Валя хотела закричать, но не успела: руки из клубящейся черноты стремительно затащили дядю Сеню внутрь чемодана. Его худое тело сложилось несколько раз со звонким хрустом. Глаза лопнули. Брызнула кровь. Зубы рассыпались по полу. Череп смялся, как пластиковая бутылка. Длинные растопыренные пальцы с золотыми печатками на двух указательных исчезли последними. Чернота аккуратно втянулась внутрь – и крик забился у Вали в горле, будто горький сигаретный дым, ставший внезапно плотным.
Стало тихо. Валя смотрела на зубы, рассыпавшиеся по полу будто бисер. В голове всё еще гудело от боли.
Она перевела взгляд на раскрытый чемодан, потом на пацана. Его лицо было в каплях крови, но пацан улыбался.
– Мы же говорили, что до победного конца, да? – спросил пацан, звонко закрывая молнию на чемодане. Клубы дыма как будто втянулись внутрь, похожие на щупальца осьминогов.
Валя тяжело и медленно поднялась. Подошла ближе, опираясь о стену рукой. Под подошвой хрустнул зуб дяди Сени. Валя захлопнула входную дверь за спиной пацана, тихо осела на обувную полку.
– Он умер, да? – спросила она.
– Спас тебе жизнь во второй раз.
– Это не важно. Был человек, а потом какая-то неведомая хрень его раздавила и втянула внутрь. Что это за чемодан?
– Я же говорил, что там разная чепуха из моей прошлой жизни. Старые воспоминания. Я избавился от них, спрятал. Теперь вот и твои воспоминания там же.
Валя покачала головой, пытаясь собраться с мыслями. Разбитая нога болела.
– Ты уже убивал раньше таким образом?
Парень неопределенно шевельнул плечом.
– Надеюсь, только плохих людей?
– Не бывает плохих людей, мы же не в фильме с Робертом Дауни-младшим. Бывают люди, которые переступают черту. Тогда они перестают быть людьми и превращаются в тени. – Пацан похлопал по чемодану. – Вот такие тени я прячу сюда. Это не убийство, если разобраться.
– И всё же… Господи, во что я ввязалась?
– Показать?
Он протянул руку, сложив пальцы «лодочкой», и, хотя Валя не просила, показал.
Вале сделалось дурно от образов, вломившихся в её голову. От страшных картин старого детдома где-то в глубинке страны, от смеющегося санитара с гнилыми зубами и с раскаленным кипятильником в руке, от резиновой перчатки, натянутой на деревянный набалдашник лопаты, от криков боли, шипения металла о кожу, чьего-то пошлого похрюкивания (о, она знала эти похрюкивания) и звуках ломаемых костей.
Образы рассыпались и тут же сложились, как детали мозаики, в другую картинку: мусорная свалка, дрожащий от жары воздух, пыль под ногами, и пацан, вытаскивающий из-под какого-то гниющего хлама распахнутый старый чемодан.
Клубящаяся чернота, выглядывающие из чемодана лица. Чьи-то крики. Обнаженный санитар, лежащий на кафельном полу душевой комнаты, под струями воды: руки и ноги у него изломаны, будто спички, голова в нескольких местах вмята внутрь, в окровавленной луже плавает раздавленный глаз.
Валя отшатнулась, и образы исчезли, оставив внутри головы болезненный след.
– Ну как вам? – спросил пацан, посмеиваясь. – Считается это убийством или нет? Можно ли это назвать хорошей жизнью?
Теперь уже Валя неопределенно пожала плечами.
Пацан осмотрелся, будто что-то искал. Потом снова чиркнул молнией чемодана, раскрывая его. Валя отшатнулась. Ей показалось, что из чёрного нутра чемодана тянутся в её сторону холодные пальцы мёртвого дяди Сени.
– Не бойтесь. Я просто подумал, что вам тоже не помешает упаковать прошлое. Считайте, дарю еще одну новую жизнь.
В этот момент ожили тени в углах коридора. Валя увидела сутенершу Виолетту – размазанную и нечёткую, похожую на плохую фотографию. Старуха, шаркая, подошла к чемодану, приподняла край и втянулась внутрь. Из черноты отделился Эдуард – молодой и красивый, таким он был несколько лет назад. Напиваясь, Эдуард привязывал Валю к батарее на кухне и оставлял на несколько дней. Иногда избивал, аккуратно, без синяков. Снимал избиения на видео и выкладывал в своём закрытом канале для таких же ублюдков.
Валя плюнула в него, но Эдуард не обратил внимания. Чемодан втянул и его.
Из черноты выползали, выходили, выбирались люди. Кого-то она узнавала, кого-то нет. Все они были из её кошмаров. Те самые безликие образы, часовые клиенты, бесшумные тени.
И вот что интересно. Валя почувствовала облегчение. Как будто чернота выбиралась из её головы.
Она прислонилась к стене и закрыла глаза.
Оказывается, прав был пацан. Иногда можно спрятать прошлое. Если найти правильный чемодан.
Поезд под черепной коробкой остановился и больше не шумел. Ему не было надобности куда-то ехать. Конечная.
5
Валя очнулась, плохо соображая, что происходит.
Коридор очертился длинными тенями и багровым светом из кухонного окна.
Чемодан валялся у ванной комнаты. Он был плотно закрыт на молнию. Нога побаливала, но не так сильно, как раньше. Гусеница под повязкой, слава богу, не беспокоила.
Мысли путались, и невозможно было сообразить, где реальность, а где выдумка.
Пацан елозил по полу влажной тряпкой. Он закатал штаны до колена, поставил рядом таз с водой и теперь аккуратно убирал кровь и зубы.
– Я сделал кофе, – сказал он. – Давно не пил хорошего кофе. И еще подумал, что вам надо завязывать с сигаретами. А то умрете раньше времени, и что я потом буду делать?
Пацан выжал тряпку в таз, вода полилась буро-красная. Что-то шлепнулось на дно таза.
В голове разом прояснилось, и она всё вспомнила.
– Не заглядывайте в ванную комнату, – посоветовал пацан, стирая со лба пот тыльной стороной ладони.
– Мне надо уезжать отсюда, – пробормотала Валя. – Меня будут искать. Наверняка, его дружки знали, что дядя Сеня едет ко мне. Связать его пропажу со мной – раз плюнуть. А если найдут и поймают, то… Блин, мне даже страшно подумать, что они со мной могут сделать. Я не умру просто так. Хорошо, если вообще умру. Плюс полиция. Во что я ввязалась?..
– Вы были правы, – перебил пацан. – А я заблуждался. Казалось, что прошлая жизнь настолько паршивая, что с новой можно смириться. Но это не так. Всегда нужно стремиться к лучшему. И вот мы с вами здесь и у нас есть шанс. Давайте им воспользуемся.
Он подошел и неожиданно поцеловал её. Валя ответила на поцелуй – сначала профессионально, холодно, потом с возрастающей страстью. У Вали давно не было таких поцелуев. Закружилась голова.
– Что ты делаешь? – спросила она, отстранившись.
– Сжигаю мосты, – легко отозвался пацан.
Он подхватил тряпку, таз с водой и ушел в ванную комнату. Зашумела вода. Валя сидела на полу, прислушиваясь к тишине внутри головы. Что-то странное творилось. Необъяснимое.
Затем она принялась метаться по квартире, собирая вещи. Под кроватью лежал чемодан, доставшийся от мамы, обыкновенный. В чемодан влезли все Валины вещи. Она быстро собралась, навела в квартире порядок – не заглядывая в ванную, – закурила на балконе и позвонила хозяйке, чтобы сообщить, что съезжает. Да-да, немедленно. Деньги оставит на тумбочке. Компенсацию можно не возвращать. Ничего не случилось, просто… надо что-то в жизни менять, верно?
Из ванной вышел пацан – помывшись, он словно стряхнул с себя образ грязного попрошайки, превратился в симпатичного подростка с красивыми глазами и белыми, как снег, волосами.
– Мы уезжаем, – сказала Валя, допивая кофе. – Вместе и сейчас же. О будущем поговорим позже, хорошо? Если уж менять жизнь, то не останавливаться. Если что, разбежимся через пару дней, каждый со своим багажом.
Он легко согласился, но попросил довести до конца одно незавершенное дело. Если уж менять…
Валя вызвала такси.
Вдвоем они спустились на улицу. Сквозь повязку на коленке проступила кровь. А, плевать.
Закурила еще раз.
Сели в машину. Назвала адрес. По дороге купила билеты на поезд до родного городка под Казанью. Мама не обрадуется, увидев непутевую дочь в компании с каким-то семнадцатилетним парнем.
– Подождите нас двадцать минут, хорошо? – попросила, когда таксист притормозил у остановки.
Выбрались вдвоем, взяв старый чемодан – лёгкий, будто пустой, но невероятно тяжелый от чужих воспоминаний.
Прошли мимо дома, где до сих пор на плитке бледнели разводы крови. Свернули к проулку, осматриваясь.
– Вон он, – сказал пацан, указывая на полицейского, толстого, некрасивого, с блестящим от пота лицом. Тот ел беляш и пялился в телефон.
– Постой пока здесь, хорошо?
Подошла, опираясь о костыль.
– Извините, надо поговорить.
Полицейский вытаращился на неё, вытирая покрытые жиром губы.
– Я тут кое-что выяснила. Вот, смотрите. – Валя указала на чемодан в руке. – Я знаю, кому он принадлежит и что вы с ним сделали. Надо обсудить некоторые детали.
– Что? Откуда ты…
– Не важно. Пойдемте за мной. И не думайте никому звонить, хорошо? Вам же будет хуже, если что.
Она умела имитировать и блефовать. Лучшее, чему научила её Виолетта Борисова.
Валя пошла по улице, не сомневаясь, что полицейский покорно направился следом.
Она прошла мимо «Макдоналдса», свернула в тупик, к мусорным бакам. Тут, вдали от трассы и людского потока, было тихо. Пахло чем-то гнилым. Воздух казался плотным и влажным.
– Слушаю. Чего хочешь? – буркнул полицейский, разглядывая Валю маленькими глазками.
– Даже не будете угрожать?
– А зачем?
– Но вы же знаете, что будет, если пресса узнает о том, что вы делали с этим парнем?
– А что я делал? – пожал плечами полицейский и откусил кусок беляша.
Валя видела этого полицейского в вихре воспоминаний, которые показал пацан. Страшный и мерзкий образ. Как-то напившись, полицейский затащил пацана в такую вот подворотню и заставил ему отсосать. А потом приходил еще несколько раз. Угрожал убийством, если пацан кому-нибудь расскажет.
Он был обобщением. Человеком, олицетворяющим зло, которое «ломало» Валю в детстве, насиловало пацана, вытворяло миллион и миллиард мерзостей на этой земле.