В Баку был выслан срочный запрос на Сабирова, но ответа до сих пор не было. Мовсаев понимал, что любой ответ его не удовлетворит. Независимо от того, кем приходился заместитель председателя комитета турецкому гражданину, это была внутренняя проблема Азербайджана. А вот вывезенный груз был головной болью российских спецслужб, и нужно было максимально точно выяснить, какого рода грузы вышли из Москвы и, минуя таможенный досмотр, оказались в Баку и почему террористы, столь изощренные в выдумках, рискнули прислать своего человека всего на один день. Было ясно, что речь идет о чрезвычайном грузе, столь необходимом для террористов.
Они еще раз выехали в Шереметьево, чтобы допросить носильщиков, работавших в тот день на погрузке багажа в депутатской комнате, где были свои прикрепленные люди. Никитин проверил по спискам всех дежуривших в то утро сотрудников и распорядился, чтобы их вызвали в кабинет руководителя службы безопасности. Мовсаев приказал вызвать в первую очередь носильщиков багажа. В комнату вошли двое, один постарше, ему было лет пятьдесят, другой помоложе, ему было лет тридцать пять. Оба испуганно смотрели на сидевших в комнате людей.
— Может, вызывать их по одному? — шепотом предложил Никитин.
По правилам предусматривался допрос каждого свидетеля в отдельности, чтобы потом иметь возможность проверить их показания, но полковник покачал головой.
— Может, они помогут друг другу, — мрачно предположил он. — Садитесь, — показал он обоим на стулья. Носильщики осторожно сели. Присутствующий здесь же Тавроцкий нахмурился.
— Вам уже объяснили, зачем вы нам нужны? — спросил Мовсаев.
— Объяснили, — кивнул тот, что постарше, с несколько красноватым лицом.
У него были бегающие глазки.
— Вы дежурили девятнадцатого утром? — уточнил полковник.
— Мы. Нас уже об этом спрашивали.
— Как вас зовут?
— Николай Константинович.
— Вспомните, Николай Константинович, рейс на Баку. Утром девятнадцатого. Это вы работали в тот день?
— Да, вроде наша смена была.
— Вроде или ваша?
— Наша, — кивнул свидетель, — мы проверяли по графику.
— Значит, вы отправляли грузы всех пассажиров, находящихся в тот день в зале для официальных делегаций. Верно?
— Выходит, что да.
— Теперь, Николай Константинович, постарайтесь вспомнить, какой груз вы отправляли в тот день в Баку. Много было багажа?
— Да у них всегда много багажа бывает, — хитро прищурив глаза, уклонился от ответа допрашиваемый.
— Ты дурака не валяй, — строго посоветовал Тавроцкий, — тебя по важному делу сюда вызвали. Рассказывай, что знаешь.
— Я и говорю, что много багажа бывает. И все мы аккуратно отправляем.
Мовсаев Переглянулся с Никитиным, потом спросил:
— Интересующие нас люди вылетели в Баку утром девятнадцатого марта рейсом Аэрофлота. У них были не обычные чемоданы, а, судя по рассказу таможенников, три больших ящика, которые не досматривались. У вас ведь не каждый день грузятся на обычный пассажирский рейс большие деревянные ящики.
Он заметил, как дернулся молодой парень. Но промолчал. Николай Константинович снова хитро прищурился.
— Были, кажись, какие-то ящики. Все не упомнишь.
— А вот ваш молодой коллега о них помнит, — вдруг громко сказал Никитин.
Все сразу посмотрели на молодого человека. Тот испуганно дернулся еще раз, глянул на Николая Константиновича, опустил голову.
— Были ящики или нет? — повысил голое Тавроцкий.
— Чего уж там, — нерешительно произнес молодой носильщик, обращаясь к Николаю Константиновичу, — ты ведь помнишь про ящики. Видимо, важное дело, раз спрашивают.
— Очень ты умный, — разозлился тот, — у тебя память молодая, ты все им и рассказывай. А я не помню.
— Сколько было ящиков? — уточнил Мовсаев.
— Кажется, три, — ответил молодой человек, — но там были еще и чемоданы.
— Какие чемоданы?
— Не помню, два или три чемодана.
— Цвет какой? Вы ведь профессионалы, должны помнить.
— Два черных больших чемодана, кажется, фирмы «Делсей». Такие часто попадаются среди багажа. И один чемодан был коричневый, из мягкой кожи, такой обычный, простой, запирающийся на замок. Мы даже удивились, увидев этот чемодан.
— Сколько было пассажиров на Баку в тот день? — спросил Мовсаев у Тавроцкого.
— Мы все проверили, четверо. Одна семейная пара и двое наших гостей. У семейной пары в багаже отмечено два места, значит, эти чемоданы могли принадлежать им. А третий чемодан был наверняка того самого пассажира, который летел в паре с интересующим нас типом.
— Это еще нужно уточнить, — возразил полковник и снова посмотрел на носильщиков. — Значит, ничего так и не вспомнили, Николай Константинович?
— Были, — сказал тот не смущаясь, — были три ящика.
— Кто их вез к самолету?
— Ну я и вез.
— Тяжелые были ящики?
— Очень тяжелые, — выдохнул Николай Константинович.
— А в багажной квитанции указано, что вес груза обоих пассажиров был всего сто килограммов. Значит, учитывая, что оба пассажира летели бизнес-классом и могли провезти бесплатно по тридцать килограммов, они заплатили всего за сорок. Все правильно?
— Правильно, — кивнул носильщик.
— Получается, что каждый ящик весил всего двадцать — двадцать пять килограммов, — продолжал полковник, — какого размера были ящики, можете показать?
— Примерно сантиметров восемьдесят, — вспомнил Николай Константинович, — а может, и немного больше.
— Да нет, — уверенно сказал его молодой напарник, — больше метра были, мы еще принимать не хотели.
Мовсаев с Никитиным переглянулись.
— А когда оформлялся груз, вы где были? — спросил у молодого носильщика полковник.
— Рядом стоял, — тот взглянул на своего опытного товарища, но ничего больше не сказал.
«В чем дело? — подумал полковник. — Что они скрывают?»
— Какой высоты были ящики? — уточнил он.
— Примерно такие, — показал рукой Николай Константинович, — около полуметра.
— А ширина?
— Да примерно столько же, — ответил носильщик, не подозревая, какую ловушку готовит ему полковник.
— Так вот, — подвел итог Мовсаев, — если ящики были из дерева и были набиты даже ватой, то и тогда они вряд ли могли весить двадцать килограммов.
Все пятьдесят, не меньше.
Николай Константинович ошеломленно посмотрел по сторонам, потом на своего молодого товарища. Потом нерешительно спросил:
— Почему пятьдесят?
— Или больше? — напирал полковник. — Вы умышленно занизили вес груза, чтобы пассажиры не платили слишком большую пошлину. Правильно или нет?
Носильщик молчал. Полковник сказал что-то на ухо Тавроцкому, и тот, шумно поднявшись, вышел из комнаты.
— Послушайте, Николай Константинович, — четко произнес Мовсаев после ухода начальника службы безопасности, — я обещаю, что никто не станет вас упрекать за это маленькое надувательство. Это не наше дело. Мне нужно точно знать, какой тяжести были ящики и как они выглядели. Это очень важно. Ведь груз взвешивается прямо при входе в зал, внизу у лестницы, я там видел ваши весы. И вы сами отмечаете вес багажа, после чего вы передаете сведения наверх. Мне нужна правда.
— Говори, Николай Константинович, — попросил молодой, — видишь ведь, важное дело.
— Ну, были ящики немного тяжелее, — признался носильщик, — я о людях подумал, решил, зачем им платить так много.
— Вы прямо святой, — пошутил Мовсаев и резко спросил:
— Сколько весили ящики? Только честно. Сколько? И не врите, я все равно узнаю.
— Ну немного завысили.
— Сколько весили ящики?
— Ну килограмм по пятьдесят.
— Сколько?
— Около двухсот, — наконец признался носильщик.
— Они вам заплатили, — кивнул Мовсаев, — все правильно, — сказал он, обращаясь к Никитину, — мы тут гадаем, какие были грузы, а нужно просто дать сто долларов носильщику, и он оформит вам любой вес, изменив его в багажной квитанции. Сколько они вам заплатили?
— Ничего не платили, — твердо сказал Николай Константинович, — может, я ошибся, немного сбавил вес, но мне ничего не платили.
— Ладно, — махнул рукой полковник, — это не так важно. Теперь подробно опишите ящики. Какого цвета они были?
— Да из дерева были. Из обычного дерева. Я думал, там книги. Мне пассажиры так и сказали, что книги.
— И поэтому они попросили вас сбросить лишний вес? — усмехнулся полковник.
— Нет, не поэтому. Многие просят об этом. А я из-за пятидесяти килограммов уважаемых людей не заставляю в кассу бегать, лишний вес оплачивать.
У депутатов груз вообще не взвешиваем.
— Пять-десять килограммов, — передразнил его Никитин, — ты на сто килограммов занизил общий вес.
— Ошибся, — упрямо повторил носильщик.
— Еще раз вспомните, Николай Константинович, — повторил полковник, — как выглядели ящики?
— Деревянные ящики, перевязанные железной лентой, — нахмурился носильщик.
— Какие-нибудь надписи были?
— Кажется, нет.
— Вспоминайте конкретнее.
— Не было. Хотя на одном ящике была какая-то надпись. Ах да, там указывалось, что в ящиках стекло. Их нельзя бросать и переворачивать. Обычный знак тары.
— И больше ничего?
— Точно. Больше ничего.
— Вы погрузили все в багажное отделение?
— Да, как обычно. Прикрепили таблички «VIP», как обычно делаем, когда груз идет через наш зал. И все погрузили в самолет.
— С пассажирами после этого виделись?
— Не помню.
— Виделись или нет?
— Кажется, да. Они стояли на трапе, и я крикнул, что все в порядке. Мы ящики с трудом подняли и в самолете укрепили.
— И они вам еще заплатили?
— Этого не было, — сказал Николай Константинович, — чего не было, того не было. Может, я ошибся с общим весом, но деньги я не брал. Это у нас запрещено.
— Ну да, вы грузили эти ящики просто так, из-за хорошего отношения к клиентам, — махнул рукой Мовсаев, — и еще один вопрос. Ящики привезли сами пассажиры?
— Да, конечно. Они и привезли.