Картины менялись одна за другой. Вот отвратительная физиономия врача, его глубокомысленная ухмылка, взлохмаченная рыжая шевелюра и торчащие в стороны уши… Шэдде вспомнил утренний разговор, нелепую попытку врача дать «психологический» анализ состояния Кайля. Между тем любому идиоту понятно, где зарыта собака. Как сказал врач? Забияка? Как бы не так! Саботажник, вот кто Кайль. Правда, сейчас развелось видимо-невидимо всяких мудрецов, которые самые простые вещи ухитряются объяснять так заумно, что уши вянут. Убийца теперь уже не убийца, а человек с ущербной психикой, не способный отличить плохое от хорошего. Его, видите ли, надо жалеть, вы должны понимать, что его нужно лечить, а не наказывать. Вот только жертвам этого «больного» никто и ничто уже не поможет…
Но кто это еще так нагло появляется в поле его мысленного зрения — высокий, стройный, элегантный, с презрительной улыбкой? Конечно же, Саймингтон! Шэдде почувствовал, как все в нем напряглось. Такое ощущение всякий раз возникало теперь в Шэдде, стоило ему увидеть Саймингтона, и это начинало серьезно его беспокоить.
Но вот наконец и единственный из всех: старина Рис Эванс, добрый, надежный, преданный, без всяких выкрутасов, первоклассный специалист, строгий командир… А это еще кто? Ну, конечно, его первый помощник — тупой и ограниченный педант. Только о том и заботится, чтобы начальство не подумало о нем плохо. Настоящий болван. Разумеется, он понимает, что я вижу его насквозь, и потому ненавидит меня. А сколько форса на себя напускает! Ему, конечно, известно, что произошло в проливе Ломбок… Воспоминание о той истории, словно стилет, пронзило сознание Шэдде, но мучительным напряжением воли он заставил себя обратиться в мыслях к Госсу, к Уэдди, к Дуайту Галлахеру. Вспомнив об американце, Шэдде гневно поджал губы и чуть не задохнулся от возмущения. Нет, почему, в самом деле, на британских кораблях обязательно должны плавать американские офицеры? Как можно было допустить подобное унижение? Подумать только: американец командует основным оружием английского военного корабля! Это же гнусный политический трюк, изобретенный бандой беспринципных политиканов. Именно они вынудили Англию согласиться на получение шести американских подводных лодок, вооруженных ракетами «Поларис», и выложить по тридцать миллионов фунтов за каждую! Грабеж среди бела дня! И в довершение ко всему эта пощечина — посадить на каждую лодку по американскому офицеру, которому принадлежит последнее слово, открывать или не открывать огонь.
А это кто? Элизабет? Она! Бледная, грустная, какая-то далекая, с немым вопросом во взгляде… Фразу за фразой он восстановил в памяти ее последнее ужасное письмо. Шэдде читал его много раз, знал наизусть, однако сейчас снова и снова вдумывался в каждое слово. Может, он пропустил что-нибудь или не понял?..
От всех этих размышлений у него разболелась голова. Нет, нужно подумать о чем-то другом. Он встал с койки и открыл дверь каюты. Так он мог видеть кают-компанию, за которой находился центральный пост. Шэдде решил сосредоточить внимание на доносившихся оттуда звуках. Доклады на мостик и с мостика, доклады из машинного отделения и отсека управления реактором, доклады операторов гидролокаторов и радиолокационной станции, доклады из ракетного отсека. Доклады, доклады, доклады, будь они прокляты! Зачем все это? Они сведут его с ума… Однако торчать тут, у дверей каюты, бессмысленно, нужно лечь и попытаться уснуть…
Шэдде включил свет над изголовьем и взглянул на часы. Без пяти три. Прошло всего полтора часа, как он ушел с мостика, оставив вместо себя Саймингтона. Шэдде бросил взгляд на контрольные указатели курса и скорости: 236 градусов, двадцать узлов. Нет, он не заснет. Шэдде оделся, повесил на шею бинокль и через кают-компанию прошел в центральный пост. Несколько минут он всматривался в экран радиолокатора, запоминая расстояния и направления проблесков маяков на индикаторе кругового обзора и положение судов, оказавшихся в поле радиолокационной видимости. Каждый поворот антенны делал все более отчетливым отображение далекой береговой линии на экране, и Шэдде сличил его с картой. Потом он подошел к эхолоту и сверил его показания с нанесенными на карту глубинами.
Как обычно в подобных случаях, он ни к кому не обращался и не вступал в разговоры с моряками, несущими вахту в этом отсеке. Затем, поджав губы и по-прежнему не обращая ни на кого внимания, он подошел к трапу, ведущему в рубку, и некоторое время всматривался через люк в ночное небо, качавшееся, казалось, в такт с покачиванием лодки. До него донесся свист ветра и шум моря. Он поднялся на мостик.
Дождь прекратился, однако ветер усилился. Слева за кормой показалась бледная полоска рассвета. Всматриваясь вперед, Шэдде разглядел на мостике расплывчатые очертания людей. Он подошел поближе и остановился рядом с самым высоким из них.
— Это вы, первый?
— Да, сэр.
— Скорость?
— Добрых двадцать узлов, сэр.
— Маяк Хобурга еще виден?
— Уже слабо, сэр. Милях в тринадцати за кормой. Вот, пожалуйста, сэр, — доложил Каван. — Периодичность около пяти секунд.
Шэдде взглянул в направлении только что погасшего, едва различимого проблеска и стал отсчитывать секунды. И действительно, при счете «пять» там, позади, снова появился и тут же исчез слабый проблеск.
Слева впереди, ныряя в гонимых ветром облаках, над самым горизонтами висела луна. Мелкая зыбь катилась по морю; время от времени мостик обдавало водяной пылью.
Кругом виднелось много ходовых огней, и Шэдде принялся рассматривать их в бинокль. На экране радиолокатора он насчитал двенадцать огней, но вскоре обнаружил, только девять. «Наверное, три вышли за радиус видимости», — решил он.
— Довольно оживленное движение в этом районе, — ни к кому не обращаясь, заметил Шэдде.
— Да, сэр, — на всякий случай осторожно отозвался Каван. — В основном каботажные суда.
Шэдде промолчал, продолжая всматриваться в огни, потом коротко ответил:
— Три из них — рыбаки.
— Только что были видны лишь два, а вам удалось увидеть и третьего, — почтительно заметил Каван и поднес бинокль к глазам. — Да, да, теперь и я вижу!
Шэдде почувствовал удовлетворение — он обнаружил ходовых огней больше, чем впередсмотрящие и вахтенный офицер.
— Не хотите ли выпить чашку горячего какао? — предложил Каван.
— Пожалуй, — после некоторого колебания согласился Шэдде.
Вестовой подал чашку какао, и руки Шэдде, озябшие на холодном утреннем воздухе, сразу ощутили приятное тепло.
— В котором часу восход солнца?
— В ноль три двадцать девять, сэр.
— Рановато.
— Да, сэр, но зато длинный день.
Шэдде просунул голову и плечи под защитный козырек над штурманским столом, включил освещение, и, отпивая какао, стал рассматривать на карте маленькие кружки с аккуратно выписанным временем против каждого из них. Кружки и время означали место корабля на тот или иной час. Против собственного желания он вынужден был признать, что его первый помощник вовсе не плохой офицер — внимательный, пунктуальный, знающий свое дело.
Допив какао, Шэдде выключил фонарик и подошел к краю мостика, выходившему на корму. Серые тона раннего утра стали сменяться розовыми, и вместе с разгорающимся рассветом улучшилось настроение Шэдде. Не то наступление дня, не то горячее какао породили у него ощущение благополучия, а утренняя свежесть помогла на время забыть о тревоге и озабоченности, охвативших его ночью. Сейчас его окружало то, что он понимал и знал, — ничего двуличного, ничего дурного. Он вернулся на носовую часть мостика, взглянул вниз, на блестевший от воды корпус лодки и, повернувшись спиной к ветру, прислонился к ограждению. На фоне розовато-серых облаков четко вырисовывались перископ и антенна радиорубки. Над Шэдде, неустанно ведя поиск, вращалась антенна радиолокатора; снизу доносились приглушенный гул турбин и равномерные удары волн о борта корабля.
— Хотите закурить, первый? — спросил он и достал портсигар.
— С удовольствием, сэр.
Некоторое время они молча курили.
— Какой смысл обладать подобным чудовищем и не иметь возможности применить его на деле? — прервал молчание Шэдде.
— Вы имеете в виду наш корабль?
— Да.
— Но разве ничего не значит сам факт, что подобные корабли у нас есть? Ведь они же представляют собой… как это называется… да, средство устрашения. Вы, если я правильно понял, недовольны тем, что это средство устрашения пока не приводится в действие? А я хочу верить, что и необходимости в этом никогда не возникнет.
— Вот в этом-то и беда! Десятки миллионов фунтов стерлингов, выброшенных на ветер, изумительные приборы и механизмы, высококвалифицированные специалисты… А люди, подобно вам, считают, что никогда не возникнет надобность привести все это в действие. Вот вы, первый помощник командира корабля, англичанин. Неужели вы не предпочитаете умереть стоя вместо того, чтобы жить на коленях? Влачить существование под пятой этих… — Шэдде кивнул подбородком в сторону востока. Сначала этот жест озадачил Кавана, но он тут же сообразил, что командир имеет в виду Советский Союз.
Шэдде помолчал, потом, не ожидая ответа Кавана, заговорил о своем «ровере» и о путешествии на нем по Франции, которое он хотел совершить во время очередного отпуска. Этот автомобиль был предметом оживленных пересудов в кают-компании. Офицеры хорошо знали, что Шэдде жил лишь на жалованье, однако с некоторых пор у него, видимо, появились какие-то дополнительные источники дохода, поскольку он приобрел хотя и не новый, но еще вполне приличный «ровер».
Солнце поднялось уже довольно высоко, когда Шэдде наконец ушел с мостика.
Баддингтон, как обычно, поднялся рано. Вскоре после семи он захлопнул книгу, которую читал, и направился в кают-компанию. Он собирался написать письмо жене и отправить его с первой же почтой, а потом пройти на мостик и полюбоваться красками начинающегося дня. Он постоял некоторое время в отсеке центрального поста, всматриваясь в экран радиолокатора. Накануне вечерам лейтенант Саймингтон объяснил ему, как разбираться в показаниях прибора. Баддингтон вновь и вновь подивился тому, с какой четкостью отражаются на экране береговая линия и суда, находящиеся в пределах радиолокационной видимости. Он мысленно похвалил себя за то, что так быстро научился «читать» отражения на экране локатора.