла извне… И никак иначе. Ее яростное буйство не могло принадлежать человеку. Не могло!
Отпихнув тело, Михаил под свист публики побрел к выходу. Лучники чуть опустили луки. Их лица выражали… Досаду? Непонимание? Какая, собственно, разница? Тень караулки отрезала палящие лучи солнц.
Михаил замер, ожидая вердикт стражников. Один из них яростно лупил кулаком по столу и, сыпля слюной, орал:
— Верняк! В жопу твой верняк! Как тушу на вертел! Взял и наколол! Откуда ты вообще такой взялся, урод? Все деньги в задницу Эфга!
— Отвали… — монотонно повторял сидевший за столом яроттец, наблюдая за подпрыгивающей посудой. — Отвали…
— В соседнюю комнату, ублюдок, там лекарь! — затмил перепалку крик.
Михаил, следуя кровавым отметкам на полу, молча миновал комнату, коридорчик и осторожно ступил за парусиновый занавес. Запах бойни усилился. Сидевший за почерневшим от крови столом невысокий плешивый яроттец преклонных лет отставил булькнувший кувшин и вопросительно взглянул на посетителя.