высшем полицейском чине. Редиса это не особенно огорчило. Мнение такого господина, как Тербовен, о котором всем и каждому известно, какими богатыми пакетами акций он, бывший гауляйтер Эссена, подкуплен рейнско-вестфальскими промышленниками, не может интересовать испытанных «старых борцов» движения. Фелис согласно кивал. Шефу СД было известно, что высший чин СД и полиции в подобных коррупционных делах не замешан; свое состояние, по поверхностным оценкам три или четыре миллиона, он «составил» себе в сентябре 1938 года, когда были арестованы сотни тысяч евреев. А посему Редис мог с полным правом утверждать, что он честный человек. Его путь к цели прям и открыт для всех.
Подняв руки для нацистского приветствия, оба они смотрели друг на друга честными глазами верных друзей. Когда Фелис закрыл за собой дверь, Редис позвонил Тербовену и по старой дружбе посоветовал ему поменьше доверять таким неисправимым сплетникам, как этот Фелис.
5
Обер-лейтенант Бурмейстер собирался сесть в машину, чтобы съездить в Веморк, когда к нему подошел человек в штатском и попросил разрешения представиться. На ломаном немецком он объяснил, что его зовут Эрлинг Лунде, что он единственный активный хирдовец в Рьюкане и что руководство «Насьонал Самлинг» поручило ему оказывать всяческую помощь немецкой комендатуре. Если господину коменданту угодно, он предъявит соответствующие бумаги.
— Давайте, только я очень тороплюсь, — перебил его Бурмейстер по-норвежски. Ошарашенный Лунде протянул ему документы; этот немец владеет его родным языком. Бурмейстер пробежал глазами документ. В нем особенно подчеркивалась возможность использования Лунде в качестве переводчика. Но Бурмейстер был горд именно тем, что в подобных услугах не нуждается. Возвращая бумаги Лунде, он сказал:
— Благодарю вас за предложение, но, как видите, я в переводчиках не нуждаюсь, — и оставил хирдовца стоять с открытым ртом.
Потребовалось некоторое время, прежде чем Лунде пришел в себя от этого потрясения и крикнул вслед отъезжавшей уже машине обер-лейтенанта:
— Вы что, собираетесь сотрудничать с йоссингами?[3]
До Бурмейстера долетели лишь обрывки этой фразы — он только пожал плечами. Он не знал никого по имени Йоссинг.
Бургомистр Паульссон предупредил своего брата Эйнара о приезде нового коменданта задолго до того, как тот миновал шлагбаум у будки первого часового на шоссе. Она стояла перед узким мостом, который каждый, желавший попасть на завод, должен был перейти пешком. Обер-лейтенант с удовлетворением отметил, что охрана этого объекта никаких трудностей не составит. Одного-единственного немецкого солдата — лишь бы не заснул — достаточно, чтобы и мышка не прошмыгнула незамеченной.
Обер-фельдфебель Реннер встретил коменданта у ближайшего предмостного укрепления и доложил, что находится здесь со своим взводом: три унтер-офицера, двадцать нижних чинов. Бурмейстер поинтересовался, как они расквартированы, и услышал, что в этом отношении никаких претензий нет. Директор Ларсен освободил для них малый этаж в здании заводоуправления и обеспечил всем необходимым.
Бурмейстер выслушивал еще объяснения Реннера, когда к мосту приблизился какой-то человек.
— Да вот же он сам! — показал Реннер.
Йомар Ларсен отдал вежливый поклон и выразил свое удовлетворение тем обстоятельством, что может лично приветствовать нового коменданта у ворот «Норск гидро».
— Я тоже весьма удовлетворен тем, что бургомистр Рьюкана успел сообщить вам о моем приезде, — ответил Бурмейстер и с удовольствием заметил, как лицо Ларсена слегка порозовело.
Директор предложил коменданту познакомиться с ведущими сотрудниками предприятия, Бурмейстер кивком головы велел обер-фельдфебелю следовать за ними: не помешает, если тот узнает, с кем ему в будущем придется иметь дело.
В кабинете директора его ждали шесть человек. Пятеро при его появлении сразу поднялись из кресел, а шестой — от взгляда Бурмейстера это не ускользнуло — лишь с явной неохотой последовал их примеру. Итак, кто же здесь был? Главный инженер Эйнар Паульссон, еще два инженера, главный бухгалтер, и господа Арне Бё и Кнут Крог, профсоюзные представители рабочих. Дружелюбно улыбаясь, Бурмейстер поочередно протянул руку каждому из них, в том числе и Арне Бё, которого его приход не слишком-то обрадовал. А затем сказал:
— Благодарю вас за прием, господа. Надеюсь, наша беседа пройдет плодотворно. Не вижу, однако, необходимости отвлекать от этого господ Бё и Крога с их рабочих мест.
Его слова были обращены главным образом к Йомару Ларсену, причем обер-лейтенанту показалось, что тот при этом удовлетворенно улыбнулся. Но прежде чем директор успел что-либо сказать, слово взял Эйнар Паульссон.
— Позвольте мне возразить, господин комендант. Мы привыкли обсуждать важные вопросы в присутствии представителей наших рабочих и служащих, в конце концов от их труда зависит успех или неуспех нашего дела.
Бурмейстера его слова озадачили. А впрочем, можно взглянуть на этот вопрос и в иной плоскости: аммиак и окись дейтерия действительно производятся не в кабинете директора. И с подкупающей откровенностью проговорил:
— Разные страны — разные обычаи. Я не хочу тем самым сказать, что в рабочем государстве работникам умственного и физического труда не предоставили бы слова в совете ответственных директоров фирмы. Просто формы представительства у нас иные. Однако не будем формалистами. И давайте посоветуемся сообща.
— Браво! — вырвалось у Паульссона, и он импульсивно протянул обер-лейтенанту руку.
Йомар Ларсен заметил:
— Вот видите, господа, не все то золото, что отливает английским блеском. Придется нам от некоторых предрассудков отказаться.
— Директор Ларсен как всегда на высоте проблем дня! — вставил Кнут Крог.
Все рассмеялись, в том числе и сам директор, хотя в замечании лаборанта явно слышался упрек, если не угроза.
— Итак, начнем, — предложил обер-лейтенант.
Бурмейстер специальной технической подготовки не имел и поэтому был доволен тем, как просто, подробно и доходчиво директор объясняет ему суть процесса. Тайны производства на «Норск гидро» его ни в коей мере не интересовали, это дело штаба профессора Хартмана. Но от вопроса об окиси дейтерия не удержался. Паульссон объяснил ему:
— Тяжелая вода — продукт распада, выделяется она в незначительном количестве, концентрация ее невысока и производство ее представляет некоторый интерес разве что для научно-исследовательских институтов и лабораторий.
Бурмейстер удовлетворенно кивнул. Он отлично понимал, что эти люди будут всячески умалять значение той части производства, которая вызвала столь жгучий интерес у рейхсминистра Шпеера. Выказывать особую заинтересованность этим циклом вряд ли уместно. Хартман и его люди достаточно опытны, чтобы разобраться во всех тонкостях.
6
Вечером в доме Эйнара Паульссона собралась небольшая компания. Пришел брат Эйнара Йенс, Арне Бё со своей невестой Сольвейг Лундегаард и Кнут Крог. Не было ничего необычного в том, что они собрались именно в таком составе, обычно только вместо Кнута Крога приходил кто-нибудь из инженеров. Из-за своих политических взглядов, считавшихся чересчур радикальными, Кнут Крог стоял в коллективе особняком. Хозяин дома и его гости либо были членами норвежской рабочей партии, либо симпатизировали ей. А Кнут не скрывал своей приверженности идеям коммунистов, хотя членом партии не был. Приглашением на сегодняшнюю встречу лаборант был обязан энергичному ходатайству Арне Бё. «Сегодня, — сказал он, — каждый решительный противник немцев — хороший норвежец». Лаура Паульссон, хозяйка дома, после того как приготовила для гостей бутерброды и чай, присела на диван. Это удивило Эйнара, ибо обычно его жена с приходом гостей, обсуждавших деловые или политические вопросы, предпочитала заняться чем-нибудь по хозяйству. Госпожа Лаура, урожденная Квернмо, была дамой избалованной с детства, дочерью хозяина консервных фабрик в Ставангере, откуда миллионы банок со знаменитой норвежской селедкой в масле расходились во все страны. Ей было нелегко примириться с тем, что пришлось выйти замуж за простого инженера Эйнара Паульссона, человека по понятиям их круга без средств. Но она задалась целью продвинуть его как можно дальше по служебной лестнице и частично преуспела в этом. Пусть как минимум станет техническим директором «Норск гидро»! Для этой цели Сигурд Квернмо скупил в Ставангере все свободные акции «Норск гидро», но и самому Эйнару придется потрудиться. Люди левых, либеральных взглядов, не говоря уже о красных, только помеха на его пути, их не следует допускать в его ближайшее окружение. К ее превеликому сожалению, Эйнар не выказывал полной готовности действовать и умно, и хитро. «Если Норвегия свободная страна, — любил повторять он, — то мне незачем юлить и приспосабливаться, если же она страна не свободная — зачем тогда мне делать карьеру?» А рассуждения о том, что для семейства Квернмо Норвегия была и будет свободной, он отвергал начисто — ни один истинный северянин не имеет права претендовать на особое, привилегированное положение.
Вот почему госпожа Лаура Паульссон обычно чувствовала себя в кругу друзей мужа неуютно. Тем более удивительно, что сегодня она не покидала гостиной, особенно после прихода Сольвейг Лундегаард, молодого директора школы. В лучших домах Рьюкана неодобрительно отзывались о ее радикальных высказываниях.
— Я против того, чтобы меня убивали, даже если мой убийца успеет вручить мне свою визитную карточку! — проворчал Йенс Паульссон в ответ на замечание брата, что с этим немцем им просто повезло.
— Но ведь он не убил тебя, а возможно, спас тебе жизнь; ну а если у него к тому же хорошие манеры, что вам еще нужно! — с вызовом проговорила госпожа Паульссон.
— Нам нужна Норвегия!
Все обратили взгляды на хрупкое создание, осмелившееся выразить свою мысль столь кратко и ясно. Сольвейг покраснела. Неловко обращать на себя внимание в незнакомом обществе. Лаура почувствовала себя оскорбленной.