Из буфетной появился Таргет.
— Ужин готов, сэр, — обратился он к первому помощнику. — Прикажете подавать?
Каван поднялся, потянулся и зевнул.
— Прошу к кормушке, друзья.
В десять часов Дуайт Галлахер предложил отправиться дальше.
— Куда? — спросил Саймингтон.
— В «Пеликан».
— Это еще что такое? — пытался проявить осторожность доктор.
— Тихое, спокойное заведение.
— Девочки для танцев? — раздался низкий бас Килли.
— Естественно, — подтвердил Галлахер. — Как же иначе?
— Пошли, — тут же согласился доктор.
Саймингтон оплатил счет, и они вышли на улицу. Галлахер сунул два пальца в рот и пронзительно свистнул. Остановилось такси, и они сели. Водитель нервно передернул плечами, когда Галлахер тронул его за плечо.
— В «Пеликан». Знаете?
— Я знаю все рестораны в городе, — кисло отозвался шофер.
Пять минут спустя они вылезли у какой-то церквушки. На противоположной стороне улицы зелеными и желтыми огнями вспыхивала вывеска «Пеликан».
Шествие возглавил Галлахер. Пройдя через вращающуюся дверь, они вошли в накуренный зал, полный народу. Огни были притушены. Играл оркестр. Друзья прокладывали себе дорогу среди танцующих пар. Метрдотель провел их к столику в углу зала около оркестра, принял заказ и исчез. Когда глаза привыкли к полумраку, они увидели силуэты мужчин и женщин, восседавших на высоких табуретах перед стойкой бара в дальнем конце зала.
— Схожу на разведку, поищу что-нибудь, — зевнув, произнес Килли и встал из-за столика.
— Извечные поиски, — съязвил доктор.
Оркестр умолк, зажглись огни, и танцплощадка опустела. Саймингтон огляделся вокруг и одобрительно развел руками.
— Местечко что надо, Дуайт! Вывали здесь прежде?
— Три года назад, когда служил на авианосце. Ох и весело было тогда! Фокусники, акробаты, стриптиз — все, что душе угодно.
— Еще бы, — заметил Саймингтон. — Заведение высшего класса.
Заиграл оркестр. Танцплощадка вновь заполнилась парами. Свет погас. С помоста спустился негр-музыкант и задал ритм торжествующими звуками трубы. Когда он шествовал между столиками, за ним следовал луч прожектора и отражался на трубе, которой он взмахивал то вверх, то вниз.
Питер Килли возник из полумрака, дергаясь всем телом в такт музыке, хлопая в ладоши, пританцовывая перед волоокой молодой женщиной, яростно вращавшей бедрами.
— Если подходить к проблеме с точки зрения медицины, — заметил доктор, — они сильно пьяны.
— Кстати, взгляните, — пожаловался Галлахер, — мой бокал почти пуст.
Саймингтон протянул бутылку американцу. Музыка смолкла, и Килли вернулся к столику.
— Где же дама?
— С мужем. — Он вздохнул. — А почему никто из вас не танцует? Оркестр отличный.
Музыканты положили инструменты и, сойдя с помоста, направились в бар.
Доктор осушил бокал пива, вытер с губ пену и взглянул на часы.
— Полночь, — проговорил он и кивнул в сторону опустевшей эстрады. — Ну как?
Килли оторвал взор от девушки за соседним столиком и вопросительно взглянул на Саймингтона.
— Что скажете, Джордж?
Саймингтон нервно рассмеялся, залпом допил бокал, едва не поперхнулся и поднялся.
— Давайте.
Они медленно двинулись по краю танцплощадки, останавливаясь то у одного, то у другого столика, пока Килли болтал с сидевшими там людьми.
— Бог мой! — испуганно произнес Галлахер. — Уж не собираются ли они устроить дебош?!
— Не думаю, — отозвался доктор, заботливо наполняя бокал американца. — Выпейте и успокойтесь.
— Если они затеют драку, я уйду, — заявил Галлахер, нервно поправляя галстук. — Я нахожусь на борту «Возмездия» не для того, чтобы оказывать помощь вашим ребятам на берегу. — Он помолчал. — Я вовсе не желаю портить свой послужной список.
Доктор следил глазами за Саймингтоном и Килли.
— Драки не будет, обещаю вам, Дуайт. Слово ирландского дворянина.
Галлахер принужденно рассмеялся.
— В Осло вы вели себя самым отвратительным образом.
В полумраке доктор увидел, как Саймингтон подошел к роялю, а Килли взял в руки трубу. Вот-вот все должно было начаться. Младший лейтенант вышел на край помоста, поднял трубу к губам, издал высокий пронзительный звук и тут же перешел к песенке «Любовь родилась». Саймингтон аккомпанировал ему на рояле.
При первых же звуках трубы музыканты высыпали из бара и растерянно остановились. Прожектор высвечивал то Саймингтона, то Килли, и, когда последний звук замер в воздухе, все помещение взорвалось аплодисментами и криками «Браво!», «Бис!». Килли смеялся и качал головой, но затем, освещенный лучом прожектора, подошел к микрофону. Саймингтон пересел от рояля к ударным инструментам. Килли, держась обеими руками за стойку микрофона, оглядывал зал, сверкая белыми зубами. Он поднял руку, и мгновенно наступила тишина, изредка прерываемая приглушенными смешками.
— Благодарю вас, — произнес Килли. — От всего сердца благодарю. А теперь позвольте вам представить Патриски — польского вундеркинда!
Саймингтон выбил на барабане дробь, и Килли простер руку в сторону танцплощадки.
— Итак, Патриски! — объявил он и низко поклонился.
Луч прожектора скользнул по залу и остановился на танцоре, замершем на одной ноге, словно в прыжке, и протянувшем руку куда-то вдаль. В белой рубашке с расстегнутым воротом, он был бос, и голые лодыжки, словно спички, торчали из темных брюк, закатанных до колен. Снова раздалась барабанная дробь, и танцор подпрыгнул, закружился на месте, застыл в другой позе, обратившись лицом к помосту. Его рыжие волосы были растрепаны и лохматились над ушами, торчавшими в стороны, словно паруса. Раздались аплодисменты и крики восторга. Килли поднялся на помост к Саймингтону, который пересел за рояль.
— Док чертовски хорош, не правда ли? — крикнул Килли.
— Бесподобен, — кивнул Саймингтон.
Под аккомпанемент рояля и барабанов О’Ши с пылкой энергией принялся исполнять свой номер. Он выделывал антраша, кувыркался, откалывал немыслимые пируэты, пародируя балет и акробатику. Он прыгал через голову и прошелся колесом под оглушительный рев зрителей, среди которого выделялся бас Галлахера:
— Оле! Оле!
Исполнив свой номер, доктор начал важно раскланиваться. Килли объявил: «Леди и джентльмены, программа окончена, благодарю вас», и зал вновь взорвался аплодисментами.
Когда Килли и Саймингтон вернулись к столику, доктор уже был там, скатывая вниз брюки и едва переводя дыхание от усталости. Его окружали мужчины и женщины. Волоокая датчанка обняла Килли за шею.
— Питер, — восклицала она, — вы быль прелесть!
Заиграл оркестр, и публика хлынула на танцплощадку. Все еще тяжело дыша, доктор принялся повязывать галстук, торжествующе поглядывая на Галлахера: «Вот видите, Дуайт, никакой драки».
— Питер, вы же отличный трубач, — обернулся американец к Килли.
— Первый класс, не так ли? — сказал Саймингтон.
— Все вы, конечно, психи, но зрелище было что надо!
Вечер продолжался. Выступили акробаты-японцы, маленькие, похожие на сфинксов мужчины, которые творили невероятные вещи. После них микрофон взял конферансье.
— Час уже поздний, друзья, — начал он. — Среди нас присутствует молодая леди, которая утомилась и желает отдохнуть.
Оркестр исполнил соответствующий пассаж, и конферансье продолжал:
— Она хочет лечь в постель. Прямо здесь!
Торжествующе загудели барабаны. В луче прожектора появилась девушка. Она была в темном в блестках платье, в меховом палантине. На лице у нее играла вымученная, типа вы-мне-надоели-до-смерти, улыбка. Когда стихли аплодисменты, она неторопливо повернулась на каблуках и деланной походкой манекенщицы прошлась по площадке, демонстрируя свое платье и фигуру. Закончив парад, она остановилась посредине площадки. Луч прожектора неотступно следовал за ней. Она прикрыла рот тыльной стороной руки, притворно зевнула, позволив при этом палантину соскользнуть на пол. Девушка не спеша принялась расстегивать застежки платья. Оно упало на пол, девица переступила через него, подняла и небрежно отбросила в темноту, за пределы освещенного круга. Оттуда раздались взрывы смеха и мужские голоса. Оркестр заиграл в убыстренном темпе. Двигаясь в такт музыке, девушка гладила себя руками. Остановившись у крайнего столика, она пристально посмотрела на сидевшего там седовласого мужчину. Села к нему на колени и принялась трепать его шевелюру. У мужчины был растерянный и смущенный вид. Публика громко выражала свое одобрение. Когда девушка встала, на лбу ее избранника, словно красный шрам, алел след, оставленный губной помадой. Оркестр заиграл снова, и когда, постепенно раздеваясь, девушка шествовала по танцплощадке, самый пожилой мужчина за каждым столиком становился предметом ее внимания.
Саймингтон почуял, что последует дальше, и, прошептав: «Пока, ребята», — исчез в темноте.
— Балда, — хрипло характеризовал его Килли. — Пропустит самое интересное!..
Девушка осталась совершенно нагой и, словно в порыве застенчивости, пыталась прикрыть руками грудь и бедра. Заиграл оркестр. Обнаженная девица подошла к микрофону и детским голоском запела слащавую балладу.
Вскоре доктор понял, что подходит черед их столика. До сих пор казалось, что она не замечает их и даже не смотрит в их сторону, но теперь она направлялась прямо к ним. Доктор отодвинулся в темноту и благодарил свою звезду, что его кресло стояло не с краю, но Дуайт Галлахер, сидевший с краю, словно находился в блаженном неведении относительно того, что сейчас произойдет. Девушка приблизилась, Килли спросил: «Как поживаешь, бэби? — и получил в ответ ослепительную улыбку, но ничего больше, ибо она опустилась на колени к Галлахеру и, взяв его голову в руки, вздохнула: «Милый!..» Затем она прижалась к нему, обвив руками его шею. Она действительно знала свою работу и одарила его долгим и горячим поцелуем, одновременно гладя его по голове.
Дуайт Галлахер был по натуре весьма скромным человеком, к тому же дорожащим своей карьерой. Освещенный прожектором, с голой девицей на коленях, прижавшейся к нему, слыша воспаленные голоса вокруг, он почувствовал себя несчастным. Дважды он безуспешно молил оставить его в покое и наконец закричал: «Ради бога, освободите меня от этой дамы!»