— Куллен, сэр. Расстояние пять запятая три мили. Разрешите изменить курс на три-пять-пять?
— Хорошо. Иду наверх.
Поднявшись на мостик, Шэдде принялся смотреть в бинокль.
— Быстро идет этот датчанин, — заметил он. — Как, вы говорите, его название?
— «Уиллемос», сэр. Мы переговаривались с ним.
— Использовал нас как радарную и гидролокаторную цель?
— Да, сэр.
— Датчане — хорошие моряки, — без всякой связи с предыдущим сказал Шэдде.
— Да, сэр.
— Очень жаль, что Нельсону пришлось спустить с них штаны у Копенгагена. Датчане не простили нам этого. Конечно, они сами напрашивались…
Уэдди был не вполне согласен с рассуждениями командира, но, не желая портить хорошее расположение духа, в котором пребывал Шэдде, промолчал.
Шэдде обернулся к нему.
— Вам приходилось читать о битве при Копенгагене?
— Немного, сэр. Саути, конечно, читал.
— Вялое изложение, Уэдди. И очень скучное. Есть куда лучше. Карол Олган, например. Первоклассно.
И Шэдде с таким знанием материала принялся рассказывать о копенгагенском сражении и о старших офицерах, принимавших в нем участие, что прошлое вдруг ожило и показалось Уэдди чрезвычайно увлекательным.
— Да, — произнес Шэдде, сверкая глазами, — великие страницы истории Англии были начертаны в этих водах. В те дни можно было гордиться, что ты англичанин.
Уэдди поддакнул.
— Боюсь, что мы с вами опоздали на автобус, Уэдди, — вздохнул командир. — Слишком поздно мы родились. В те дни боевые корабли сражались с боевыми кораблями… А в наши дни?! Немцы стали использовать субмарины для потопления транспорта с женщинами и детьми. А мы… Взгляните на нас, — он обвел рукой лодку от носа до кормы. — Мы предназначены для разрушения городов и уничтожения их населения. Незавидная роль для морского офицера!
— Но ведь это неизбежно, не так ли, сэр? — проговорил Уэдди. — Я хочу сказать, ведь все меняется. Прогресс существовал всегда.
— Прогресс! — фыркнул Шэдде. — Будь он проклят, этот прогресс! Или вы скажете, что Британская империя продвинулась вперед?! Ныне век либеральных идей, мой мальчик. Пришла власть длинноволосых джентльменов, которые деловито разбазаривают то, что было создано и накоплено не ими. Наступила пора немытых. Россия, Индия, Китай, Африка… Один человек — один голос. Совершеннейшая чепуха! Неважно, что все они кровожадные безумцы! Один человек — один голос.
Слова вырывались у него одно за другим, и Уэдди подумал, что он уже не остановится.
— Слабоумные миллионы будут править теперь миром, — не унимался Шэдде. — Даже если они каннибалы, все еще живущие на деревьях. Способности не ставятся ни в грош. Все решает простая арифметика. О, вас несколько сот миллионов? Пожалуйте сюда! Во имя демократии, пожалуйста, займите ваше место! — Он обернулся и посмотрел на Уэдди. — Вы понимаете, что я хочу сказать? Видите весь идиотизм происходящего?
Уэдди сдержанно кивнул.
Шэдде продолжал говорить и в течение следующих десяти минут не дал возможности Уэдди вставить хотя бы словечко. Наконец он прервал свой монолог на полуслове и подошел к штурманскому столу.
— Я вижу, мы будем в глубоких водах в семнадцать ноль-ноль.
— Да, сэр.
Не произнеся больше ни слова, Шэдде покинул мостик. Когда он ушел, Уэдди взглянул на Бэгнелла:
— Он давно не был в таком настроении.
— Наверное, предвкушает новую должность на берегу, — улыбнулся Бэгнелл. — Выпади мне такое счастье, я проглотил бы якорь от радости.
Уэдди подошел к столу.
— Вы стареете, Ганс, вот в чем ваша беда.
Рис Эванс и Масгров вместе с главстаршиной Шепардом и Эбботом заканчивали составление описи повреждений.
— Все? — спросил главмех, засовывая за ухо карандаш.
— Вроде бы все, сэр, — отозвался Шепард.
— Масгров?
Масгров нервно теребил бородку, просматривая опись.
— Кажется, все.
Все встали из-за стола, Масгров перевел взор с главмеха на Эббота и затем вновь на Шепарда.
— Я слышал, будто командир думает, что неприятность в Стокгольме произошла в результате саботажа, — тихо произнес он.
— Где вы это слышали, Масгров? — нахмурился Эванс.
Разглядывая носки своих ботинок, тот робко улыбнулся и облизал губы.
— Извините, сэр. В машинном отделении все говорят об этом…
Главмех холодно посмотрел на него.
— Вам следовало бы остановить их. Нет ничего лучше языка за зубами!
В неловком молчании они один за другим вышли из помещения.
Дасти Миллер взглянул через иллюминатор кладовой в кают-компанию.
— Полно греющихся на солнце тюленей, — язвительно заметил он. — Посмотри сам.
Таргет ковырял спичкой в зубах.
— Черт возьми! — воскликнул он, выглянув в иллюминатор, — прямо как боровы!
Килли и Саймингтон полулежали в креслах, а рядом с ними на кушетке растянулся доктор. Четвертым в кают-компании был Госс, который, сидя в кресле, рассматривал какой-то журнал. Внезапно он швырнул журнал на младшего лейтенанта. Килли сонно открыл глаза. «Ну, чего вам?..» — не просыпаясь, произнес он, переворачиваясь на другой бок.
— Вы храпите, как свинья! — отрезал Госс.
— Извините, сэр, — пробормотал младший лейтенант и вновь закрыл глаза.
Саймингтон беспокойно заерзал в кресле: «Хватит ворчать… Не даете людям спать…»
— С кем вы разговариваете, черт возьми?! — взорвался Госс.
— Который час? — выпрямился доктор.
Никто не ответил, и О’Ши обернулся посмотреть на часы, висевшие на переборке.
— Семь склянок… Так, так… А что, если мы поинтересуемся морем вокруг нас?..
— Достаточно увидеть одну волну, все равно что увидеть их все, — зевнул Килли, протирая глаза. — Не могу понять, почему родители настояли на том, чтобы я пошел служить на флот!
— Чем это вас не устраивает? — раздраженно спросил Госс. — День уже давно начался, а вы еще не продрали глаз…
— Мы не выспались, — объяснил доктор. — Вчера немного позволили себе на берегу.
— Оно и видно по вашим физиономиям. Что же вы делали? Девицы?
— Сэр! — укоризненно вздел брови Саймингтон.
— Мы весело провели время в «Пеликане», — отозвался доктор и окинул взглядом кают-компанию. — А где же представитель флота Соединенных Штатов?
В этот момент вошел Дуайт Галлахер.
— Привет, ребята! Как самочувствие?
— Отличное, — отозвался Саймингтон, но голос его свидетельствовал об обратном. — А у вас?
Галлахер сел и приложил руку ко лбу.
— Отвратительное! Хуже быть не может…
— Позор вам, сэр! — сурово вскинулся на него младший лейтенант.
— Простите, — переспросил Галлахер, — что вы сказали?
— Я имею в виду ту несчастную девушку…
— Как она подскочила, бедняжка, — добавил доктор.
Глаза Галлахера сузились.
— Она просто взбесилась, — он оглядел кают-компанию, словно желая узнать, находится ли он среди друзей или среди врагов. — Или какой-то сукин сын разыграл меня?..
— Хотелось бы поверить вам, Дуайт, но… — произнес доктор, разглядывая свои ногти. — Давайте лучше не говорить об этом.
— Да, — сказал Саймингтон, — лучше помалкивать…
— Но почему она вдруг завопила? — спросил Килли.
Доктор раскурил сигарету и хмуро посмотрел на него.
— Может быть, вспомнила свою мамочку?
— Бедная сиротка! — подхватил Саймингтон.
Мистер Баддингтон был обрадован и озадачен, услышав рассказ Шэдде о результатах расследования в кают-компании. Он никогда не верил в то, что Кайль причастен к неполадкам с рулевым управлением, хотя обстоятельства до некоторой степени, казалось, были против механика. Мистер Баддингтон был доволен, что его мнение подтверждалось, и озадачен, что Шепард с такой готовностью удостоверил слова Кайля относительно лоскута серого шелка, так как это еще больше бросало тень на самого Шепарда. Он долго размышлял относительно двух шелковых тряпок, которые когда-то составляли один кусок. В одной из них, обнаруженной в рулевом отделении, была завернута контргайка, другая оказалась в кармане у Кайля. Шелк принадлежал Шепарду, и он признал, что дал лоскут Кайлю. Что же он сделал с другим куском? Мистер Баддингтон посоветовался с Рисом Эвансом, и сообща они решили, что главмех расспросит об этом Шепарда.
Первый помощник понимал, что должен спешить. Было уже далеко за полдень, и командир мог в любой момент вручить Грэйси радиограммы для передачи. Было нелегко разобраться в происходящем, и если он желал сберечь в чистоте свой послужной список, то ему надлежало быть предельно осторожным. Как только Саймингтон посвятил его в это дело, он должен был, с одной стороны, предпринять необходимые меры для предупреждения возможного бедствия, а с другой — не желал вызывать подозрений, будто ему что-то известно. Эта двойственность мучила его. В конце концов, это касалось штурмана, и если кто и мог вмешаться, так только Саймингтон — он был богат, независим и безразличен к карьере. Он не раз говорил, что подумывает бросить морскую службу и заняться какой-нибудь деятельностью на берегу. Так или иначе, но Каван, в конце концов, счел, что он и так достаточно честно ведет себя, пообещав на крайний случай содействие…
Покончив с этической стороной проблемы, он задумался над ее технической стороной. К счастью, он запомнил лекцию, посвященную системе электрического запуска «Поларисов», которую слушал, проходя обучение в Штатах. Лектор был человеком с юмором, его рассказ показался Кавану забавным и с тех пор навсегда засел у него в голове.
Получасом позже Каван подробно рассказал Саймингтону, что нужно сделать.
— Но не совершите ошибки, Джордж, — твердо заявил он. — Если вас застукают, я не сумею прийти к вам на помощь. Хочу быть предельно откровенным с вами на этот счет. Даже под клятвой я стану отрицать, что знал о том, что вы делаете или что мы когда-либо разговаривали с вами на эту тему.
Саймингтон встревоженно посмотрел на него.
— Вы даже более откровенны, чем думаете, первый.
Каван не понял, что хотел сказать Саймингтон, да это было ему совершенно безразлично, коль скоро Саймингтон понял ситуацию. Однако ему все ж