Размышления Кавана прервал Аллистэр. Он появился на мостике и доложил, что тиканье слышно по-прежнему, но интервалы сократились до двух секунд. Шэдде, наоборот, ожидал удлинения интервалов, и сообщение Аллистэра озадачило его.
— Я пойду на нос, может, удастся что-нибудь разглядеть, — объявил он Кавану. — Вы останетесь за меня, первый. А вы, Аллистэр, следуйте за мной.
Спустившись с мостика, Шэдде и Аллистэр разделись и, оставшись в нижнем белье, надели спасательные пояса, вышли на корпус лодки и осторожно направились на нос. К счастью, лодка находилась уже совсем недалеко от берега, и поэтому волнение здесь перешло в легкую зыбь. Шэдде двигался первым, за ним почти вплотную пробирался Аллистэр. На носу Шэдде лег на корпус и некоторое время всматривался в воду сначала с правого борта, затем с левого. Аллистэр страховал его, держа за ноги.
Наблюдая за ними с мостика и возмущаясь тем, что Шэдде не поручил осмотр, скажем, Аллистэру и Макферсону, Каван заметил, что Шэдде и Аллистэр слишком уж внимательно и долго всматриваются в воду с левого борта. «Неужели что-нибудь обнаружили?» — мелькнуло у него.
В эту минуту внимание Кавана было отвлечено какими-то звуками, долетевшими с кормы, и он с удивлением сообразил, что слышит пение. Он бросился на другую сторону мостика. Сгрудившиеся на корме моряки что-то тихо и монотонно напевали. Стоя среди них, Бэгнелл уныло глядел на мостик. Каван жестом вызвал его к себе.
— Немедленно прекратить пение! — крикнул он, как только Бэгнелл поднялся на мостик. — Разве вы не знаете, что командир категорически запрещает это?
— Да, но люди торчат там уже более получаса и очень замерзли, — рискнул возразить Бэгнелл. — Пусть хоть пением отвлекутся.
— Отставить немедленно! — повторил Каван. — Если услышит командир…
Пение вскоре прекратилось, но с кормы послышался ропот. Почти тут же на мостик поднялся бледный Шэдде.
— Стоп машина! — приказал он и быстро осмотрел горизонт. Прямо перед ним лежал Корсер, и расстояние между лодкой и берегом продолжало сокращаться. Этот участок моря был довольно оживленным — сновали каботажные пароходики и мелкие парусники, поодаль виднелись танкер и несколько торговых судов.
— Малый назад! — приказал Шэдде и, как только инерция движения сошла на нет, велел выключить двигатели.
— Буксира не видно? — спросил он, бросив взгляд на карту.
— Пока нет, сэр, — ответил Каван. — Вам удалось что-нибудь обнаружить?
— Да, — нахмурился Шэдде. — К скобе ниже ватерлинии прикреплена толстая проволока с чем-то тяжелым на конце. С чем именно — определить невозможно.
— Что вы намерены делать, сэр?
— Попытаюсь установить, что же это такое, в конце концов! Прикажите спустить шлюпку. С собой я беру Аллистэра. Да поживее, дорога каждая секунда.
Спустя несколько минут Шэдде и Аллистэр, все еще в нижнем белье, спустились в ярко-желтую надувную шлюпку. Кто-то из матросов на корме пронзительно свистнул и насмешливо прокричал: «У кого еще увольнительная на берег?» Каван, не спускавший глаз с командира, видел, как тот дернул головой, и понял, что тот все слышал.
Бэгнелла призвали на мостик и снова отчитали.
— Чьи это фокусы? — свистящим шепотом спросил Каван.
— Понятия не имею, сэр. Я как раз пытался найти виновного, когда вы вызвали меня.
— Так вот, найдите и доложите. Предупредите людей, что в случае новых шуток они будут лишены увольнительных на берег.
Между тем Шэдде и Аллистэр уже были у носа. С мостика было видно, как они некоторое время всматривались в воду, затем принялись что-то тянуть. Резиновая лодка сильно накренилась.
— Выбирают проволоку, — сообщил Уэдди. — Будем надеяться, что на конце у нее не адская машина.
— Да, но что-то же должно быть! — озабоченно отозвался Каван.
Тем временем Шэдде и Аллистэр выбрали футов десять-двенадцать проволоки.
— Осторожно! — крикнул Шэдде. — По-моему, я что-то различаю.
Он склонился к самой воде, но легкая рябь мешала ему что-либо увидеть.
— Ну что? — нетерпеливо спросил Аллистэр.
— Не могу понять. Придется вытаскивать. Тяните, только, ради бога, осторожно, не стукнуть бы о борт.
Со всей возможной предосторожностью Шэдде и Аллистэр снова начали выбирать проволоку, пока на поверхности не показался темный продолговатый предмет. Некоторое время они молча рассматривали его, потом Шэдде зло сплюнул в воду:
— Грузило поплавка, черт бы его побрал!
— Да, да, сэр! — у Аллистэра вырвался вздох облегчения. — Видимо, мы зацепили рыболовную сеть.
Шэдде был явно расстроен.
— По всей вероятности, — кивнул он. — А скобу на планке, очевидно, оставил кто-то из рабочих в Стокгольме.
Им потребовалось минут пятнадцать, чтобы освободиться от проволоки и скобы, в которой она запуталась, после чего они вернулись на корму. Аллистэр, довольный, что не пришлось иметь дело с чем-нибудь пострашнее, пытался отпустить несколько шуток, но Шэдде так взглянул на него, что молодой офицер прикусил язык.
Поднявшись на борт, Шэдде молча прошел мимо расступившихся перед ним людей на мостик, приказал Уэдди с прежней скоростью следовать через Большой Бельт и, не отвечая на вопрос Кавана: «Что вы обнаружили, сэр?» — спустился в свою каюту. Моряки подняли резиновую лодку на борт, стравили воздух, открыли носовые водонепроницаемые переборки и разошлись по своим отсекам.
Вскоре Уэдди доложил Шэдде, что показался буксир из Корсера.
— Просигнальте, что мы не нуждаемся в его помощи, — распорядился Шэдде и добавил: — И поблагодарите капитана.
Несколько позже Шэдде передал Килли радиограмму на имя командующего с объяснением того, что произошло, и больше суток не показывался из своей каюты, подтверждая рапорты с мостика короткими, односложными ответами.
Утром, в двадцать семь минут пятого, Баддингтон решил, что это время как нельзя лучше подходит для осмотра продовольственной кладовой. Быстро одевшись, он отправился в кладовую, не встретив никого на пути.
Оказавшись в кладовой, Баддингтон обнаружил, что она напоминает одновременно и бакалейную лавку, и огромную буфетную. Полки были заставлены банками, картонными коробками, металлическими и деревянными ящиками, корзинами, мешками с мукой, сухими бобами, горохом и многим другим. Все это показалось Баддингтону чем-то домашним, явно не к месту здесь, в недрах подводной лодки. Разве не могли гениальные ученые, создавшие эти ракетоносцы, придумать для питания экипажа нечто не столь прозаическое, как обыкновенная бакалея?
Он вспомнил обрывки подслушанного накануне в кают-компании разговора: «…ты уверен, Дасти, что здесь никто не найдет?.. Поставь банки сверху…» Какие банки и сверху чего? Здесь тысячи банок — большие, маленькие, круглые, квадратные. Он растерянно осмотрелся еще раз и решил, что придется провести систематический и тщательный осмотр — полка за полкой, коробка за коробкой. Не теряя времени, он начал с полки, находившейся на уровне глаз, полагая, что именно она наиболее удобна для того, чтобы что-то быстро спрятать на ней и так же быстро достать. Не прошло и получаса, как его предположение подтвердилось. Поднимая одну за другой банки с печеньем, Баддингтон нашел тот самый коричневый конверт, который он видел в руках у Дасти Миллера, когда застал вестовых в кают-компании. Баддингтон подумал, что уносить конверт к себе в каюту, пожалуй, рискованно, и решил ознакомиться с его содержимым тут же в кладовой. В конверте оказалась пачка с двенадцатью фотонегативами. Баддингтон посмотрел их на свет и тихо ругнулся. Это были негативы с порнографических открыток. Вздохнув, он положил их в конверт и расставил банки с печеньем в прежнем порядке.
Около шести часов лодка вошла в Сайере-Бугт, что почти совпало с заступлением на вахту Аллистэра, сменившего Саймингтона и Килли. Шэдде не выходил на мостик ни когда проходили между Зеланд-Рифом и каким-то небольшим пароходиком, ни при изменении курса южнее Шульцгрунда. На доклады Аллистэра он равнодушно отвечал: «Да? Действуйте, действуйте…»
В пролив Каттегат лодка вошла в девять, следуя на восток и завершая таким образом последний этап пути вокруг острова Зеландия. Уже показался вход в пролив Зунд, где в разных направлениях сновали десятки судов. С правого борта хорошо просматривалось датское побережье. Стояла чудесная погода, дул слабый ветер, море было спокойным. В голубом небе с медленно плывущими кое-где белоснежными облачками ярко светило солнце.
«Возмездие» должна была прибыть в Копенгаген в четырнадцать часов. Видимо, мысль об ожидающих на берегу удовольствиях, а также прекрасная погода способствовали тому, что среди моряков царило приподнятое настроение. За одно утро история, приключившаяся недалеко от Корсера, стала чем-то таким, о чем нельзя было вспоминать без смеха. Даже самые простые вопросы, вроде «Ну, как ты тикаешь сегодня, дружище?» — вызывали у матросов хохот.
Старший вестовой Таргет, тихонько насвистывая, мыл посуду в буфетной кают-компании. Шел десятый час, и офицеры уже позавтракали. Покончив с уборкой, Таргет присел, достал из-за уха сигарету и закурил. Спустя несколько минут к нему присоединился второй вестовой командира лодки.
— Привет, дружище!
— Привет, Дасти! Как житуха?
Дасти Миллер насмешливо закатил глаза.
— После сегодняшнего утра я все еще никак не могу прийти в себя.
— Ты имеешь в виду старика?
— Угу.
— Взгрел?
— Если бы взгрел! Я бы и не заикнулся, дело привычное.
— Тогда что же?
— Ничего, в этом-то и беда.
— Да говори ты толком!
— Что говорить-то? Сидит у себя в темной каюте, опустил голову на руки и молчит. Разве это порядок, черт побери?
— Так ты говоришь, он не в себе?
— Да вроде бы. Я его спрашиваю: «Вы будете принимать душ, сэр?» — а он мычит в ответ. Прихожу позже, снова спрашиваю: «Что вам подать на завтрак, сэр?» — а он снова мычит. Возвращаюсь через несколько минут, пора, говорю, душ принимать и завтракать, и знаешь, что он мне отвечает? Это мне-то, кто заботится о нем, как нянька!