— Да, сэр! Видим. Вы хотите, чтоб мы по ней врезали?
— Именно так! — гаркнул Даймонд. — Я буду удерживать равновесие, а вы цельтесь. «Ведущий» вызывает «Четвертого». Вы все слышали?
— Да, «Ведущий», «Четвертый» понял. Мы отходим.
— Я «Второй». Приказ принят.
— Огонь! — заорал Даймонд.
Вертолет содрогнулся всем своим огромным корпусом: стрелки открыли огонь.
— Шеридан! Вы слушаете?
— Слушаю, генерал.
— А Винсент?
— Я тут, генерал Купер.
— Хорошо, — бросил в трубку Маркус Купер. — Мы закругляемся. Вышли из лимита времени. Я приказываю вертолетам лететь прочь от горы.
— Но генерал…
— Они не могут больше оставаться там! — закричал Купер. — Мы сделали все, что могли. Остается только четыре минуты до полуночи, и я не намерен убивать своих ребят. Они подобрали одного из тех, что выбросились, но мы даже приблизительно не знаем, где приземлились двое других. Если они немедленно на полной скорости не начнут отходить, их разобьет ударной волной. Вот так!
В трубке послышались приглушенные голоса пилотов, которые подтвердили, что приняли приказ лететь прочь на максимальной скорости.
— К вашему сведению, — продолжал Купер, — они сделали все, что было в человеческих возможностях. «Ведущий» даже расстрелял какой-то подозрительный предмет, но, кажется, они раздолбали только какую-то метеостанцию. Сожалею, но больше мы ничего сделать не можем. Мистер Винсент!
— Я слушаю.
— Если мы до сих пор на связи с Белым домом, вам следовало бы сообщить президенту о ситуации.
— Да, конечно. Благодарю.
Руки Винсента были словно свинцом налиты, когда он взял трубку второго телефона. Ожидая, пока отзовется президент, он посмотрел на настенные часы.
Две минуты до полуночи.
Сан-Горгонио была от Сан-Франциско за четыреста двадцать миль по прямой. Винсент все еще держал телефонную трубку, когда невольно выглянул в окно.
Полночь наступила — он понял это сразу.
11
Аллен Кларк любовался ярким многоцветием огней Лос-Анджелесской долины, которую хорошо было видно сквозь разорванные облака. Небо вдали как будто очистилось. Кларк повернулся к жене, сидевшей рядом, и немного откинулся назад, чтоб его услышали также двое пассажиров на заднем сиденье мини-самолета.
— Похоже, будто проясняется там, впереди, — сказал он, стараясь перекричать грохот мотора. — Метеостанция Феникс сообщает, что фронт непогоды проходит как раз над грядой Сан-Габриел. Они дают хороший прогноз.
Жена не разделяла его оптимизма.
— Это случится впервые за три недели, если их прогноз оправдается, — сдержанно заметила она. — Но я пока ничего хорошего не вижу.
Приятель Кларка, который сидел сзади, коснулся его плеча.
— Аллен, на какой мы высоте?
Кларк показал на высотомер.
— Двенадцать тысяч футов. А что?
Приятель с опаской повел рукой и спросил:
— Разве тут вблизи нет очень высокой горы?
Аллен Кларк захохотал.
— Да ты соображаешь, как настоящий второй пилот, — сказал он, чуть не захлебываясь от смеха. — Гора такая, и правда, есть. Сан-Горгонио.
— Так не следовало ли бы нам…
— Посмотри в левый иллюминатор, Фред, и ты увидишь ту самую гору, которая так тебя беспокоит. Она стоит где-то в полумиле от нас и метров на триста ниже. — Кларк снова добродушно засмеялся, а затем посмотрел на часы. — Около полуночи, — сказал он. — Сейчас я вызову Лос-Анджелес, и мы узнаем, какая погода над Санта-Барбарой.
Он настроил приемник на частоту станции, которая контролировала полеты, а передатчик — на 122,1 мегагерца.
— Вызываю Лос-Анджелес. Говорит «Команч» шесть-шесть-восемь-Питер. Прием.
Они сегодня не медлили, отозвались сразу:
— «Команч» шесть-шесть-восемь-Питер, говорит радио Лос-Анджелес. Немедленно сообщите ваши координаты. Прием.
Ответа не было.
— Шесть-шесть-восемь-Питер, почему молчите?
Аллен Кларк не отвечал.
В этот миг ему уже выжгло глаза.
Четыре человека в этом легком самолете были первые, кому суждено было узнать, что на вершине горы Сан-Горгонио взорвалась атомная бомба мощностью в триста килотонн. Им суждено было узнать об этом первыми, но они так ни о чем и не узнали. Невероятная вспышка света в его чистом виде уничтожила сетчатую оболочку их глаз. И в тот самый миг, когда гортань Аллена запульсировала, чтобы закричать, самолет обдало страшным жаром, и решительно все — краску, металлическую обшивку, плексиглас и человеческие тела — испепелило в пламени взрыва.
Это случилось слишком быстро, и ни один стон не успел вырваться в ответ на этот нечеловеческий ужас. Огненный шар достиг уже полумили в диаметре, и ударная волна от ядерного взрыва поглотила маленький самолет в могучем потоке энергии, которая вырвалась на волю.
Ровно через тридцать секунд после полуночи 29 июня электрический импульс привел в действие механизм, спрятанный на вершине горы Сан-Горгонио в контейнере размером с чемодан.
Произошел взрыв тактического ядерного заряда. На том месте, где он был, начала свою бурную жизнь крохотная звездочка, температура которой — сто миллионов градусов — намного превышала температуру солнечных недр. Она излучала световые волны, как в видимой, так и в инфракрасной части спектра, а также потоки заряженных частиц, но человеческое зрение воспринимало все это как одну ужасную слепящую вспышку.
В трехстах тридцати милях на восток на высоте сорока тысяч футов летел реактивный пассажирский самолет авиакомпании «Америкен-Эйрлайнз». Со временем его пилот расскажет:
— Мне показалось, будто солнце — ну да, именно солнце взорвалось! Вся южная Калифорния была словно охвачена пожаром. Я не знал, что случилось, и действительно подумал, что взорвалось солнце. С нашей высоты всю юго-западную часть страны стало видно как на ладони. Свет отражался от горных вершин, что лежали под нами. Мы летели на север, и свет возник слева, но в то же мгновение горы отразили его во все стороны. Я повернулся, чтоб посмотреть налево, и в глаза мне будто вонзились два ледяных осколка, но зрение я все-таки сохранил, и тогда — о пресвятой боже! — я увидел то огромное облако, которое все увеличивалось и краснело, поднимаясь в небо, пока, наконец, не исчезло из глаз. Наверное, оно высилось над горизонтом секунд пятнадцать или, может, двадцать. Это было чудовищное зрелище, оно меня ужаснуло, и только тогда я все понял. Взорвалась атомная бомба. Никто из нас не знал тогда, что же, черт возьми, будет дальше…
В двадцати милях от вершины Сан-Горгонио, на узкой дороге, что петляла между скал, полисмен Стен Пауэрс вдруг увидел, как ночь исчезла и все вокруг осветила чрезвычайно яркая вспышка. В тот момент между Пауэрсом и вершиной Сан-Горгонио высился скальный массив. Стен Пауэрс очумело вытаращил свои потрясенные ярким светом глаза и увидел вокруг себя удивительный — словно на фотографическом негативе — отпечаток действительности. К тому времени, когда он немного опомнился, машина заехала в придорожный ров и перевернулась на бок. Пауэрс подумал, что где-то вблизи взорвался динамитный заряд, и схватился за пистолет. Но тут до него дошло, что он не слышал ни единого звука. И в это мгновение до узкого прохода между скалами, где он стоял, добежала ударная волна, которая вспенила грунт под ним и вокруг пыльным смерчем. Пауэрс инстинктивно поднял кверху руки, когда на него посыпался град камней, причиняя ему нестерпимую боль. И вот тогда он услышал какой-то будто приглушенный рев. Весь окровавленный, полисмен Пауэрс наконец выбрался из-под камней. Вокруг него вихрилась пыль, и он закрыл глаза, а потом вспомнил о своем карманном фонарике. Включив его, он побежал на открытое место. В его ушах еще долго звенели громовые раскаты небесных литавров.
Пауэрс обошел голую скалу и замер в оцепенении, он перекрестился, не соображая, что делает. В двадцати милях от него, над срезанной вершиной Сан-Горгонио, горбилось какое-то страшилище, которое раз за разом швыряло в небо огромные камни из самой преисподней. Этот уродливый джинн рвался вверх из недр планеты, он дымил и корчился, извергал языки темно-красного пламени, закручивался огненным смерчем, ужасающе увеличивался в размерах и глухо, грозно гремел…
Полисмен Пауэрс вдруг понял, что, стоя на коленях, он видит само пекло.
«Я был на вечере открытия ночного клуба «Красная дверь» в Редлендсе, который расположен, как я потом узнал, милях в двадцати на юг от Сан-Горгонио. — Репортер Дик Слейтер закурил новую сигарету и снова опустил пальцы на клавиши пишущей машинки. — Я помню, как посмотрел на часы: была полночь. Вот тогда это и стряслось. Я сидел спиной к окну, и впечатление было такое, будто одновременно вспыхнули миллионы ламп-«молний». Был только свет — жуткий белый свет, такой резкий, что в нем невозможно было что-то увидеть. Казалось, что слепящая вспышка убила все живое на земле и даже время остановилось. В тот миг я, конечно, не знал, что источник света находился в двадцати милях, на вершине Сан-Горгонио. Я лишь инстинктивно почувствовал: случилось что-то страшное. Свет был просто нестерпим. Я оглянулся вокруг и выглянул в окно. Небо все еще было освещено так, словно господь бог упразднил ночь.
Я хорошо помню, что все увиденное мною было словно впечатано в огненный фон: кафе «Пеликан», ярко-красный автомобиль, бензозаправочная станция напротив, окружающие горы, которые по мере затухания света становились багряными. Я помню, как выбежал на улицу. И вместе со мной десятки людей. Кто-то закричал, и все мы повернулись к северному восходу.
Там, высоко над холмами, которые отделяли нас от Сан-Горгонио, и даже выше той горы, бурлил чудовищный ярко-красный шар. Раскаленный вихрь стал подниматься в небо, багровея по краям, а затем и в середине. Мы вытаращили глаза, словно младенцы, которые вдруг увидели, как страшный сон становится явью. Припоминаю, кто-то закричал: «Господи, это же атомная бомба!» Я не помню кто. Возможно, даже я сам».
«Мы были в тридцати пяти или, возможно, сорока милях от горы. Знаете, где Твенти-Найн-Палмз? Наверное, все-таки в сорока милях. Конечно же, мы все видели с самого начала. Когда вспыхнул свет, мы были на кухне. Нам показалось, будто весь мир вдруг стал ослепительно белым. Кто-то пронзительно закричал, а когда я немного опомнился, свет уже начал желтеть. Никаких звуков, кроме крика, мы не слышали. Мы выбежали из дома и посмотрели в сторону Лос-Анджелеса. Помню, я сразу подумал: это атомная бомба. То есть атомное нападение, понимаете? На Лос-Анджелес, подумал я. Когда посмотрел в сторону города, я сразу понял: все-таки в самом деле случилось что-то ужасное. Я закричал. Весь небосвод, от края до края, был все еще окрашен в желтый свет, но вот он начал меняться. Свет сначала затрепетал, словно край земли разогрелся до белого каления. Со временем он стал… как бы вам сказать… ослепительно-зеленым, и все время мигал и вспыхивал, постепенно приобретая фиолетовый оттенок. Потом наступила темнота. Но в той темноте проблескивало что-то розовое, и это было ужасно.