— Нашу службу вы тоже занесли в разряд потенциальных союзников Мула? — уточнил генерал.
— Мы не можем дать гарантию, что кого-то из наших людей просто не купили, — пояснил офицер.
— Вы с ума сошли, Лернер, — крикнул сидевший рядом с генералом полный грузный человек в штатском. Он неприязненно смотрел на офицера, — Простите меня, — возразил Лернер, — но моя группа настаивает именно на таком выводе. Однако приоритеты в подозрении на контакты с Мулом расставлены следующим образом. На первом месте Служба внешней разведки России, на втором Министерство национальной безопасности Азербайджана и на третьем МОССАД.
— Я бы очень удивился, если бы вы подозревали сами себя в работе на террористов, — зло пошутил сосед генерала. — Не знаю, что буду докладывать премьер-министру, пока вы не дадите мне конкретные факты.
— Для этого мы должны по меньшей мере арестовать Мула. Или уничтожить его.
— Делайте, что хотите, — прохрипел посланец премьера, — но учтите, что мы с огромным трудом снова наладили контакты с палестинцами. Ясир Арафат пошел на переговоры, и нам удалось затормозить эскалацию насилия. Если по вашей вине этот процесс сорвется и все пойдет прахом, то вы конкретно будете отвечать за провал мирных переговоров.
Лернер нахмурился, оглянулся на генерала.
— Мы примем к сведению заявление нашего правительства, — примирительно согласился генерал, — но я прошу учесть и такой фактор, как возможные контакты Мула с представителями других спецслужб. Исходя из этого, я приказываю с этой минуты полностью заморозить информацию, исходящую из нашего Центра, строго ограничив ее получение конкретными должностными лицами. Полностью прервать все контакты с Москвой и Баку до окончательного выяснения ситуации с Мулом. Мы обязаны все время держать ситуацию под контролем. Гринберг, что вы хотите у меня спросить?
— В целях конспирации дамасский центр не указал нам местонахождение Дронго и его спутницы. Вы не считаете, что мы должны разрабатывать ситуацию с учетом конкретного местонахождения эксперта и нашего агента?
— Безусловно, — согласился генерал, — но сейчас самое главное — выйти на Мула. Что касается Дронго и его спутницы, то передайте в Дамаск, в нашу резидентуру, мой категорический приказ: немедленно покинуть обоим пределы Сирии. Если даже Дронго не подчинится, наш агент обязан выехать из Дамаска немедленно по получении нашего приказа.
— Он провел такую опасную акцию, — напомнил Лернер, — фактически выступив в роли приманки.
— Мы его об этом не просили, — сухо оборвал Райский. — Давайте следующие вопросы, иначе мы никогда не закончим с этим Дронго.
Дамаск. 12 апреля 1997 года
Затхлый воздух подвала уже тяготил обоих. Утром двенадцатого апреля у них снова появился связной. Он довольно долго налаживал свою лестницу, как всегда неторопливо готовясь спускаться. Дронго и его спутница, у которых нервы были напряжены до предела, были готовы к любой неожиданности именно в такой момент, понимая возможность выхода ситуации из-под контроля. Тем, кто их искал, лучше всего было бы проследить, куда идет связной, чтобы затем ликвидировать всех вместе.
Дронго только сейчас понял, почему в каждый свой приход так изматывающе медленно старик готовится к спуску вниз. Он проверяет, нет ли за ним наблюдения, можно ли спокойно спуститься в подвал. Вот и теперь, наладив наконец лестницу, он медленно начал спускаться, подсвечивая себе фонариком. За последние двое суток они открыли запасной выход, но выйти из него можно было, только с трудом протискиваясь между камнями и трубами. Особенно трудно пришлось бы Дронго — с его мощным разворотом плеч он с трудом бы одолел подобный лаз.
От поверхности земли до их уровня было не меньше четырех метров, которые старик преодолевал на выдвижной узкой лестнице.
Спустившись, старик устало сел на стул. В подвале было несколько стульев, стол, один большой диван, кровать, кресла, в общем, все, что можно было снести сюда понемногу отовсюду, не вызывая особых подозрений.
— Сначала я отвечу на твои вопросы, — сказал старик, глядя на Дронго. — Они приехали в Дамаск третьего апреля. Их было шесть человек, но двое ушли из отеля несколько дней назад. Они приезжали каждый в отдельности, но иногда в коридоре общаются друг с другом или здороваются. Оставшиеся четверо вчера переехали в другой отель. В газетах появилось сообщение, что один из нападавших в «Шератоне» остался в живых, и все четверо боевиков переехали в другой отель.
Мы следим за ними. Среди них выделяется один человек, его фотографию и фотографии других я принес. Остальные его явно боятся, но это не Ахмед Мурсал, которого я однажды видел и узнаю, как бы он ни пытался изменить свое лицо.
Старик протянул фотографии. Дронго долго их рассматривал, не спрашивая, о ком именно говорил связной. Потом поднял решительно одну фотографию.
— Вот этот главный, — сказал он уверенно.
— Да, — не удивляясь, кивнул старик, — почему ты так решил?
— Я знаю, кто это. Это Красавчик Фахри. Он ближайший подручный Ахмеда Мурсала.
— Мы следим за ними. Они готовят какую-то акцию. Но мы не можем понять, какую именно.
— Может, акция Мула состоится в Дамаске? — предположила женщина. — Это по-своему была бы изощренная месть террориста.
— Цель? — быстро спросил Дронго. — Убедить, что это делают иранцы?
Пусть даже ему это удается. Чего он этим добьется? Поссорит иранцев с сирийцами? У них и без того не очень хорошие отношения, но это не та глобальная цель, которую может поставить Мул. Он все-таки террорист масштабный. О взрыве в Дамаске никто даже не узнает, это мало кого будет интересовать. Нет, они готовят нечто другое. Как глупо, что я все время здесь сижу, — вдруг раздраженно заявил он. — Мне нужно быть там, а не здесь.
— Что вы еще можете сделать?
— Завтра я думаю выйти в город.
— Нет, — решительно сказала женщина. Старик покачал головой.
— Ты неисправим, — сказал он ровным голосом. — Но ты напрасно считаешь, что все должен делать только сам. Если все пройдет нормально, то завтра вечером этой четверки уже не будет в Дамаске. И вообще нигде не будет.
— В каком смысле?
— Они будут в аду, — так же спокойно ответил старик.
Дронго посмотрел на женщину. «Акция возмездия, — понял он, — специальная программа МОССАД по уничтожению террористов».
— Да, — ответил за нее старик, — их нельзя оставлять в живых.
— Нет, — решительно возразил Дронго, — убить легче всего. На их место придут другие, о которых вы уже не будете знать. Нужно попытаться выяснить, почему они сидят в Дамаске, что они замышляют, где находится Мул? А уже потом сводить счеты.
— Это не сведение счетов, — возразил старик, — это оплата счетов.
— Вы упускаете свой шанс, — раздраженно сказал Дронго, — дайте мне хотя бы один день. Мне нужно на них посмотреть, нужно понять, почему они здесь. Чего они ждут.
— Вы должны отсюда уехать, — сказал старик.
— Об этом не может быть и речи, — возразил Дронго, — я обязательно должен остаться, надо хотя бы попытаться выяснить, что они замышляют.
— Тогда остаюсь и я, — кивнула Алиса Линхарт.
— Нет, — строго сказал старик, — вы не можете остаться. Мне поручено передать вам, что это приказ. Ты можешь делать все, что хочешь, — добавил он, обращаясь к Дронго, — но она должна немедленно уехать. Уйти со мной прямо сейчас.
Алиса Линхарт взглянула на Дронго. Потом посмотрела на старика.
— Прямо сейчас? — спросила растерянно.
— Немедленно, — подтвердил старик, — я не уйду отсюда без вас. Дронго развел руками.
— Они правы, — кивнул он, — вам нельзя больше здесь оставаться. Вы и так подвергли себя невероятному риску. Если я попадусь, у меня еще будут шансы отсюда выбраться. Если арестуют вас, мне даже страшно подумать, что с вами сделают. Уходите.
— А вы?
— Я должен остаться в Дамаске. Представляете, как им важен этот город, если даже после смерти двух своих боевиков они не уезжают отсюда, а лишь меняют место проживания? Мне интересно, чего они ждут и почему вообще приехали в Дамаек. Пока не узнаю этого, я отсюда не уеду.
— Вы останетесь здесь один, — это был не вопрос, это была печальная констатация факта.
— Конечно. В конце концов, я ничем не рискую. Просто сижу в подвале и ожидаю новых известий. Я ведь не выхожу в город.
— Вы здесь долго не усидите, — возразила она. — Я знаю ваш характер.
— Возможно, — согласился он, — борода у меня уже выросла. Вполне достаточная для моих пробежек по городу. Что-нибудь придумаем.
Она повернулась к старику.
— Мне идти прямо сейчас?
— Да, — кивнул он и встал.
Она подошла к Дронго и легонько коснулась его лица.
— Удачи, — чуть улыбнулась, мучительно сдерживая свои чувства.
— Спасибо, — он улыбался в ответ. Она вдруг порывисто схватила его за плечи, быстро поцеловала и, ничего больше не сказав, резко повернулась, первой шагнула к лестнице.
— Идемте, — позвала связного и начала подниматься вверх, уже не оглядываясь на оставшегося в подвале Дронго. Когда старик вытянул лестницу, Дронго остался совсем один. Он прошел к дивану, все еще хранившему тепло ее тела, устало опустился, словно почувствовал некий груз своих лет. И замер, глядя перед собой.
— Дамаск, — прошептал он, — город ненависти Мула. Неужели он хочет нанести свой удар именно здесь?
Он растянулся на диване, закрыв глаза. Пистолет лежал рядом. «Завтра, — подумал он, — завтра тринадцатое апреля. Как быстро проходят дни, даже в этом подвале. Завтра мне нужно увидеть их самому».
Дамаск. 13 апреля 1997 года
Рано утром, когда снова раздался характерный скрежет над головой, Дронго уже сидел в ожидании. В эту ночь, впервые оставшись здесь один, он спал плохо: волновал предстоящий выход в город, словно самая главная и самая решающая экспедиция в его жизни. Старик медленно спустился вниз и протянул ему сумку.
— Здесь арабская одежда, — сказал он. — В ней ты, может быть, не будешь так бросаться в глаза. Наверху нас ждет друг, который будет все время с тобой.