Михаил кивком указал на заляпанное красным плечо. Озвучивать просьбу не хотелось. Не мудрено ввиду устрашающего декора помещения — небрежно прикрытые мешковиной трупы у дальней стены, на стенах мазки багрянца и кровавые отпечатки ладоней, блеск лекарских инструментов.
— Понимаю, — часто закивал лекарь. Выставив перед собой руки, он поболтал ладонями: — Не могу очистить. И стены не могу. И пол… Видишь? Надо смыть, смыть все… — Яроттец осклабился. — Смыть не куда. Мне некуда смыть.
«Екнулся», — оценил Михаил. Ему неожиданно полегчало — натянутая в душе струна чуть ослабла, не грозя сорвать разум в неконтролируемый полет.
— Опять треплешься?! — донеслось из караулки.
Лекарь подскочил, ухватил с полки бадью, заполненную серой кашицей, и поспешными мазками затер кашицу в рану пленника. Достал из кармана корень трецеи и сунул пациенту в рот. Не успел Михаил прожевать лекарство, как мощный рывок за шиворот выдернул его из лекарской, протащил по коридору и отправил в гостеприимно распахнутый люк.
— Корноухий! — Шарет подхватил соратника. Помог распрямиться и понимающе спросил: — Трясет?
— Сам не видишь, что ли? — из-под руки стегардца вынырнул Труг.
— Я чет устал, мужики… — голос у Михаила дрогнул.
— Айда за посудой. Обед будет, — Шарет повлек Корноухого к приютившей их камере. И на ходу, игнорируя слабые протесты приятеля, пояснил: — Есть надо.
— Ты гений, — буркнул семенивший рядом дгор.
Минут через десять, после того как опустели трибуны, а песок арены милосердно обновили, вдоль внутренней стены проехала телега в сопровождении троих стражников. Из бадьи, что мерно покачивалась в такт поскрипывающим колесам, сизыми росчерками били струйки пара.
Подчиняясь тычку Шарета, Михаил сунул тарелку в щель окна и, получив положенную порцию комковатого варева, отодвинулся за спины оживленной толпы заключенных. Принюхался к обеду.
— На корабле кормили лучше, — заметил прошедший мимо Труг.
Михаил пожал плечами. Ни запаха, ни вкуса, ни цвета варева он не различал. В голове туман, в чувствах сумбур, в тарелке хетч — привычная картина, ниспосланная свыше. На пороге камеры-кельи Михаил остановился, наблюдая за гномом, обустраивавшимся к обеду. Рядом копошились тени ваарок.
— Рубай — не думай, — посоветовала Дзейра, огибая Корноухого.
В три приема умяв обед, Михаил натужно сглотнул в медитативной попытке успокоить желудок, молча развернулся и двинулся в сторону умывальника. Гном с интересом посмотрел ему в след и отставил тарелку. Предчувствие, не предчувствие, но определенные предпосылки событий витали в воздухе. Коли молот занесен — удар всенепременно будет — говаривали в чертогах Орулага.
Кряхтя поднявшись, Труг отрицательно мотнул головой в ответ на вопросительный взгляд Шарета и не торопясь побрел за Корноухим.
Почти достигнув цели, Михаил внезапно замер. Секунду назад он миновал чей-то острый ненавидящий взгляд. Неизменный сумрак, неизменные опустошенные лица… И физически ощутимый клинок чувства. Михаил торопливо осмотрелся и зашипел от толкнувшейся в ране боли.
Все тоже тюремное болото… Согбенные силуэты, не позволявшие перехватить хоть малейший проблеск эмоций.
Пожав плечами, Михаил продолжил путь. Впереди тихим журчанием обозначился санузел.
***
Фоота, чистокровная ваарка, проводила корноухого лепурца ненавидящим взглядом. Сердито шаркнула по глазам, сметая непрошенные слезы. Сегодня Ло отвернулся от нее. Эфгов ублюдок отправил Троо к праотцам — небрежно, без чести, как скотину на бойне. Ее муж погиб, унеся с собой надежду. Последняя кроха света исчезла… А ведь они мечтали, смели заглядывать чуть дальше сегодняшнего дня… Смешно.
Фоота яростно выругалась, заставив соседей удивленно покоситься. Корноухий умрет! Не на арене — нет, темной ночью — с перегрызенным горлом. В грязи и бесчестье!
***
В отсутствии малейшего стимула к спешке Михаил обстоятельно сполоснул руки. Проводил скользнувшие вдоль желоба красные разводы. На секунду задумался и сделал пару глотков. Вода отдавала болотом, о чем не преминул заметить содрогнувшийся в спазме желудок.
Боль в плече чуть поутихла. Михаил рискнул отмочить прилипшую к руке рубаху и взглянуть на рану. Мазь доктора действовала… Кстати, о докторе… Сколь странны и неисповедимы пути сумасшедших? Подойдя к стоку, Михаил несколько секунд наблюдал за ленивым течением воды и того, что водой никак не являлось. В сомнениях и думах он отлучился в сортир, вернулся, попинал ногой решетку в ожидании светлой идеи… озарения, проблеска мысли, толчка просветления.
Мощный удар отбросил его от стока и швырнул на пол. Проехавшись по осклизлому слою грязи в круговерти образов и боли, он врезался головой в стену и на несколько секунд погрузился во тьму… Мир поплыл утлой лодочкой — в отдаленных криках и грохоте.
Встать! Тело плевало на команды. Михаил беспомощно поводил руками по полу. Пустота… Сырость…
Дгор плеснул в лицо Корноухого новую пригоршню воды.
— Хватит, — простонал Михаил. Воды гном не жалел.
— Очнулся, болезный. — Труг усмехнулся. — Силен ты голову подставлять…
Приподнявшись, Михаил увидел неподалеку внушительных размеров ноги. Он попытался сфокусировать взгляд на хозяине ног. Давешний огромный лепурец, негромко скуля, судорожно хватался за пах.
— А я тебя узнал, — погрозил ему пальцем Михаил.
— У, как тебя пробрало, — Дгор помог Корноухому встать, придержал за локоть, давая время прийти в себя. — Идти сможешь?
— Слушай… — Михаил воззрился на гнома в проблеске надежды. — Ты ведь умный да?
Труг ошалело кивнул.
— Тогда скажи мне, что может течь по воде и гореть? — Михаил ведомый гномом оглянулся на канализационный сток, исчезавший в грязном сумраке. Запахи сырости и дерьма чуть потускнели.
— Прям так сразу сказать… — Труг помог спутнику обогнуть возлежащих посреди прохода узников. — Хотя, постой, сейбин подойдет…
— А сейбин, это что?
— Масло для ламп — пару лет назад повсеместно вошло в обиход. Горит дольше, ярче, и расход небольшой… — Труг осекся и оглянулся. — Ты чего, охренел? Хочешь поджечь сточный канал?
— Да, — согласился Михаил.
— Зачем?
— А просто так, чисто из вредности.
— Ты вообще, как, в норме?
— А где здесь можно достать сейбин?
Осознав серьезность намерений Корноухого, дгор обреченно мотнул головой и молча повлек спутника к камере. Возможно, среди знакомых лиц ему полегчает, и он вернется к реальности, дабы не расстраивать тех, кто мог считаться друзьями… «Друзьями?» — удивился себе дгор.
— А вот и мы — Труг шагнул в келью и осторожно сгрузил Михаила у стенки. Присутствующие, в ожидании комментариев, выказали толику интереса.
— Что случилось, Мик? — задал Шарет общий вопрос.
— Поскользнулся, — буркнул Михаил в ответ. — Сегодня бои еще будут?
— Вряд ли.
Пожав плечами, Михаил лег, притерся к стене, отдавая должное чувству защищенности, и закрыл глаза. Пусть все идет своим чередом, идеи подождут, благо то, что они есть — уже можно почитать за счастье.
С последними лучами солнц принесли ужин, как и обед промелькнувший скоротечно — в равнодушном молчании. Полновластным хозяином по камерам прошествовал сон. Невнятный людской гомон стих, уступая тяжести ночи — стонам и хрипам измученных узников.
Осторожное прикосновение заставило тьму исчезнуть. Михаил открыл глаза и несколько секунд таращился в потолок. Извечный сумрак и танец полутеней. Тело решительно противилось пробуждению.
— Вставай, — Шарет вновь тряхнул Корноухого за плечо. — Сейчас завтрак понесут.
Михаил заставил себя встать. Мышцы протестующе заныли. К горлу тяжелой волной подкатила тошнота. Ни мыслей, ни желаний — пустота наступала, не считаясь с жалкими потугами разума. Отыскав посуду, Михаил пристроился за удалявшимся Шаретом. Стегардец бодрился — прямая спина, твердая походка… А значит и ему не гоже раскисать — Михаил встряхнулся и окинул зал более осмысленным взглядом.
— Тарелку давай — рявкнул стражник, громыхая половником.
Получив завтрак и явным образом проигнорировав оный, Михаил вновь повернулся к одному из окон, привлекшему его внимание.
— Чего там? — недоуменно спросил Шарет. Разглядев у искомого окна невысокую женскую фигурку, он поморщился. — Опять она.
Женщина, убившая Сааду. Она что-то торопливо объясняла стражнику — седому грузному яроттцу в потрепанной униформе. Солдат, внимательно прислушиваясь к словам пленницы, быстро кивал. В итоге довольно улыбнувшись, он быстро просунул сквозь окно небольшой сверток, отдал женщине и бросился догонять раздаточную повозку. Лепурка на секунду приоткрыла пакет. В прорехе ткани сверкнул зеркальный блик.
— Зеркало? — недоуменно спросил Шарет.
Михаил кивнул и задумался. Факт обмена порадовал его наличием возможностей. Решение пришло само, без излишней суеты и рефлексий. Проблемы разрешимы… Проблемы?
— Ты правильно понял, — возникла рядом Дзейра, вооруженная тарелкой с завтраком и плохим настроением.
— А по-другому никак? — с надеждой спросил Михаил. — Ты вроде здесь не новичок, неужели нет никакого способа…
— Сам подумай, что еще можно предложить мужикам, отбывающим повинность на охране этого клоповника? Но, надо заметить, способ отработан от и до. Многие пользуются, кто не из брезгливых…
— Нельзя же так… — неуверенно протянул Шарет. — Совсем…
— Ты что-то хотел? — Дзейра в упор посмотрела на Михаила. Глаза в глаза — иглами вдруг пробудившейся воли. Ни сломать, ни выбросить — оценил Михаил.
— Сейбин. В лампе. Или без лампы. Но много.
— Зачем? — подозрительно прищурилась Дзейра. За ее спиной непонятно вздохнул дгор.
— Типа поиграть.
— Не доверяешь? — понимающе кивнула лепурка.
— А должен?
Женщина фыркнула и демонстративно отвернулась. Вот и поговорили… Но зерно брошено и при достаточном уходе ростки событий не заставят себя ждать. Михаил шагнул в сторону приютившей их камеры и понял, что одно событие уже свершилось. Кто-то попытался вырвать из его рук тарелку.