— Набираемся опыта, коллега?
— А? — не понял я.
— Ну, как говорят, у хорошего медика за спиной должно быть кладбище. В одной книге, помню, дворцовый лекарь видел на своём веку столько покойников, сколько пациентов ему довелось пользовать. Высокий профессионал был, хе-хе.
— Иметь бы в виду такого опыта, — пробормотал я недовольно.
— Ну, коль тебе не нравится совершенствовать мастерство самому, придётся отправить перенимать его у старших коллег. На реанимационно-анестезиологическую тебя посадить, что ль?
— Брр!
— А что? Вот кому в свете сказанного профессиональных навыков не занимать! Маршрутное такси «Мегаполис — Стикс-левобережье», хе-хе. Ты не бледней, Шура, не бледней. Не стану я подвергать твой слабый нерв таким испытаниям. Просто закроем временно перевозку. Будешь опять с доктором ездить.
Павел Юрьевич поднёс к губам свою гигантскую ёмкость, и Ниагара угольно-чёрного чая с бульканьем обрушилась в его могучую глотку.
В столовой изрядное количество медиков забавлялось традиционной игрой «Обожратушки». Таяли горы снеди, и булькал беспрерывно подливаемый в чашки кипяток. Мне не раз приходило в голову, что старина Льюис Кэрролл позаимствовал безумное чаепитие для своей сказки из быта «Скорой помощи». Медики способны предаваться поглощению этого напитка столь же бесконечно, сколь водительский состав — игре в домино.
Кто-то бодро излагал:
— Славно пронимает, когда на морозе настынется. Вынешь ампулу с ящика, а она, милая, аж в изморози вся. Вот всаживаешь иглу на две трети длины и, по мере введения, плавно продвигаешь глубже, методой ползучего инфильтрата. Десять раз подумает вдругорядь, прежде чем ночью за телефон хвататься.
— Оно конечно, да только здесь такой фокус не получится. Мороз-то где? Или у тебя холодильник в твоей развалюхе?
— Ну, способы бывают разные. Вот, скажем, кордиамин внутрикожно тоже недурён. Делаешь такую аккуратную «лимонную корочку»…
Я переступил порог, и народ, как по команде, заткнулся. Все взгляды упёрлись в мою скромную персону. У ближайшего отвисла нижняя челюсть. Звякнула о кафель пола обронённая ложечка. Интересно, какие цветы на мне нарисованы?
— Коллега, ты когда последний раз на базу заезжал? — вымолвил наконец кто-то.
— Недели три… Нет, кажется, месяц… Или больше? — вконец сбился я.
— Оно и видно! — заржали чаёвники. — Поди на себя в зеркало глянь!
Я поднялся в душевую, чтобы последовать их совету. Кошмар! Ходячий персонаж триллера! Халат, стиравшийся попеременке с хирургическим костюмом в любой попавшейся воде и сохший привязанным к антенне рации, цвет обрёл неописуемый. Джинсы на коленях выглядели так, словно ими вытирали полы в складе угля. Ворот рубахи засален. Борода всклокочена. В лохмах волос запуталось чёрт-те что. Из порыжелого голенища сапога торчит рукоять ножа. Бродяга, да и только!
Выезжай я на вызова к нормальным людям, те, безусловно, узрев такого, с позволения сказать, лекаря, немедленно позвонили бы в полицию. Благо, что родимая клиентура ввиду своего душевного состояния не заострялась на страховидности моей внешности. Одичал-с… В ужасе спешно полетел через две ступеньки за мылом и полотенцем.
Многослойная грязь оттиралась с большими техническими трудностями. Облачившись в почти не ношенный чистый зелёный костюм и кипенно-белый халат, подстригши кривыми и тупыми ножницами бороду, я задумался о том, где бы привести в порядок причёску.
Удалось разрешить и эту проблему. Сжалившись надо мной, золотисто-пушистая сестра-хозяйка в ответ на расспросы извлекла из тумбы стола пару металлических расчёсок и длинные ножницы, посмотрев на которые, я пожалел о том, что поторопился терзать свою бороду негодным инструментом, вынутым из медицинского ящика.
Мягкие лапки замерли на секунду над ещё не просохшей гривой.
— Как постричь, Шура?
— Давай покороче, на всякий случай.
Парикмахерские принадлежности защёлкали и заблестели, вгрызаясь в отросшие космы. Работа спорилась.
— Ну, вот и всё, — протянула мне зеркало сестра-хозяйка.
— Ты скажи, барашек наш, сколько шерсти ты нам дашь, — пробормотал я, созерцая на полу кучу волос, пригодную для набивки средних размеров матраца, — не стриги меня пока, дам я шерсти три мешка…
— Надо так понимать, что коробка конфет за тобой?
— И большущая!
— Вообще-то, в городе парикмахерские на каждом углу. Периодически заглядывать туда обойдётся тебе дешевле.
Мне ничего более не оставалось, как смущённо удалиться.
Требовалось свершить ещё один трудовой подвиг — сдать диспетчерам оформленные наряды на перевозку. С натугой выволочив из шкафа в салоне перевязанную бечёвкой кипу, я взвалил было её себе на горб, но остановился, услышав знакомый голосок:
— Меня тут совсем запугали, говорят, дикая тварь из дикого леса на «Скорую» припёрлась и тебе, мол, с ней ездить. Иду смотреть на чудовище может, лучше убежать сразу — и что вижу? Это же просто Шурик!
— Люси! — завопил я обрадованно. — Привет! Ты со мной работать будешь, ура!
— Ну, положим, не я с тобой, а ты со мной, — пробурчала доктор, — не забывай, кто в машине хозяин. Должен же кто-нибудь за тобой доглядывать, а то вечно одно и то ж: не успел без призору остаться, как во что-нибудь да влип либо натворил чего. Невхалюз ты и раздолбай, — заключила Рат ворчливо.
Хоть и пыталась моя начальница продемонстрировать недовольство, в чёрных бусинках её глаз светилась искренняя радость встречи. Я сгрёб её, поцеловал крошечный влажный носик, прислонился щекой к пушистой шёрстке. Та замерла, нежно прижавшись тёплым тельцем к лицу и плотно обвив моё запястье длинным хвостом.
Поясняю всем, кто ещё не знает: доктор Люси Рат — мышка.
Ну, не настоящая мышь, конечно, а очень похожее на неё существо. Разумное, естественно, даже слишком. Размер, правда, подкачал. Таких крупных мышей в природе не бывает, а до крысы не доросла.
В своё время нам вместе довелось немало поколесить по здешним дорогам и пережить всякого — хорошего и не особенно. Я настолько привык к её внешности, что давным-давно воспринимаю её просто как отличного врача, надёжного товарища и — не удивляйтесь — симпатичную женщину, не лишённую, впрочем, известной зловредности характера.
Люси высвободилась из моих объятий, подёргала носиком.
— Фу, противный! Весь халат измял!
Спрыгнув на сиденье вездехода, критически изучила меня от макушки до пяток.
— Вижу, к свиданию с дамой ты подготовился как должно. Хвалю. Но вот рубашку надень другую.
— Почему? Она же совсем новая.
— А потому. Бригадные ценности куда девать будешь? В наличествующий на данном одеянии карман не поместятся.
— Наркотики помещаются. Кошелёк — тоже.
— Это всё фигня. Самая большая драгоценность вовсе другая.
— Какая?
— Доктор.
Пачка перевозочных нарядов толщиной в три кирпича тяжко рухнула на стол, извергнув облако пыли.
Диспетчерская служба, узрев итоги моих трудов, в голос застонала, перемежая жалобы на невозможность переписать всё это в журнал перевозок громким чиханием.
Старший диспетчер Лизавета, оскалив шестидюймовые клыки и плотоядно улыбаясь, заявила:
— Ничего, им тоже мало не покажется, — и протянула мне зажатые в острых когтях координаты только что принятого ей вызова.
Патрик, разводя конечностями, как завзятый рыбак после поимки малька кильки, что-то втолковывал начальнице. Углядев листочек в моей руке, он полез в кабину, воткнул на место ключ зажигания. Рат окинула меня быстрым взглядом.
— Переоделся? Добро, поехали.
И, цепляясь коготками за ткань халата, полезла по мне в нагрудный карман.
Глава пятая
За воротами базы, едва перескочив на очередную унылую и разбитую бетонку через трясины, мы притормозили, заслыша в небе быстро приближающийся неровный треск. Вскоре увидели и его источник — странно скособочившийся бело-красный вертолёт линейного контроля «Скорой», поминутно клюя носом, заходил по ветру для посадки на крышу станции.
— Чудно он как-то летит, — обратил внимание Патрик, — вконец пилоты перепились, что ли?
— Вроде не водилось за ними такого, — покрутила носом наша мышедоктор, — ну, да всё когда-нибудь случается впервые. Ладно, нам-то что за дело? Поехали.
Водитель потянулся к рычагу передач, но в этот момент рация прямо-таки взвыла:
— Психи один-девять, немедленно ответьте Зениту.
Я с ленцой потянул к себе трубку:
— Один-девять слушает, Зенит.
— Где находитесь?
— В двух шагах от ворот.
— Срочный возврат на базу!
— Угу.
— Пауль-Борис один-девять, — надрывался Лизин голос, — как поняли, Зенит? Экстренный возврат!
— Да поняли, поняли. Едем.
Патрик на самом деле уже мучил коробку и сцепление, маневрируя на узкой сухой полосе в попытках развернуть автомобиль, не съезжая в топкую грязь.
— Что ещё им надо? — недоумевал он.
— Должно, забыли что-нибудь, — предположил я.
— Что бы?
— Да уж не сомневайтесь, ничего хорошего, — заверила нас начальница.
Вертолёт почему-то не сел на крышу базы, предпочитая приземлиться посреди двора. При ближайшем рассмотрении стало ясно почему — на заднем борту и хвосте его торчали рваные лохмотья металла, оторванные попаданием чего-то посерьёзнее, чем камень из рогатки. Правая стойка шасси подломилась, отчего аппарат стоял на земле не менее криво, чем летел по воздуху. Часть стёкол пилотской кабины мутна от трещин. Схлопотал где-то…
Я не смог подавить в себе подленькую радость при мысли о том, что ремонт винтокрылой машины займёт, как пить дать, порядочно времени, и из двух супостатов, отравляющих нам жизнь, по-над головами останется мотаться только один.
Мне до сих пор не приходилось нарываться, но страшных историй о том, как, задержавшись у лавочки купить сигарет, коллеги оставались без половины зарплаты, наслушался немало. Впрочем, по тем же слухам, к нашим дурацким бригадам линейный контроль цепляется значительно меньше. Что с нас взять? Психи — они психи и есть.