— Я много думал над этим, Эванс, — сказал Шэдде. — В службе на берегу есть кое-какая приятная компенсация за разлуку с морем. Во-первых, у меня будет время для любимых занятий, которыми я был лишен возможности заниматься, находясь в море.
— Совершенно верно, сэр, — поддержал Рис Эванс.
Шэдде выпустил изо рта клуб дыма, и, прищурившись, глядел на то, как табачное облачко рассеивается по каюте.
— Писать, например, — продолжал он. — Меня всегда тянуло к этому. Знаете, ведь у меня столько идей, которые хотелось бы занести на бумагу.
— У вас есть к этому способности, сэр, — кивнул главмех.
Шэдде скромно отмахнулся.
— Ну, это трудно сказать. Я никогда не пробовал. Но, возможно, у меня получится. — Он придвинул к себе пепельницу и положил сигарету. — Во-вторых, рыбная ловля нахлыстом. В молодости я увлекался этим. И прогулки. Люблю гулять, наблюдать за птицами. Теперь у меня будет много возможностей для всего этого.
— Никогда не думал, что вы любите гулять, — заметил Эванс.
Шэдде кивнул.
— Прогулки — это восхитительно. Гулять в одиночестве, размышлять… — Он откинулся в кресле и вытянул ноги. — Звучит несколько самонадеянно, но, знаете ли, я предпочитаю оставаться наедине со своими мыслями, чем беседовать с людьми.
В два часа, освободившись от вахты, Саймингтон немедленно отправился к доктору.
— Вы виделись с чифом? — тревожно спросил он.
Доктор посмотрел на бледное, осунувшееся лицо молодого человека и кивнул.
— Да. Перед ленчем. Он рассказал о том, что наткнулся на вас в шлюзовой камере.
— Что он собирается предпринять?
— Оставит все как есть.
— Вы имеете в виду, что он не расскажет Шэдде?
Доктор снова кивнул.
— Благодарение господу! — облегченно вздохнул Саймингтон.
— Я нагнал на него страху, — сказал доктор. — Объяснил, что военный трибунал может прикончить карьеру Шэдде.
— Военный трибунал?! — удивился штурман.
— Да, над вами, — ответил О’Ши и пересказал свою беседу с Эвансом.
— Благодарю вас, док, — слабая улыбка заиграла на лице Саймингтона. — Вы очень добры.
Вернувшись к себе в каюту, штурман принялся за чтение, по вскоре отложил книгу в сторону. Несмотря на заверения Риса Эванса, которые тот дал доктору, штурманом владело ощущение надвигающегося несчастья. Он был уверен, что Шэдде так или иначе узнает о том, что произошло, и при одной мысли об этом его бросало в дрожь.
Было три часа пополудни. Первый помощник лежал на своей койке. В четыре ему предстояло выйти на вахту, и он хотел немного соснуть, но безуспешно. Он был слишком обеспокоен.
Снова и снова он мысленно проклинал судьбу, которая привела Риса Эванса в шлюзовую камеру в тот момент, когда там находился Саймингтон. Теперь уже пять человек знали о случившемся, и одним из них был главмех. Каван сомневался в том, что Рис Эванс сдержит данное доктору слово и ничего не расскажет командиру. На какое-то мгновение он подумал было посоветовать Саймингтону пойти к Шэдде и во всем признаться. Возможно, Саймингтону удастся проделать это вежливо и тактично: «Мне хотелось бы заметить, сэр, что мне стало известно относительно радиограмм, которые вы желаете получить через Грэйси. Не кажется ли вам, сэр, что это неоправданный риск… я хочу сказать в отношении мер безопасности, и…» Каван не удосужился закончить фразу. Его мысль была прервана возникшей в его воображении картиной: разъяренный Шэдде вопрошает Саймингтона: «Могу ли я узнать поточнее, что вы имеете в виду?»
Чем бы ни закончился суд, он все равно накладывал грязное пятно на репутацию. Правда, у Кавана будет благовидное оправдание: он был убежден, что Шэдде превышает свою власть, воспользовавшись для учения ложными приказами. Именно такой линии поведения ему и придется придерживаться. Будет довольно трудно объяснить, почему он не посоветовался с Галлахером. К счастью, Галлахер не из тех, кто затевает склоки. Во всяком случае, придется пройти через ад, коль скоро все откроется. Покамест он ничего не может поделать. Остается только надежда, что ничего не выплывет наружу, ну а если выплывет, то надеяться, что у Саймингтона хватит благородства не назвать его. Он успокаивал себя мыслью, что штурман является человеком высоких нравственных принципов.
В 16.00, когда он появился на мостике, лодка проходила Марштрандский фиорд. Слева по берегу лежал Ско, а впереди — глубокие воды Скагеррака. Норд-вест посвежел, небо потемнело, тяжелые тучи потянулись с запада.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Грэйси находился в радиорубке, когда командир прислал за ним вестового. Проходя через центральный пост, радист подивился, зачем он понадобился командиру, и у него возник страх, что вызов был связан с теми радиограммами по поводу учения.
Он постучал и, услышав в ответ «Войдите!», открыл дверь.
Шэдде сидел за столом. Две внушительные черные папки лежали перед ним. Он обернулся.
— А, Грэйси! Входите и садитесь, — дружелюбно произнес он.
Грэйси облизал губы, с испугом ожидая, что ждет его дальше.
Командир корабля, держа руки на коленях, наклонился вперед, и Грэйси невольно отвел взор от темных, вызывающих неприязнь глаз.
— Когда ваша вахта, Грэйси?
— С восемнадцати ноль-ноль до двадцати ноль-ноль, сэр.
— Вот и хорошо, — одобрительно кивнул Шэдде. — Так я и рассчитывал. — Сделав жест в сторону черных папок на столе, он продолжал: — Я работаю над текстами наших радиограмм.
— Да, сэр? — сердце Грэйси заколотилось.
Шэдде прикрыл глаза и начал торопливо говорить, словно у него не было времени.
— Я хочу, чтобы учение началось в половине восьмого. На радиограммах я сделал пометки карандашом — точное время, когда вы должны получить первую радиограмму. Она обозначена буквой А. Вот поглядите. Девятнадцать часов тридцать три минуты. Вскоре после первой радиограммы мы погрузимся. К тому времени лодка уже будет в глубоких водах.
Радист хотел что-то сказать, но Шэдде продолжал, не обращая на него внимания:
— В первой радиограмме нам приказывается к полуночи занять позицию в Скагерраке. Для этого нам придется изменить курс. — Лицо командира осветила слабая улыбка, словно отвечающая каким-то его потаенным мыслям.
— Слушаю, сэр, — неуверенно произнес Грэйси.
Шэдде вдруг снова стал серьезным и, наклонившись к радисту, доверительно сказал:
— Этим же приказом «Массиву» предписывается покинуть Осло в двадцать тридцать и к полуночи выйти на позицию в заливе Бохус, к северу от нас. «Устрашение» покинула Лок-Ю вчера вечером…
Радист кивнул.
— Сейчас она должна находиться где-то в районе Шотландских островов. — Левой рукой Шэдде пригладил шевелюру. — Я точно не знаю ее местоположение, да это и не имеет значения, хотя радиограмма касается и ее.
Та же безличная, отсутствующая улыбка.
— Ей приказывается быть на позиции Алесунда к полуночи. Что вы скажете на это?
Грэйси поежился под почти физически ощутимым толчком пронзительных черных глаз. Словно кто-то протопал в тяжелых ботинках по его могиле.
Не ожидая ответа, командир продолжал:
— Цель этих радиограмм заключается в том, чтобы создать атмосферу реальности, не так ли? Вторая радиограмма, — он обернулся и взял ее со стола, — помечена буквой Б, понятно?
— Да, сэр, — вымолвил Грэйси.
— Конечно, они зашифрованы. Это была трудная и долгая работа, — он кивнул в сторону лежавших на столе папок. — Пришлось воспользоваться секретными документами. Давненько не приходилось мне заниматься этим делом… — Он погрузился в свои мысли. — Ах да! На чем я остановился?
— Радиограмма Б, сэр.
— Да, да, радиограмма Б. — Шэдде поднял бланк. — Вот она. Вы примете ее за два с половиной часа до полуночи. Мы будем идти под перископом. Время получения тут указано. Я хочу, чтобы вы приняли ее в двадцать один час двадцать девять минут. Понятно?
— Я заканчиваю вахту в двадцать ноль-ноль, сэр, — сказал радист. — Меня сменяет Картрайт.
Шэдде кивнул.
— Рад, что вы напомнили об этом. Я все предусмотрел. После того как получите радиограмму первую, вы скажете Картрайту, что в связи с чрезвычайной обстановкой вы остаетесь на вахте и пошлете за ним, когда захотите, чтобы он вас сменил. Понимаете?
— Да, сэр.
— Хорошо! Теперь радиограмма Б… Как и шифровка А, она адресована «Возмездию», «Массиву» и «Устрашению». Она похвально коротка. — На лице Шэдде снова появилось холодное, отсутствующее выражение. — В ней приказывается привести ракеты в готовность номер один. — Шэдде откинулся в кресле, скрестив руки на груди. Затем он заговорил так быстро, что Грэйси едва поспевал за ходом его мысли: — Это придаст немного больше правдоподобия учению. Интересно поглядеть, как будет реагировать экипаж на то, что им должно казаться подлинной боевой тревогой. Пришло время встряхнуть их.
Шэдде провел рукой по лбу и, опустив голову на грудь, задумался. Затем он очнулся, сгреб со стола обе депеши и протянул радисту.
— Спрячьте, Грэйси. Никто не должен их видеть. Я вызвал вас, чтобы обсудить кое-какие вопросы, связанные с ремонтом радиоаппаратуры, ясно?
Грэйси кивнул и сунул радиограммы в карман. Он вспомнил совет Саймингтона: «Вам придется выполнить все, что он захочет, Грэйси. Ответственность целиком лежит на нем. Ведь он командир корабля». И дальше: «Если командир даст вам шифровки для передачи, немедленно известите меня». «Так я и сделаю», — подумал радист.
— Ну вот, пока все, Грэйси, — сказал Шэдде, не спуская глаз с радиста. — Запомните, никому ни слова! Абсолютная секретность!
— Слушаюсь, сэр.
— И последнее, Грэйси. Когда будет получена первая радиограмма и по кораблю начнутся разговоры по этому поводу… — он сделал паузу, в глазах появилось таинственное выражение, — …внимательно приглядывайтесь к людям, может быть, вы заметите, что кто-то странно ведет себя… Понимаете, к чему я клоню?
— Да, сэр.
Грэйси вернулся в радиорубку, поговорил с дежурным радистом, после чего отправился на поиски Саймингтона. Он нашел штурмана в его каюте.