— Именно так.
Он рассмеялся. Иногда надо мной подшучивают из-за моей манеры вставлять в разговор краткие и старомодные выражения. Я же всегда считал их просто более точными. К тому же, когда вам исполняется двадцать и вы заканчиваете колледж, ваша манера говорить уже формируется окончательно. И не надо пытаться изменить ее. Во-первых, все равно не получится. А во-вторых, какой смысл?
— По нашим сведениям, о вас ему ничего не известно, — продолжил я.
— Это очень хорошо.
— Как прошла поездка? — спросил я.
— Без особых приключений. Если не считать того, что я заблудился и проехал по одной и той же дороге три или даже четыре раза.
Так он давал мне понять, что использовал обычный прием обнаружения слежки.
— Отлично! Найдите для Аманды какое-нибудь увлекательное занятие и не подпускайте к своему городскому телефону.
— Ох, с этим у нас беда. Я вдруг обнаружил, что он почему-то не работает.
Мне все больше нравился этот старый сыщик.
— Спасибо за все.
— Берегите их, Корт.
— Будет сделано.
Он опять усмехнулся:
— Лично я не взялся бы за вашу работу ни за какие деньги.
9
Райан вышел из спальни, держа в руках свои бритвенные принадлежности. Он умылся. Сменил рубашку.
И выпил. Как я догадался, это был бурбон. Причем приложился к нему Райан основательно.
Я совсем не против того, чтобы пропустить иногда бокал вина или бутылочку пива, но для меня неоспоримый факт: алкоголь оглупляет и притупляет бдительность. Могу доказать на своем примере. Когда я играю в игру, где нужно больше полагаться на умение, чем на удачу — например в шахматы, аримаа или вей-чи, — и настроен не слишком серьезно, то могу позволить себе бокал сухого вина. Так вот число побед благодаря неожиданным и дерзким ходам, на которые меня вдохновило хорошее каберне, значительно уступает числу поражений из-за глупых «зевков» под воздействием спиртного.
Пристрастие Райана к бутылке приходилось теперь считать дополнительным фактором риска наряду с его постоянным желанием схватиться за пистолет и чересчур горячим стремлением любой ценой встать на защиту семьи. Я снова оценил ситуацию. У меня на руках пьющий и вооруженный коп с комплексом героя, глубоко потрясенная женщина — хотя это проявилось еще не до конца, — винившая мужа в том, что на них обрушились такие трагические испытания, и ее безответственная сестра, не ведавшая о чувстве собственного достоинства. Притом ее настроение постоянно металось от паники к безмозглому легкомыслию.
Конечно, почти у любого из моих клиентов обнаруживалась странность или слабость — их не лишен и я сам. И если это мешает выполнению задания, тебе необходимо как можно раньше выявить проблему и помочь им. Если же это невозможно, забудь обо всем и делай свое дело. В конце концов, ты их «пастух», а не папочка.
Джоанн тоже поняла, для чего ее супруг уединялся в спальне, но вида не подала. И уж конечно, не поделилась своими наблюдениями со мной.
Я сварил кофе и налил почти полную пластмассовую чашку. Потом отошел в угол и пригласил Райана присоединиться ко мне как полицейский к полицейскому. Мы уселись напротив друг друга. Но прежде чем я начал разговор, Райан сказал:
— Послушайте, Корт, я был не прав. То есть Джо верно заметила: если бы вас там не было, все могло пойти… Короче, я даже думать сейчас не хочу, что могло бы случиться.
Значит, он все-таки расслышал реплику своей жены.
Я скромно принял его благодарность, заметив, что выпивка размягчает его и делает скорее сентиментальным, чем агрессивным. Если бы у него на боку не болталась кобура с револьвером, я, пожалуй, предложил бы ему еще смочить горло.
Причем Райан говорил довольно громко, чтобы его слышала и Джоанн. Это его способ извиниться и перед ней, пусть не прямо, — решил я.
— Знаю, вы считаете, что все это ошибка, — сказал я, — но все-таки хотелось бы попытаться с вашей помощью понять, кто нанял Лавинга.
— Вычислить заказчика. Я слышал ваш разговор. Так вы это называете.
— Верно.
— Поначалу я действительно думал, что происходит ерунда какая-то. Но после стрельбы по нашему дому… Я хочу сказать, никто не стал бы устраивать такое, не будь у него уверенности, что я действительно знаю что-то важное.
— По крайней мере не Генри Лавинг, это точно. — Подтвердив его мысль, я объяснил, что во всех подобных случаях мы пытаемся понять, кто мог заказать преступление. — Если нам удается арестовать его первым, то он почти всегда выводит на след исполнителя. Или «дознаватель» попросту исчезает с горизонта. Работает он исключительно за деньги, а если заказчик схвачен, шансов получить гонорар у него не остается. Приходится уносить ноги. Вот и все.
— Но я сейчас работаю только над двумя делами, которые с натяжкой можно считать серьезными.
И это все? Я был несказанно удивлен. Сыщик в его возрасте и с таким-то опытом, да еще служащий в столичном округе, обычно завален нераскрытыми делами.
— Не сообщите ли мне их подробности? — попросил я. — Я поручу своим подчиненным заняться ими. Крайне осторожно, разумеется. Они ничуть не помешают ходу ваших расследований.
— Но ведь я в свое время усадил за решетку добрую сотню мерзавцев, если не больше. Скорее всего это чья-то месть.
— Не думаю. — Я покачал головой.
— Почему же?
— Начнем с того, что вас не хотят просто прикончить. Им нужна какая-то информация. А во-вторых, вы все-таки хорошо знакомы именно с повседневной уличной преступностью.
— И что с того?
— Часто ли месть становилась мотивом? И кто кому мстил?
Райан озадаченно задумался.
— Помню с десяток таких случаев. Как правило, ревнивые любовники или бандиты, которых подставили. Вы правы, Корт, ни с чем подобным я не сталкивался.
— Так расскажите мне о тех двух делах.
Первое из них, как объяснил Райан, касалось поддельного чека, выписанного от имени человека, работавшего на Пентагон.
— Жертву зовут Эрик Грэм. Он гражданский аналитик.
По словам Райана, чековую книжку похитили из принадлежащей Грэму машины в центре Вашингтона. Преступник проявил изрядную смекалку. Он точно выяснил сумму, лежащую на счету, выписал чек практически на все эти деньги и перевел на анонимный счет, принимавший оплату через Интернет. Когда чек проверили, он обналичил его, купив у ювелира золотые монеты с доставкой в почтовый ящик, откуда благополучно забрал их, а затем, вероятно, снова обратил в наличные. Простая, но эффективная схема отмывания денег. Мошеннику нигде не пришлось предъявлять счет лично. Он появился только в почтовом отделении, чтобы взять посылку с монетами.
— Дурачок несчастный, — прокомментировал это Райан. — Знаете, на сколько он попал? Там было сорок тысяч.
Рядом с нами сидела Джоанн и смотрела на экран телевизора, работавшего почти без звука. Очевидно, она прислушивалась к нашей беседе, потому что вставила реплику:
— Такая крупная сумма на чековой книжке? Это несколько подозрительно, вам не кажется?
Как тут было не вспомнить, что в прошлом Джоанн работала статистиком, а значит, языком цифр владела свободно, и скорее всего именно она отвечала за семейный бюджет. Мне же показалось, что об этом деле она слышит впервые. Странно, подумал я, ведь, как правило, супруги много и охотно рассказывают друг другу о том, что происходит на службе. Но потом я вспомнил о ее болезненном восприятии негативных сторон жизни; возможно, в этой семье решили не разговаривать дома о преступлениях вообще, даже о тех, где речь не шла о насилии.
Однако ее супруг ответил, что его тоже заинтересовал этот вопрос.
— Выяснилось, что он как раз продал пакет принадлежавших ему ценных бумаг, а деньги положил на счет, намереваясь оплатить обучение своего сына в одном из престижных университетов Лиги плюща. Деньги увели с книжки за неделю до срока внесения взноса.
— У вас есть какие-то зацепки? — спросил я.
— Мне это дело передали всего десять дней назад. Я пока не успел далеко продвинуться в расследовании. Почтовое отделение, куда переслали монеты, находится в Нью-Джерси. Забрал их, судя по описанию, человек азиатской внешности лет двадцати с небольшим. Я связался с полицейским управлением в Ньюарке, но… Впрочем, можете сами догадаться, что мне там ответили. У них, конечно же, полон рот забот поважнее, чем какая-то фиктивная бумажка.
И то верно. Ньюарк в последнее время превратился в один из главных центров наркоторговли и организованной преступности на всем Восточном побережье.
— Вы попытались разобраться, в чем конкретно заключалась его работа? — спросил я.
— Чья?
— Жертвы мошенника, с чьей чековой книжки увели деньги.
Райан на какое-то время уперся взглядом в грубый ворс ковра под ногами.
— В Пентагоне?
— Да.
— Нет, особо не пытался. А что?
В его голосе снова послышалась готовность оправдываться.
— Мне просто любопытно, было преступление случайным или цель наметили заранее?
— Судя по всему, случайным. Типа — хватай и беги. Завладели спортивной сумкой, кое-какой одеждой, но там не было никаких секретных документов или чего-то подобного.
Я попросил сообщить мне все подробности, дать имена, номера телефонов, адреса. Райан открыл свой огромный дипломат, набитый, должно быть, сотней документов, и отыскал в нем желто-коричневую папку из манильской бумаги. Он передал ее мне в обмен на новые заверения, что мы не подвергнем его расследование ни малейшему риску.
— Буду весьма признателен, — отозвался он.
— А что за второе крупное дело вы расследовали?
— Классическая «афера Понци».[10]
— Как «дело Мейдоффа»?[11]
— Гораздо скромнее по масштабам. Но смысл тот же. И ущерб тоже грозил оказаться немалым. Мейдофф разорил многих богачей. А мой подозреваемый отнимал последние крохи у бедняков. Что, по-моему, куда как большая мерзость. У его жертв в итоге не оставалось вообще ни гроша за душой.