— Меня бы это… меня бы это крайне удивило, — запинаясь, ответил он.
— Да, да, такой день наступит, — не обращая внимания на ответ Эванса и все так же в упор глядя на него, продолжал Шэдде. — И знаете, что волнует меня?
— Что это будет последний день нашей планеты?
— Вовсе нет, — раздраженно отмахнулся Шэдде. — Я боюсь, что именно тогда, когда придет время действовать, среди экипажа начнутся дискуссии и болтовня… если мы заранее не укрепим дисциплину и порядок. Не забывайте, что не меньше половины экипажа выступает за запрет атомного оружия.
Смущенный Эванс молчал.
Шэдде еще больше нахмурился.
— Да. И врач примется объяснять, что все они очень милые люди, но не всегда в состоянии определить, что хорошо, а что плохо, и что их нужно не наказывать, а благодарить и помогать им.
— Вы, конечно, шутите, сэр, — натянуто улыбнулся Эванс.
— Какие шутки! — воскликнул Шэдде. — Тут уж не до шуток!
Угрюмый, замкнутый Шэдде погрузился в свои думы. Спустя некоторое время Эванс решил заговорить на другую тему.
— После прихода в Портсмут вы намерены взять отпуск, сэр? — спросил он.
— Вероятно, — буркнул Шэдде.
— И, как собирались, отправитесь с женой на машине по Франции?
Шэдде встал и долго возился у полки, переставляя с места на место книги.
— Не думаю, — наконец отозвался он.
— Решили изменить свои планы, сэр?
— У меня нет никаких планов.
— Но вы же сами говорили мне об этом?
К удивлению Эванса, Шэдде резко повернулся к нему и гневно крикнул:
— Черт возьми, не суйте нос в мои личные дела! — Однако он тут же взял себя в руки: — Извините, пожалуйста, но у меня, возможно, скоро не будет жены.
— Она больна? — озабоченно спросил инженер.
— Нет, насколько мне известно, она совершенно здорова, но хочет уйти от меня… Ну а сейчас я должен заняться работой. Вы свободны.
— Слушаюсь, сэр, — все больше удивляясь, ответил Эванс.
Тем временем Баддингтон в тиши своей каюты просматривал личные карточки некоторых членов экипажа «Возмездия». Сделав кое-какие заметки в блокноте, он отложил дела в сторону и принялся внимательно рассматривать клочок серого шелка.
Как только по судовому радио пробило семь склянок, Баддингтон запер в ящик стола карточки и шелк, тяжело вздохнул и вновь взялся за изучение справочника по кондиционированию воздуха. Он даже покраснел, вспомнив, как утром, обсуждая со Спрингером и Шепардом какой-то дефект в воздухопроводе, не смог ответить на самый простой вопрос и как оба они пытались скрыть свое удивление. Надо было обезопасить себя от повторения подобных казусов.
Вскоре после полудня лодка всплыла недалеко от мыса Акон. Шэдде тотчас отправил в адмиралтейство телеграмму о всплытии, адресовав ее одновременно командиру «Массива» в Гетеборг. По его приказанию лодка легла на курс 262 градуса, развив скорость в восемнадцать узлов.
Во второй половине дня юго-западный ветер несколько изменил направление и перешел в западный, небо заволокли тучи, порывами налетал дождь и видимость ухудшилась. Волнение на море доходило до десяти баллов, и вахтенные на мостике вскоре промокли до нитки. В тринадцать ноль-ноль Шэдде распорядился снизить скорость до двенадцати узлов, и люди с облегчением вздохнули.
После ленча Шэдде, не раздеваясь, лег на койку и впервые за последние дни забылся глубоким сном. Вскоре его разбудили какие-то непонятные звуки. Некоторое время он лежал неподвижно, пытаясь понять, что происходит. Часы показывали десять минут четвертого, значит, прошло около часа, как он ушел с мостика. Шэдде протер глаза, взглянул на указатели курса и скорости и снова уловил те же звуки. Ему пришлось долго вслушиваться, прежде чем он наконец все понял. Откуда-то, словно издалека, доносилось приглушенное завывание джаза и хрипловатый голос певицы, тянувшей какую-то песенку… Так вот что его разбудило! Он еще не совсем проснулся, и у него мелькнула мысль, что на корабле происходит вечеринка с участием женщин, но качка тут же напомнила ему, что лодка по-прежнему находится в море.
Он снова прислушался. Теперь пел мужчина. Только сейчас Шэдде сообразил, что музыка и пение доносятся из кают-компании, и с трудом сдержал гнев. Он категорически запретил включать проигрыватель во время плавания, делая иногда исключение лишь для «собачьих вахт». Все офицеры «Возмездия» прекрасно это знали. Несомненно, знал и тот, кто включил проигрыватель, — недаром он приглушил громкость.
Шэдде подбежал к двери и приоткрыл ее. Однако в кают-компании оказался лишь О’Ши, мирно дремавший в мягком кресле. Радиола молчала. Все больше и больше распаляясь, Шэдде вызвал вестового, приказал ему найти виновника шума и немедленно прислать к нему.
Спустя несколько минут в дверь каюты Шэдде послышался стук и вошел Дуайт Галлахер.
— Вызывали меня, сэр?
— Это вы устроили концерт на лодке?
— Вы хотите знать, я ли включил проигрыватель? Да, я. Приобрел в Стокгольме небольшую вещицу на полупроводниках и вот решил опробовать. Извините, если потревожил.
— Знаете что, Галлахер, — холодно заговорил Шэдде. — Вы уже два месяца плаваете на моем корабле. Пора бы вам знать, в каких редких случаях я разрешаю включать музыку. На британском королевском флоте принято соблюдать дисциплину, хотя, видимо, на американском это считается не обязательным. Можете идти! — Он сердитым жестом руки выпроводил американца и с силой закрыл за ним дверь.
Еще долго Шэдде пытался успокоиться и уснуть, но безуспешно. Провалявшись некоторое время на койке, он уселся за письмо Элизабет, но после нескольких неудачных попыток написать что-нибудь связное отказался от своего намерения и минут десять сидел за столом, закрыв лицо руками. Потом он вызвал к себе главстаршину-радиста.
— Входите, Грэйси. Закройте за собой дверь и садитесь.
Грэйси удивился. Ему и раньше приходилось бывать в каюте командира, но Шэдде впервые приглашал его сесть. Получив приказание явиться к Шэдде, он решил, что тот вызывает его для допроса об отношениях с Саймингтоном.
Шэдде некоторое время молчал, искоса поглядывая на радиста.
— Грэйси, мне нужна ваша помощь, — проговорил он после паузы.
— Помощь, сэр? — Радист не верил своим ушам.
— Я очень обеспокоен, Грэйси. Меня тревожит крайне низкая боеготовность экипажа.
— Чего же именно нам недостает, сэр?
— Многого, — угрюмо ответил Шэдде. — Очень многого. Взять, к примеру, утреннюю учебную тревогу. Вся беда в том, что мы уже давно живем и плаваем в мирных условиях. Мы ограничиваемся всякими там учениями, и команда хорошо это знает. Знает и относится к ним как к детской игре. Никто и мысли не допускает, что «Возмездию» когда-нибудь доведется участвовать в настоящем деле. — Он пожал плечами. — Вот и результат: личный состав распустился, и это чревато весьма опасными последствиями.
Грэйси молчал, силясь понять, к чему клонит Шэдде.
— Но как я могу помочь вам, сэр? — наконец осмелился спросить он.
Шэдде улыбнулся. Это была мимолетная, какая-то неживая улыбка.
— Видите ли, у меня есть один план, потому-то я и вызвал вас. Экипаж нужно как следует встряхнуть, поэтому мы сделаем вид, что происходит нечто настоящее. Совершенно неожиданно мы поставим людей перед фактом, что началась война. — Шэдде встал. — Конечно, это будет только учение, только очередная учебная тревога, однако о том, что она учебная, экипаж узнает лишь после отбоя.
— Но при чем тут я, сэр?
Шэдде прищурился.
— Вы получите две-три очень важные радиограммы.
— От кого, сэр?
Шэдде снова улыбнулся сухой, невеселой, улыбкой.
— От самого себя.
— Я что-то не понимаю, сэр.
— А между тем все очень просто. Вы отправите эти радиограммы, и вы же получите их.
— И что это будут за радиограммы, сэр?
— Оперативные приказы.
— Оперативные приказы? — поразился Грэйси.
— Да. Но я пока еще не разработал план во всех деталях. Возможно, мы начнем с радиограммы командующего подводными силами с приказом «Возмездию» в определенное время занять определенную позицию.
— И потом, сэр?
Шэдде поджал губы и сложил вместе кончики пальцев.
— Потом? Я же сказал, что должен еще продумать детали. Возможно, следующей радиограммой нам прикажут привести ракетное оружие в готовность номер один. Это будет вполне логично, не правда ли?
— Да, но невозможно, сэр. Подобные приказы являются совершенно секретными и передаются кодом. Для расшифровки я должен буду передавать их младшему лейтенанту Килли.
— Правильно, но это только упрощает дело. Я сам зашифрую радиограммы и передам вам для отправки… Но скажите мне вот что… Возможно ли это технически — передавать радиограмму и одновременно получать ее на одном из наших приемников с тем, чтобы ее можно было снять с телетайпа? Понимаете? Нужно, чтобы радиограмма ничем не отличалась от подлинной.
Грэйси на минуту задумался.
— Я не смогу использовать высокие, средние или низкие частоты, — ответил он, — поскольку в таком случае меня прочтут адмиралтейство и другие корабли. — Он нахмурился и добавил: — Не знаю, как это сделать, если…
— Если что, Грэйси?
— Если не использовать автоматический передатчик. Радиограмму можно заранее записать на ленту, вставить в передатчик, а затем включить его.
— А на каких же частотах?
— Ни на каких. В эфир ничего передаваться не будет.
— Не понимаю, Грэйси.
— Я предварительно выключу контуры и поставлю передатчик на прямую передачу на телетайп. Мы всегда так делаем, когда сличаем оригинал сообщения с пуншированной лентой. Сообщение на телетайпе получается точно такое же, как из адмиралтейства или от какой-нибудь другой станции.
— Превосходно, Грэйси, превосходно! — воскликнул Шэдде, потирая руки и широко улыбаясь. — Я не сомневался, что вы найдете выход из положения.
Похвала командира не вызвала у Грэйси восторга.
— Когда я вам потребуюсь, сэр?
— Я пока еще не решил, но обязательно извещу вас заранее.