Глава тридцатая
По возвращении я застал Люси горюющей над пустой вызывной картой.
— Спросил? — с ходу задала мне вопрос начальница.
— Что? — оторопел я.
— Фамилию, имя, отчество.
— А что, у русалок бывают фамилии? Я полагал, ничего такого у них нет.
— У русалок много чего бывает. Например, рыбьи хвосты вместо ног. Оч-чень скользкие. Все вы, мужики, одинаковые. Увидел смазливую мордашку да вертлявую попку, весь разум и отшибло. Как вот теперь графу заполнять?
— Люсечка, не беспокойся, моё солнышко. Ты у меня всё равно самая лучшая. Честное слово! А карточку так и так отписать нельзя. Ну ты сама подумай: «Русалку в состоянии гиповолемии полили водой. Состояние улучшилось». Нас к нашим же коллегам на консультацию не отправят?
— Не отправят. Те ещё хуже. Сеппо, покойник, царство ему небесное, писал: «Больная проживает с сыном и с двумя кошками. Одна из кошек белая». Джонса без врача к алкоголику отправили. Сдаёт карточку, которая начинается: «На момент прибытия «Скорой» тело стоит качаясь и выражается нецензурно». А у Ольгерта Полли вообще шедевр творчества: «После проведённой терапии. Двоеточие. Дыхание отсутствует. Пульс не определяется. АД ноль на ноль. Констатирована биологическая смерть». Знать, неслабо полечил!
На звуки музыки сходился народ из окрестностей. Жители Рилса, лежащего ниже по течению, даже толком испугаться не успели, настолько быстро всё завершилось. Подходили, перебравшись через реку на уцелевших лодках, и погорельцы, оставшиеся в живых. Сверху нам хорошо было видно, как выносили на берег чаны с брагой, жарили на угольях рыбу, тащили огромные корзины фруктов. Молодёжь собиралась поближе к музыкантам, там кружились в быстром танце пары.
— Немногого же стоит их благодарность, — желчно заметила Люси, — даже к столу не пригласят.
— Ты ещё не отвыкла от этих глупостей — ждать чего-то от нашего населения? «Спасибо» сказали — и будь довольна.
— На хлеб мне мазать то «спасибо»? — мрачно процедила начальница. — Так в нём калорий ноль.
Вверх по склону в нашу сторону двинулась небольшая группа.
— Зря вы, пани Рат, на население грешили, — обратил на них внимание Войцех, — вот, похоже, и приглашающие.
— Пока ещё не пригласили, — пессимистично буркнула мышь.
Пессимизм оказался оправданным. К нам прислали пострадавших из сгоревшего посёлка.
— А я что говорила?
— Ну… Хочется всё-таки думать о людях хорошо.
— Когда б мы с Шурой от своей клиентуры хорошего ожидали, наши гробы давным-давно в болоте бы гнили.
— У вас — специфика…
— У нас у всех специфика. «Скорая помощь» называется. Чем лучше для них постараешься, тем вернее на тебя жалобу напишут.
Бетти и Саре достался высокий худой старик с буквально измолотыми в крошку рёбрами справа. Насколько мы поняли, он, споткнувшись, упал, а обезумевшая от страха толпа пробежала прямо по его телу. То, что он дошёл до нас на своих ногах, было просто удивительно.
Войцех увёз женщину, свалившуюся с мостков, — у неё наличествовал сложный перелом плеча.
Рядом с нами остался паренёк, на вид лет четырнадцати. Он бережно поддерживал левую руку на весу правой. Больное место было туго замотано грязной тряпкой.
— Показывай.
Под тряпкой обнаружилось почти здоровое с виду предплечье, на котором просматривалось лишь одно маленькое чёрное пятнышко. Мы вгляделись. Крошечная с виду ранка с обугленными краями уходила в глубь тканей, словно в руку ткнули раскалённой спицей. Маскирующая повреждение краснота отёка ещё не успела нарасти вокруг. Одна-единственная капелька той пылающей мерзости, которой полили реку наши соплеменники!
Я попытался измерить глубину раны чистой иглой от шприца. Игла провалилась до канюли, не найдя дна. Меня передёрнуло. Щёки залила краска стыда за свою принадлежность к обществу, где не только производят подобные вещи, но и экспортируют, чтобы заливать ими волшебные миры, превращая их в безрадостные подобия собственного.
Морфий под кожу. Стерильный бинт. Перевязь, чтобы подвесить руку.
— Зенит, нам номер наряда и маршрут до Озёрной больницы. Замену в Фишеч, если нужно. Здесь ни одной бригады не осталось.
— Поняли вас, девятнадцать. Записываем…
Двигатель вездехода покашлял пару минут, громко чихнул и заглох. Стрелка уровня топлива прочно обосновалась на нуле.
— Послал господь пилота! Сколько в посёлке стояли, не удосужился у соседей канистру бензина спросить! Что, толкать теперь до самой больницы?
Патрик бестолково переминался с ноги на ногу, разводя руками. Оправдываться было бессмысленно.
— Звони, Шура. Вот позор на наши головы! — Люси злобно сплюнула и отправилась проведать пациента. Морфий сработал, боль отступила, паренёк измученно забылся прямо на жёсткой лавке салона. Сожжённую руку он, выпростав из подвески, откинул далеко в сторону, оберегая во сне.
— Прозевавшие Бензин один-девять, к вам сейчас подойдёт четвёртая кардиологическая, отольёт немного.
— Спасибо, Зенит.
Патрик заметно обрадовался. Благо, что подмога поблизости нашлась. Могли бы припухать долго.
— Господь к убогим милостив, — пояснила начальница, в упор глядя на нашего бездарного водилу.
За кустами показалась высокая крыша реанимобиля. Вскоре он притёрся бортом к борту нашего обшарпанного транспорта. Патрик отправился за ведром и шлангом, а я, посадив мышку на плечо, вылез поприветствовать коллег. Дверцы машины распахнулись. Сердце моё ёкнуло. Интересно, побьют меня или удастся свалить вину за такую трапезу на начальницу?
Медики обрадованно замахали руками. Похоже, морда лица останется цела. Я осмелился подойти, поздоровался.
В ответ парни рассыпались в благодарностях. Они горячо клялись, что вкуснее не едали если не в целой жизни, то уж, во всяком случае, в этом мире. А дешевизна обеда привела их в такое изумление, что до сих пор деньги пересчитывают, не в силах поверить, что отдали так мало.
— Как вам хозяйка понравилась? — сделала наивную мордочку Люси.
Врач бригады отгрыз кусок от вдохновляюще пахнущего огромного бутерброда, прожевав, ответил:
— Весёлая дама. Хотела, чтоб мы ей какого-то мороженого дохляка отреанимировали.
— А вы что?
— Мы велели ей разморозить его предварительно. Постепенно, аккуратно, прибавляя в день по четверть градуса тепла. А мы будем либо сами заезжать процесс контролировать, либо кого из коллег присылать. Пока что педиатров отправили дополнительно проконсультировать. В леднике у ней градусов двадцать ниже нуля, покуда оттает, разработаем дальнейшую тактику. Не лишаться же такого заведения из-за того, что ейного свёкра сам Христос не воскресит! — И доктор снова откусил изрядную долю своего интересного харча.
— Нормально восприняла?
— Ха. Видишь, гонорар пережёвываем. Угощайтесь! — И коллега отвалил нам солидный ломоть аппетитнейшего окорока, кинув его на пышную белую краюху Надо быть, того самого, который сулили нам.
Начальница долго искала хвоинкой в зубах остатки мяса, глядя вослед удаляющемуся реанимобилю. Наконец вымолвила восхищённо:
— Вот это есть то, что я назову настоящим, подлинным профессионализмом. Что скажешь?
— Век живи — век учись.
Дорога упёрлась в длинный каменный причал, уходящий в огромное озеро. Другого берега различить я не мог. Поверхность воды, покрытая мелкой рябью, казалась совершенно пустой.
— Приехали! — скомандовала начальница.
— А где ж больница?
— Сейчас покажу.
Я подобрал съехавшую вниз папку с бланками, раскрыл, выискивая чистый сопроводительный лист. Люси наклонилась, пристально глядя куда-то мимо рычагов включения переднего моста и понижающей передачи. Смотрела долго, внимательно. Наконец подняла глаза:
— Патрик!
— Слушаю вас, госпожа доктор.
— Скажи, пожалуйста, что в вашей армии сделали бы с человеком, своими действиями подрывающим боеготовность подразделения и срамящим своё непосредственное начальство?
— Я полагаю, во время ведения боевых действий такого солдата расстреляют, мэм.
— Шура, у нас автомат заряжен?
Водитель изменился в лице. Он перевёл взор туда, куда указывала мышка. Краник переключения топлива смотрел влево.
— Ты что, чудо стриженое, первый раз слышишь о существовании резервного бака? Всё, что тебе нужно было сделать — повернуть кран в другую сторону. Там ещё пять галлонов бензина! Даже я об этом знаю.
По виду Патрика было ясно, что он и не подозревал ни о чём подобном.
— Чёрт бы побрал твою католическую душу!
— Грех вам так говорить, мэм.
— Грех не знать, где у машины руль.
— Я знаю, мэм.
— Зато я не знаю, где у тебя голова, — склочно объявила мышка, — так и быть, в этот раз я тебя помилую. Расстрел заменяется покупкой пары пива за твой счёт. Но не думай, что следующая оплошность обойдётся тебе столь же дёшево! Иди, сын мой, и не греши впредь.
— А больница-то где? — вернул я начальницу к текущим делам.
— Да вон же она, — указала Рат куда-то вдаль. Мне с трудом удалось на горизонте высмотреть какое-то тёмное пятнышко.
— Я уже слышал пожелание перевести «Скорую помощь» на гусеничный ход. Но не превращать же её в амфибию!
— Почему нет? В паводок полезно. Но этого, к счастью, не требуется. Радиостанция больницы настроена на частоту наших машин. Вызывай «Дельфина», и нам пришлют транспорт. А на экстренный случай там, внизу, под причалом, всегда есть несколько моторных лодок.
Менее чем через четверть часа к пирсу привалился большой белый катер. Расторопная команда помогла нам перенести паренька в просторную каюту — скорее палату, оборудованную всем необходимым для транспортировки больных. В случае необходимости, здесь можно было даже произвести несложную операцию.
Патрик остался на берегу стеречь вездеход и добывать пиво для смытия своего позора, а мы отправились сопровождать пациента. Убедившись в том, что он удобно устроен в каюте под присмотром здешнего санитара, мы вышли подышать на палубу. То есть вышел, конечно, я — напарница привычно восседала в левом нагрудном кармане.