При виде недобитого улепетывающего врага во мне пробудился инстинкт охотника. Выйдя из виража, я рванул за этим вактом, стараясь оттеснить его к домам. Выстроенные впритык друг к другу, они не позволяли чудовищу прошмыгнуть на соседнюю улицу. Преследуемое нами, оно очутилось зажатым между фасадами и колесами истребителя, и я со злорадством наблюдал, как коридор, по которому бежал пес, становится все теснее и теснее.
Упоенный азартом, я едва не допустил фатальную ошибку, недооценив прыть подстреленного врага. Когда мне стало казаться, что вот теперь ему точно конец, хромающая тварь вдруг шарахнулась вправо и вскочила на фасад ближайшего дома. А затем, пока тот не обвалился под ее нешуточным весом, оттолкнулась и перемахнула на борт верхней палубы «Гольфстрима», будто запрыгнувший на забор кот! Стражу оставалось лишь перевалиться через ограждение, после чего он одним мановением хвоста сметет меня с мостика вместе с рубкой…
Наверняка правый «Сембрадор» уже перезаряжен. Но скомандовать стрелкам «Пли!», дабы они засадили стражу в брюхо еще два-три гарпуна, я не мог: он сидел на броне выше орудийных бойниц. Хорошего рывка, какой сбросил бы его под колеса, тоже не получится. Скорость маловата, да и этот вакт вцепился в корпус всеми четырьмя конечностями. Все, что я был в силах предпринять, – это обрушить на врага несколько строений. И уповать на то, что их обвал сшибет его на землю.
Ангелы – свидетели: я не хотел подвергать их священный город разрушениям, но, увы, пришлось. Резкий поворот штурвала, и «Гольфстрим», преодолев узкий промежуток между ним и зданиями, вгрызается в те правыми колесами. Которые тут же начинают срезать с них фасады подобно тому, как нож соскабливает корочку с зачерствевшего куска сыра.
Недостатка в обвалах при таком злостном вандализме я не испытывал. Крупные и мелкие, они один за одним обрушились на правый борт и сидящего на нем вакта. Обломки долбили его нещадно, но чудовищу, как нарочно, хоть бы хны! Хорошо, что дома по эту сторону проспекта были ненамного выше бортов истребителя, а иначе верхняя палуба быстро наполнилась бы до краев грудами битого камня и прочего хлама.
Пса погубил не я, а его же собственное оружие! Сиганув на обшивку, он начал было в ярости лупить по ней хвостом, но вызванная мной лавина сделала это слишком затруднительным. Однако не успел монстр поберечь свой «кистень», как за него зацепился массивный обломок, который вмиг утянул конец хвоста вниз и уронил прямо на колесо. От столкновения с ним обломок разлетелся на части, только это не принесло вакту облегчения. От удара его хвостовые шипы сцепились с шипами колеса, да так основательно, что вырваться из неожиданной ловушки псу оказалось попросту невмоготу.
Вместо того чтобы перепрыгнуть через борт, вакт был утянут вниз за намотанный на колесо хвост, да с такой силой, что, сорвавшись с брони, обломал о нее несколько когтей. Само собой, я не дремал. Едва смекнув, во что вляпался враг, я скомандовал Гуго: «Полный вперед!» – и вырулил обратно на проспект.
Прежде чем хвост твари отцепился от колеса, оно успело сделать полдюжины оборотов с налипшим на него балластом. Страж при этом отчаянно боролся за свою жизнь. Стараясь не угодить под методично утюжащий его каток, он верещал и извивался, словно пришпиленная стрелой к земле змея. И, можно сказать, легко отделался. Также можно добавить, что я остался верен своему стилю боя, вновь раскурочив у механического существа его заднюю часть и оставив в целости переднюю. Хотя, конечно, это получалось у меня непредумышленно, тем паче что вакты фактически сами на это напрашивались.
«Гольфстрим» опять развернулся носом к воротам и шел полным ходом, кроша колесами булыжники мостовой. Выехав из поднятой мной тучи пыли, я взялся суматошно озираться, но заметил позади лишь одного бегущего за нами пса. Второго же и след простыл.
Чертыхнувшись, я присмотрелся повнимательнее. Нет, мне не почудилось – все именно так и было. Проклятье! Поди-ка угадай, что на уме у запропастившейся невесть куда твари!
Вряд ли монстр оказался нечаянно погребен под завалами. Для роющего норы во льду и в коралловой «терке» вакта выбраться из-под груды камней – вопрос считаных секунд. Стало быть, потрепанные мной хищники готовили нам сюрприз и, убедившись, что с наскока нас не взять, явно пошли на охотничью хитрость.
Что ж, пусть попробуют! Я тоже еще не исчерпал свой запас коварных шкиперских штучек и был готов удивить ими врагов.
Ранее я мимоходом отметил, что проспектовая аллея лишь ненамного шире колеи «Гольфстрима». Выиграв в битве с псами Вседержителей очередной раунд, мы нуждались в небольшой передышке, и потому, отделавшись от второго противника, я направил истребитель к бульвару. А достигнув его, въехал на аллею и покатил промеж кипарисовых рядов, круша подворачивающиеся под колеса лавочки и каменные скульптурки.
Мелькающие по обе стороны от нас деревья мешали скачущему за нами чудовищу. Возраст здешних кипарисов исчислялся доброй сотней лет. Их полуметровой толщины стволы являлись для стража такой же преградой, как для меня – та живая изгородь, через которую мы с товарищами перелезали прошлым вечером, прячась от гвардейцев. Вакт мог бы протиснуться сквозь древесную стену, но атаковать движущийся за ней бронекат ему не удавалось.
Ткнувшись в деревья с разбегу так и эдак, раздосадованный монстр бросил в итоге эти безуспешные наскоки и сменил тактику: прибавил ходу и пошел на обгон «Гольфстрима».
Хитер, стервец! Решил отыскать впереди широкий просвет и, дождавшись, когда мы с ним поравняемся, броситься с разбегу на корпус. Правильно мыслит иностальная образина! И из «Сембрадора» по ней не выстрелить. Деревья за бортом проносятся с такой частотой, что больше половины гарпунов вонзятся в них и не вылетят за пределы бульвара. А те, которые вылетят, не факт, что попадут в противника, добить коего одним-двумя снарядами вряд ли получится.
А что, если?..
Мелькающий за кипарисовыми стволами вакт уже почти обогнал нас, когда мне пришла на ум любопытная мысль. Любопытная и, главное, простая: я мог воплотить ее в жизнь одним-единственным поворотом штурвала. Что немедля и проделал, пока враг не ушел от нас в отрыв.
Крепкие для пса, бронекату кипарисы были не преграда. Приняв чуть влево и наехав на них краем переднего колеса, я взялся один за другим валить их на проспект – прямо на спину бегущему по ту сторону деревьев вакта. Едва стихший грохот рушащихся фасадов сменился оглушительным треском. «Гольфстрим» ломал вековые стволы словно змей-колосс – кости угодившей ему в пасть антилопы. Страж не успел ни отпрыгнуть, ни увернуться, как на него упало сразу несколько деревьев. И каждое из них лишь усугубляло придавившее его к мостовой бремя.
Спинные шипы в нашем бою оказались для вакта не только бесполезны, но и сослужили ему отвратительную службу. Упав промеж этих наростов, древесные стволы застряли в них, будто в столярных кóзлах. После чего монстр был не только остановлен, но и не мог повернуться ни влево, ни вправо…
…В отличие от нас! Завалив пса кипарисами, я не намеревался останавливаться на достигнутом и, как только понял, что тот обездвижен, нанес ему сокрушительный добивающий удар.
Промчавшись мимо угодившего в ловушку вакта, «Гольфстрим» свернул с аллеи и, описав по мостовой окружность, вновь поравнялся с ним. Остальное было делом техники. Зная, как выводить из строя пса Вседержителей, не убивая его (по крайней мере мгновенно), я прицелился и переехал правыми колесами торчащие из-под поваленных деревьев хвост и задние ноги чудовища. А затем, слушая верещание поверженного врага, направил истребитель к воротам. До них оставалось всего ничего – полкилометра по пустынной улице, – однако на душе у меня было тревожно.
Куда все-таки подевался последний вакт? Я думал, что он в ярости набросится на нас, как только мы уничтожим его собратьев, но скрывшийся в каком-то из проулков страж не торопился. И я буквально загривком чуял на себе лютый взгляд его черных искусственных глаз…
На верхней палубе было все еще небезопасно, и я вызвал себе в помощь Убби, а Долорес оставил у «Сембрадоров». Пускай она разбиралась в устройстве баллестирад лучше северянина, он, пока вингорцы не отобрали у нас буксир, тоже успел познакомиться с нашими «Плаксами» и «Сморкачами». На истребителе стояли легкие палубные орудия классом повыше. И было их значительно больше: по четыре вдоль каждого борта, два на носу и одно на корме – на случай, если откажет сепилла. Все как на подбор – «Эстанты», на чьи ложах были установлены «этажеркой» по три лука. Каждый из них перезаряжался автономно от других, что позволяло стрелять из них по очереди и без остановки. И всю нашу сокрушительную боевую мощь обслуживали лишь два бортстрелка! Да и Гуго тоже нуждался в помощнике. Это было понятно по ругательствам, что непрерывным потоком доносились из моторного отсека. Измученный и избитый Сенатор едва успевал справляться со своими обязанностями, которые на буксире отнимали у него куда меньше сил и нервов.
Сандаварг был приставлен к «Эстантам» неспроста. Запертые по тревоге городские ворота перекрывались помимо опускающейся решетки еще и подъемным мостом. Протаранить их с ходу у истребителя не получится. Для этого нам потребуется не один и даже не два удара. За это время нас могут обстрелять со стены из луков и арбалетов сбежавшиеся к месту прорыва жандармы. Наши баллестирады должны были отпугнуть жандармских стрелков, а «Сембрадоры», у которых дежурила Малабонита, оставались наготове на случай приближения вакта. Я не сомневался, что он еще о себе напомнит. Не в городе, так за его чертой, где, возможно, тварь и намеревалась устроить на нас засаду.
Мое мнение о жандармах Великой Чаши изменилось в лучшую сторону, когда я понял, что они вовсе не планируют вставать у нас на пути. Заметив со стены, какой разгром оставляет за собой несущийся по проспекту истребитель, командир привратников принял своевременное и мудрое решение: распорядился срочно поднять решетку и опустить мост. Закрытые, они все равно нас не остановят. А будучи сломанными, потребуют затем дорогостоящего ремонта и надолго оставят главный въезд в город незащищенным.