Доктор Нентвиг воспользовался столь редким в последнее время хорошим настроением шефа и попросил дать ему отпуск. Нашел и подобающий повод: он-де будет сопровождать транспорт в качестве спецэксперта. Об отпуске он просил не без задней мысли. За время более чем двухлетней службы в Норвегии Нентвиг сумел «собрать» довольно внушительную коллекцию горностаевых шкурок. Меха — чудо! В них фрау Хильдгард Нентвиг вызовет жгучую зависть дамского общества в Гамбурге. И теперь доктор рассчитывал, что, если его назначат сопровождающим, он с легкостью минует все таможенные рогатки. Профессор был рад хоть на время избавиться от назойливого сотрудника и дал согласие на отпуск без всяких условий. Обрадованный Нентвиг побежал укладывать свои чемоданы.
Когда часы на башне церкви пробили одиннадцать раз, Хаммерен с Нильсеном поехали на снегоуборочной машине в направлении Маэля. Остальных членов группы они еще раньше послали в район пристани. Сделав большой крюк вокруг вокзала, они вышли из машины и осторожно прокрались к деревянному причалу. На крепком морозе доски под ногами скрипели и трещали так, что становилось страшно. А вот и сам паром у причала — одинокое судно, словно брошенное всеми на произвол судьбы. Однако, подойдя поближе, они услышали, как команда, собравшаяся в одной из кают, вовсю веселится, отмечая, наверное, чей-то день рождения. Со стороны набережной доносился стук сапог немецких патрулей. Дождавшись, когда патрули разойдутся на максимальное расстояние, Хаммерен и Нильсен, чуть не окоченевшие на ледяном ветру, побежали, пригнувшись, к борту парома и, балансируя, стали подниматься по непривычно узким мосткам. Или они только кажутся такими узкими из-за темноты?..
Оказавшись в трюме, Хаммерен очень скоро обнаружил подходящую нишу у правого борта. Майор был человеком бывалым, военным инженером, а теперь и диверсантом с головы до пят, ему несложно было найти наиболее уязвимую точку. Куда труднее сориентироваться по времени! Согласно расписанию паром отходил в девять сорок пять. Вовремя он отойдет, или имеет смысл учесть задержку минут на пятнадцать? Этот вопрос майор задавал себе, наверное, в сотый раз. И всякий раз говорил себе, что предпочтительнее предусмотреть задержку. Однако теперь он снова колебался. В конце концов решился и поставил взрывной механизм на 10.15. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы паром взорвался у причала!.. Замаскировав со всей возможной тщательностью пудовый пакет с высокочувствительной взрывчаткой, соединил часовой механизм со взрывателем, а взрыватель с тестообразной массой.
Потом собрали всех своих. Управляющий пообещал в полночь прислать за ними машину. Если он сдержит слово, они успеют на трехчасовой поезд Берген — Осло. В столице их ждали надежные конспиративные квартиры.
В воскресенье, 20 февраля 1944 года, в десять часов пятнадцать минут утра мощный взрыв разорвал посреди Тиннсьё паром «Гидро». Очевидцы рассказывали, что на какие-то секунды тяжелое судно задрало нос над водой почти вертикально — и все вагоны тут же скатились в воду через корму. «Гидро» затонул меньше чем за пять минут.
Известие об этом достигло комендатуры в десять двадцать одну. Детлефа Бурмейстера словно громом поразило. Немедленно связался с Кайзером. Комиссар явился через минуту, держа в руке ящичек с картотекой подозрительных граждан Рьюкана. Ослепленный яростью, Бурмейстер выхватил из него десять первых попавшихся карточек. Знакомым для него оказалось только одно имя: Йенс Паульссон.
Кайзер поспешил арестовать всех десятерых, а комендант приказал командиру роты Дюррхаммеру отобрать спецкоманду для расстрела заложников.
Когда обершарфюрер Зенф увез бургомистра из больницы, дежурный врач позвонил инженеру Паульссону. Едва набросив на плечи пальто, тот бросился к коменданту.
— Вы не сделаете этого, господин комендант, — выдавил он из себя, задыхаясь от быстрого бега. — Не посмеете, вы не вправе…
Бурмейстер смотрел на него, как дикий зверь.
— Я свои права лучше вас знаю! — заорал он. — Перестреляю вас всех, как собак!
— Но ведь вам доподлинно известно, что мой брат невиновен! Он уже целый месяц лежит в больнице. Из-за вас, между прочим…
— Невиновен, невиновен! — передразнил инженера Бурмейстер. — Я скажу вам, кто такой ваш брат! Он — большевик! Красный комиссар Рьюкана! Знаете, о чем я жалею? Что я был так терпелив с вами, свиньями паршивыми, и даже за вас заступался. Взывал еще к вашим нордическим чувствам! Искал в вас качества германской расы! А вы все — красная сволочь!
Эйнар, до последней секунды державший себя в руках, не выдержал:
— А вы? Знаете, кто вы такой? Вы — фашист! Жалкий, мелочный фашист! Как и все вам подобные.
Повернувшись, он направился к двери. В глазах Бурмейстера потемнело, высокая фигура инженера превратилась в неясных очертаний серое пятно. Выхватив из кобуры пистолет, он стрелял в это пятно, пока не кончились патроны.
— Говоришь, я фашист? А кто же еще, грязный ты ублюдок?! — рычал он, стуча кулаком по столу.
В одиннадцать часов «Радио — Осло» передало, что паром «Гидро» затонул.
В двенадцать часов дня пятеро мужчин выехали из Осло по направлению к шведской границе; десять человек упали под кладбищенской стеной в Рьюкане, сраженные немецкими пулями; молодая женщина, гордая и смелая, плакала навзрыд, не стесняясь своих слез; некий пожилой ученый подумал: «Не так уж много ты для этого сделал, у других куда бо́льшие заслуги»; трое мужчин сидели у снегоуборочной машины, не в силах произнести ни слова; а в одной горной хижине снова заработал передатчик, и молодая женщина, утирая слезы, приняла радиограмму:
РАДИОСВЯЗЬ ПРЕКРАЩАЕМ ТЧК ГРУППЕ «ЛАСТОЧКА» ВЕРНУТЬСЯ НА БАЗУ ТЧК СПАСИБО ЗА ВСЕ ТЧК — КОНЕЦ.
Перевел с немецкого Евгений Факторович.
Энтони Трю(Великобритания)ЗА ДВА ЧАСА ДО ТЕМНОТЫРоман
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Было темно и холодно, моросил дождь. Во вмятинах и неровностях штурманского стола вода собиралась в крохотные лужицы и тоненькими ручейками стекала на стальную палубу. В лучах сигнальных огней изморозь висела словно тончайший муслин — зеленый с правого борта и красный с левого.
Младший лейтенант Килли доложил место корабля, и Саймингтон окоченевшими руками нанес его на карту. Несколько капель с его дождевика скатились на карту, оставив темные, расплывающиеся пятна.
— Еще разок, Килли.
Младший лейтенант вновь склонился над пеленгатором. Напряженно всматриваясь в каждое деление, он медленно вращал круг, и в свете репетира его сосредоточенное бледное лицо казалось еще бледнее.
— Грейт Карлсо один-шесть-восемь; Вестерганр ноль-пять-семь, — доложил он не по возрасту глубоким, звучным голосом. — А вообще-то ни к чему все это. Определение места радиопеленгованием… Определение по Лорану… Определение по инерциальной навигационной системе… Осточертело! И зачем только мы занимаемся этой детской игрой! Словно мало других…
— Заткнитесь! — прервал Саймингтон. — Вы мешаете мне сосредоточиться.
Он перенес данные Килли с карты района Готланда на генеральную карту восточной части Балтийского моря, выключил фонарь и в темноте подошел к переговорной трубке.
Наступил момент, которого так опасался Саймингтон. Предстояло доложить о показавшихся вдали огнях Карлсо. Выслушав доклад, Шэдде мог сам подняться на мостик, а это означало, что неприятностей не избежать.
— Командир! — тихо начал он.
Молчание, потом послышался холодный, язвительный голос:
— В чем дело?
— Сэр, показались огни Грэйт Карлсо. Направление один-шесть-восемь, пять миль.
— Время?
— Ноль один шестнадцать, сэр.
— Видимость?
— Плохая, сэр.
— Погода?
— Моросящий дождь, легкий бриз, слабая зыбь, — ответил Саймингтон и тут же с надеждой добавил: — Очень сыро и холодно, сэр.
— Прекрасно, — после паузы ответил Шэдде. — Сейчас поднимусь.
Саймингтон прошел в переднюю часть мостика и посмотрел в темноту. Через каждые полминуты ночной мрак прокалывали три крохотных проблеска маяка в Грейт Карлсо.
— Сейчас явится, — буркнул он, поворачиваясь к младшему лейтенанту. — Предупредите впередсмотрящих.
Из центрального поста позвонил старшина.
— Командир поднимается, сэр, — торопливо, приглушенным голосом сообщил он.
— Благодарю.
Не в силах сдержаться, Саймингтон вздрогнул.
Рослый и массивный, Шэдде казался в своем дождевике какой-то бесформенной глыбой, не лишенной, однако, способности двигаться решительно и уверенно. Он протиснулся в боевую рубку, через люк вышел на мостик, и сразу же в лицо ему ударили холодные капли дождя. Еще не освоившись с темнотой, он ощупью, двигаясь вдоль рубочной мостика, добрался до защитного козырька и, приподняв, сунул под него голову и плечи. Пробыв в этой позе несколько минут, Шэдде резко выпрямился.
— Саймингтон!
— Да, сэр.
— На карту нанесено только одно определение. Почему? — ледяным тоном спросил он.
— Вообще говоря, сэр… — заговорил было Саймингтон, чувствуя, как у него напрягается каждый нерв.
— Без всяких «вообще», Саймингтон, — не дал ему договорить Шэдде. — Я сам в состоянии разобраться с разными там «вообще» и «в частности». Вы заступили на вахту в полночь. Сейчас ноль один час двадцать одна минута. «Возмездие» делает шестнадцать с половиной узлов. Берег уже недалеко. По инструкции вахтенный офицер обязан определять и наносить на карту место корабля через каждые полчаса. Между тем я вижу на карте лишь одно определение. Почему?
Саймингтон откашлялся.
— На карте три определения, сэр, — ответил он.
— По-вашему, я лгу? — повысил голос Шэдде.
— Нет, сэр, но…
— Что «но»?
— Но вы, очевидно, смотрели крупномасштабную карту, — желая избежать скандала, мягко пояснил Саймингтон. — Она как раз лежала передо мной, когда мы впервые заметили свет маяка. Взгляните на генеральную карту — на ней нанесены три определения…