Бёме вздохнул с облегчением.
— Все, чем я могу…
— Тут останется мой приятель — будет наблюдать за дверью их каюты. Смотрите, чтобы никто не мешал ему.
— Так точно!
— Я вернусь через час, и мы этим займемся.
— Что вы надумали, Риген?
— Скоро увидите. — Риген поднялся и направился к двери. — Одно только беспокоит меня, капитан…
— Скажите, и я…
— Что вы сделаете, если Бакхорн уже пронюхал, что мы здесь, и предложит вам сумму, в два раза большую, чем мы.
— Я и касаться не стану их проклятых денег!
Риген кивнул, и на его лице появилась тонкая улыбка.
— Приятно слышать, капитан. И знаете, почему?
Бёме отрицательно покачал головой.
— Потому что в ином случае ваш корабль никогда не прибудет в порт назначения. Если вы надумаете затеять какую-то игру, ваш корабль навеки исчезнет. Надеюсь, вы поняли, о чем я говорю: вы очутитесь на дне океана, не оставив после себя никаких следов. Расслабьтесь, капитан. Увидимся через час.
Кен Риген прежде всего бросился к телефону.
— Мы нашли их, — сообщил он. — Не исключено, что последняя бомба с ними. Ничего определенного сказать не могу. Обстановка такая… — Он сжато, но не пропуская важных деталей, нарисовал расположение каюты на борту «Мануэля Асенте», в которой заперлись Бакхорны. Потом процитировал предостережение, которое Джесс Бакхорн передал капитану. — Есть только один способ управиться со всем этим, — сделав вывод Риген. — Соедините меня с армейской службой контрразведки, я хочу кое-что у них попросить. И чтоб ни гугу, слышите? Как с мальчиком?.. Десять лет? Как раз. О боже, ваш собственный сын?! Хорошо, хорошо, я все понимаю. Буду ждать вас в конце причала.
Перед ними стояла, как казалось, неразрешимая задача. Джесс Бакхорн заминировал свою каюту. Они но могли отбросить предположение, что вторжение в каюту может привести к взрыву атомной бомбы.
Сперва обсудили вариант с использованием мощной автоматической винтовки, из которой можно было бы стрелять сквозь иллюминатор. Нет, не подходит. Во-первых, Бакхорн или его жена могут увидеть их, и тогда — конец игре. Во-вторых, шторы затянуты, и они могут не… Короче говоря, не подходит.
Был еще вариант. Вентиляционный канал. Но пролезть через него невозможно, потому что Бакхорн сразу услышит шорохи, и если у него в самом деле последняя атомная бомба, тогда весь порт и половина города Сиэтла исчезнут с лица земли.
А впрочем, вентиляционный люк все же мог пригодиться. Ригену сразу пришла мысль использовать газ Green Ring-III, который был на вооружении армии.
Этот газ нервно-паралитического действия не имел ни вкуса, ни запаха, он не действовал ни на легкие, ни на кожу и убивал человека довольно быстро, поражая важнейшие центры его нервной системы. И все же это было слишком рискованно. Ведь Бакхорну хватило бы считанных секунд, чтоб уничтожить сотни тысяч людей.
И тогда Риген нашел решение проблемы. Специальная армейская команда плюс мальчик. И другой газ.
Через сорок минут он уже встретил в порту прибывших. Они бесшумно поднялись на борт «Мануэля Асенте». Капитан Бёме показал им вентиляционную систему. За несколько минут они отделили обшивку в том месте, где было вентиляционное отверстие трубы, которая вела к каюте номер двенадцать. Бёме отдал распоряжение включить грузовые лебедки, чтоб заглушить любые звуки. Отделив обшивку, армейские специалисты приспособили в вентиляционном канале бесшумный вентилятор с резиновыми лопастями. Затем надели противогазы и заложили в тот же канал герметически закрытый цилиндр. И невидимый, лишенный запаха газ начал поступать в двенадцатую каюту.
— Десять минут, и все будет о’кей. Вообще-то эта штука срабатывает за шестьдесят секунд. После чего по меньшей мере два-три часа они будут без сознания.
Долго ждать не стали. И все же выламывать дверь не решились. Другое дело — иллюминатор…
Открыть его извне они не могли, да и не пытались. Армейские специалисты принялись за дело. За пятнадцать минут с помощью ультразвуковой дрели они аккуратно вынули стекло из иллюминатора: путь в каюту номер двенадцать был свободен.
Джессу Бакхорну и в голову не пришло минировать иллюминатор. Это казалось ему излишним. Он только закрепил его винтами изнутри. К тому же, даже если убрать толстое стекло, сквозь такое маленькое отверстие не смог бы пролезть ни один человек.
Но мальчик, которому смазали жиром плечи и надели противогаз, смог протиснуться внутрь. Это был доставленный на корабль сын местного агента ФБР. Внутри каюты он прежде всего включил свет. Специалист-подрывник внимательно осмотрел дверь сквозь иллюминатор.
— Сынок, придвинь-ка вон ту табуретку к дверям… Хорошо. Теперь — видишь вон ту изоляционную ленту?.. Правильно. Обыкновенная лента. Только не торопись, вот что главное. Отмотай эту ленту… Так, а теперь возьми концы проводов в другую руку. Понимаешь, они не должны касаться металла… Хорошо. Теперь оберни лентой открытые концы провода… Очень хорошо. Положи их на стол. А теперь видишь провода вон там внизу? Сделай с ними то же самое, что сделал с первыми… Вот так. Вытри руки и подожди. Не торопись.
Джесс и Мэй Бакхорн оставались без сознания еще три часа после того, как дверь в каюту номер двенадцать была распахнута настежь.
Специалист осмотрел взрывчатку.
— Пластиковый заряд, — сразу узнал он.
Последняя бомба еще не была найдена.
16
— Эй, Альберто!
Поющий поднял голову.
— Завоняло легавым, парень.
Гитара замолкла.
Все услышали вой сирены.
— Хуанита, ты, пожалуй, притормози, — сказал Альберто.
Темноволосая девушка, которая сидела за рулем, кивнула, сбрасывая газ и поворачивая свой «фольксваген» к обочине дороги. Молодая пара на заднем сиденье вытаращила глаза на полицейскую машину.
Альберто обратился к ним.
— Манк, ты имеешь какое-то представление, почему они нас останавливают?
Манк кивнул головой.
— Конечно. Закон на их стороне, а не на нашей. Этого вполне достаточно, парень. А ты, крошка, не вздумай отвечать, когда о чем-то будут спрашивать, — приказал он своей подруге. — Поняла?
— Да.
— Она не проговорится? — торопливо спросил Альберто.
— Нет, парень, — улыбнулся Манк. — Она не раз имела дело с полисменами. Я просто объясняю им, что она того… не в своем уме.
— А где вы прячете свое зелье? — резко спросил Альберто. — Черт возьми, если они…
— Не бойся, парень. — Манк оскалил зубы в широкой улыбке. — Для чего, думаешь, у меня дыра сзади? — Поделившись своей тайной, Манк засмеялся.
От взгляда Хуаниты не скрылось, как Альберто ногой засунул кучу измятой одежды под сиденье. И она вздохнула с облегчением. Ведь Альберто решил подыгрывать Манку и его идиотской подружке. Придется и ей сыграть свою роль. Быть приветливой с полицейскими. Заранее смириться с тем, что они будут оскорблять тебя, и не обращать на это внимания. Улыбайся, приказывала она себе. Посмотрела в правое зеркальце. Один полисмен — это дорожная инспекция, заметила она, — уже вышел из машины, не торопясь, направлялся к ним. Она увидела, как он инстинктивно коснулся рукой пистолета, который болтался на бедре. Тони («Даже не вспоминай об этом имени! — мысленно прикрикнула она на себя. — Альберто!»)… Альберто снова взял в руки гитару. Измятая одежда лежала под сиденьем. В том лохмотье у него был спрятан обрез полуавтоматической винтовки, и он очень ловко умел стрелять из этого оружия. Ей, конечно, начхать на то, скольких легавых он нашпигует свинцом, но больше она не хочет насилия.
«Хуанита Алеман. Это твое имя, — предостерегла она сама себя. — Не забывай. Ты мексиканка. Когда заговоришь, они должны услышать твой акцент. И ты должна убедиться, что они услышали его. Улыбайся, девочка. Улыбайся, показывай им свои зубки и ни в коем случае не дай им догадаться, что ты — красивая черномазая девчонка с двумя колледжами за спиной, напичкана дьявольским образованием так, что те два белых оболтуса даже представить себе не способны. Ибо если б они догадались… — Она искоса взглянула на Тони… — Альберто, ты, дуреха! Альберто». Хоть сотню лет таращись на него, ни за что не скажешь, что на голове у этого парня парик. Она сама подбирала его, и подгадала так, чтобы он был похож именно на того, кого строил из себя. Исполнитель народных песен, он выглядел ни добрым, ни плохим, но живым, непринужденным и веселым. Ибо он все же немного играл на гитаре, а больше от него ничего и не требовалось.
Это был единственный способ прорваться сквозь полицейские кордоны, установленные повсюду. Когда они узнали про Джесси и Мэй, ее всю пронзило холодом, до самых костей. Но Тони всегда высмеивал мысль о бегстве из Штатов на каком-то судне. Безразлично, сколько вы заплатите капитану, предостерегал он, этот сукин сын будет рассчитывать, что от правительства он получит больше и еще в герои вылезет.
Но просто так взять и отправиться в дорогу они не могли. Ибо везде были развешаны их фотографии, и абсолютно все выслеживали их.
— Белого и негритянку — такую парочку они никогда не заподозрят, — сказала она Тони. — Конечно, мы обратим какое-то внимание, но вряд ли они будут докапываться, кто мы такие, и…
Тони засмеялся ей прямо в лицо…
— Лесли, ты привлекательная девушка, и тебе не следует лишний раз высовываться даже по случаю хорошей погоды. А тут они знают нас, как облупленных. А ты не просто черная девушка — ты красавица. Увидев тебя, мужчины крепко сжимают ноги и воют на луну. Мы так не проедем и десяти миль. Но есть один способ, — сказал он, улыбнувшись.
Тони Мальони и Лесли Холл исчезли. У них хватило денег, чтобы приобрести все необходимое. Лесли выходила одна вечерами, и никто не мог ее узнать. Она напяливала на себя лишнюю одежду до тех пор, пока ее фигура не становилась полной, а сама девушка приобретала вид одетой без вкуса отвратительной бабы. Она не гримировалась, только лохматила себе волосы и носила башмаки без каблуков, на которых неуклюже ковыляла. Она растворилась в Уоттсе — негритянском районе Лос-Анджелеса.