— …и не понимаю, о чем идет речь. Я тут всего только сторож, и…
— Где Джеффриз и другие пилоты? Быстро!
— Можно мне опустить руки? Джеффриз? Он и вся компания недели две или три как уехали отсюда.
— Куда?
— Откуда мне знать? Они никогда ничего мне не говорят. Мое дело — получать плату за то, что охраняю тут, и…
— Говорили они, когда возвратятся?
— Нет.
Винсент потянулся к микрофону.
— «Фокстрот-шесть», вас вызывает… гм… «Сурок». Говорит Винсент. Можете ли вы соединить меня непосредственно с моими агентами?
— Да, сэр. У нас есть радиопереключатель. Готовьтесь к приему. «Фокстрот-один», вас вызывает «Шестой».
— Говори, «Шестой».
— Я поддерживаю прямую связь с генералом Шериданом и мистером Винсентом, и они хотят задать несколько вопросов. Прием.
— Принято, «Шестой». «Сурок», «Фокстрот-один» слушает. Говорите, сэр.
— Спросите у этого человека, не летали ли Джеффриз и другие летчики на истребителях типа пятьдесят один?
Сторож сам услышал вопрос. Он оглядывался по сторонам, сбитый с толку голосом, который звучал невесть откуда, пока агент ФБР не приказал ему отвечать.
— Да, сэр, известно, летали. Трое из них. Это лучшие машины из тех, какие я…
Следовательно, еще одно неопровержимое доказательство.
Теперь они знали, кого искать.
Главный вопрос теперь был — где?
Артур Шеридан зевнул.
— Боже, как я устал, — простонал он.
— Не понимаю почему, — усмехнулся Боб Винсент. — Вы находились на ногах всего лишь шестьдесят часов.
Шеридан потер давно небритую щетину на подбородке.
— Впечатление такое, словно шестьдесят суток. — Он опустился в кресло и посмотрел на собеседника. — Теперь это преимущественно ваше дело, Боб. Как будем действовать дальше?
Винсент вздохнул.
— В общем, так же, только куда в более широких масштабах, — ответил он. — Ловить рыбку в море бреднем. Или, если хотите, прочесывать джунгли густым гребешком. Джеффриз и его вороны никуда не смогут податься без того, чтобы мы не знали об этом. Надеюсь, — быстро добавил он, — эта шайка, наверное, имеет в запасе некоторые хитроумные трюки, в этом мы уже убедились. Но теперь, когда мы знаем, кто они, думаю, никуда они от нас не денутся. Наши люди по всей стране ищут Джеффриза и его компанию. Да и все честные люди стараются помогать нам. Я не ошибусь, если скажу, что в наши отделения уже пришло свыше десяти тысяч сигналов об опознании разыскиваемых нами людей. Нам придется внимательно все это просеять.
Шеридан задумчиво кивнул.
— А чего вы хотели бы теперь от меня?
— Господи, да чтоб вы поспали хоть немного. Жаль, что я не могу приказать вам… Идите и отдохните где-нибудь в другом кабинете, а если нужно будет, я немедленно вас разбужу.
— Ловлю вас на слове. Ибо в таком состоянии от меня толку не будет. — Шеридан, кряхтя, поднялся. — И еще одно, Боб…
— Слушаю.
— Где, вы думаете, последняя бомба?
— Это был бы вопрос для телевизионной викторины, — кисло проговорил Винсент.
— Я не думаю, что бомба спрятана в каком-то городе.
— Вы говорите так, будто у вас уже есть какая-то версия.
Шеридан кивнул.
— Конечно. И дай бог, чтоб она оказалась ошибочной.
Винсент ждал.
— Они не могут расстаться с пятой бомбой, — сказал Шеридан. — Это же ясно. Ну кто же выбросит свой последний козырь?
15
Двое мужчин, одетые в робы портовых грузчиков, медленно шли вдоль причала. Время от времени они небрежно поглядывали вокруг. Они не заметили ни одного сторожа, который мог бы показать судно. Откуда-то из окутанной туманом гавани донесся гудок буксира. Ничего необычного перед ними не было. Знакомая картина причалов сиэтлского порта да «Мануэль Асенте» под панамским флагом. В эту теплую летнюю ночь грузовое судно, поскрипывая обшивкой, ждало, когда его загрузят перед выходом в открытое море. Много дней будет оно бороздить Тихий океан, прежде чем бросит якорь в Гонконге.
К двум фигурам, которые маячили около перил причала, подошел матрос.
— Вам что-нибудь нужно, ребята?
— Конечно. Мы хотим поговорить со стариком. Он у себя?
Матрос показал большим пальцем за спину.
— В своей каюте. — Потом присмотрелся внимательней. — А он ждет вас?
— Точно, голубь.
— Ну тогда поднимайтесь вот тут.
— Спасибо.
— Только смотрите сперва постучите. А то, знаете, он у нас с характером.
Они поднялись на палубу, перешагнули через люк и направились к капитанской каюте. Они знали судно, как свои пять пальцев, знали каждую его перегородку, каждый трап. Такая была у них работа.
Один из грузчиков три раза постучал в дверь каюты.
— Чего барабаните? Заходите! — послышалось в ответ.
Двое переглянулись. Первый приоткрыл дверь, зашел в каюту. Дверь за ним закрылась.
Капитан поднялся. Это был плотный скандинав.
— А где ваш приятель? — спросил он. — Вы ж говорили, что придете вдвоем. — Капитан Ханс Бёме искоса разглядывал посетителя. — Вы сами-то кто будете, а?
Перед носом у капитана раскрылась тоненькая книжечка.
— Риген, ага? А имя…
— Кеннет Риген. — Книжечка скрылась в кармане. — Мой приятель остался за дверью, капитан. Он проследит, чтоб нас не беспокоили.
— Хо-хо, ну и дела! Прямо настоящие проныры. — Капитан Бёме повернулся к гостю спиной. Послышался звон стаканов: Бёме наполнял их. — За наши успехи, а? — молвил он. — Пейте до дна!
Кен Риген сначала хотел отказаться, но, вспомнив, где он и с кем имеет дело, осушил стакан двумя глотками, в то время как Бёме с профессиональной заинтересованностью поглядывал на него поверх своего стакана, давно пустого.
— Еще немного не повредит!
Кен Риген не ответил, и его молчание было красноречивей любых слов. Капитан Ханс Бёме разбирался в людях. Всю свою жизнь он имел с ними дела. Его ничуть не интересовало, сколько сейчас выпьет Риген или сколько он пьет вообще. Просто таков был его метод оценки людей, и Риген прекрасно это знал. Он невозмутимо сидел перед Бёме, который держал в одной руке бутылку, а в другой — стакан и пристально смотрел на Ригена своими светлыми невозмутимыми глазами.
Бутылка медленно опустела. Бормоча, Бёме закупорил ее и отодвинул в сторону стаканы. Его кожаная куртка заскрипела, когда капитан изменил позу, усаживаясь так, чтобы смотреть посетителю прямо в глаза.
— Как с деньгами? — спросил он.
— Вы их получите.
— Где они?
— Вы их получите, когда дело будет сделано, — спокойно и твердо ответил Риген. — Не раньше.
Невозмутимые глаза на широком лице словно сверлили Ригена.
— А почему это я должен верить вам на слово, а?
— Капитан Бёме!..
Это было сказано резким, даже строгим тоном. Бёме не привык, чтоб с ним так разговаривали. Еще меньше понравилось ему то, что он услышал дальше.
— Не надо строить из себя глупца, и не пытайтесь играть со мной, как кот с мышкой.
— Да вы знаете, с кем разговариваете? — заревел Бёме. — Я хозяин на этом корабле, и я не потерплю… — Тут он осекся: Риген и мускулом не шевельнул. И тогда Бёме понял: Риген не прикидывается, он в самом деле имеет за собой могучую силу. Бёме сам слишком часто поступал с позиции силы, чтобы не понять этого. — Хорошо, — буркнул он. — Перейдем к делу.
Риген кивнул головой.
— Они на борту?
— Да. Уже двое суток.
— С тех пор их видел кто-нибудь?
— Даже я сам не видел, — сказал Бёме, сразу посерьезнев. — Они поднялись на борт, как я уже рассказывал вашим, и с тех пор не выходили из своей каюты. Они готовят себе там, и все прочее. Таков был между нами уговор: я их не трогаю. — Бёме пожал плечами. — На нашей посудине пассажиров бывает маловато. А это неплохой способ заработать немного деньжат.
— Деньжат, которых ваша компания никогда не увидит, не так ли?
Бёме побагровел.
— Вы мне…
— Забудьте об этом, — остановил его Риген. — Мне безразлично, чем вы занимаетесь на борту своего судна. Единственное, что меня интересует, — это каюта номер двенадцать. — Бёме чуть слышно вздохнул. Вдруг он отвернулся и начал переворачивать бумаги на своем столе.
— А знаете, — сказал он, все еще стоя спиной к Кену Ригену, — не очень легко будет выкурить их с «Асенте».
Риген напрягся.
— Почему, капитан?
— Я получил от них сегодня утром вот эту записочку. — с ухмылкой сказал Бёме. Губы его еще шире расползлись в улыбке. — Правду говоря, Риген, я очень рад видеть вас. Меня самого это уже начало беспокоить. — И он подал записку своему гостю.
Риген ругнулся.
«Посмотри-ка на нее. Она же за эти несколько месяцев постарела лет на десять. У нее появилось больше седины, чем могло появиться за целое десятилетие. Больно видеть ее такой. Все это дело было не для нее. Но это был наш последний шанс. Что оставалось нам делать, как не пойти за Майком? Перебиваться с одной паршивой работы на другую?.. С этими теперешними ребятами, которые согласны лететь куда угодно и за любую плату, что остается такой старой развалине, как я? Утереться и убираться прочь. Каждый раз, когда какой-нибудь сукин сын узнавал о моем прошлом, мне давали коленом под зад и… Да и Мэй не светило ничего, разве устроиться в какой-нибудь грязной, мерзкой забегаловке, пока она не превратилась бы в облезлую суку и ее тоже выбросили бы прочь. Лучше, если мы дадим дуба раньше, чем вынуждены будем копаться в грязи, словно свиньи, выпрашивая милостыню…»
Джесс Бакхорн протянул руку под кровать и взял бутылку. Он торопливыми, расслабленными движениями откупорил ее. Ему еще долго тут быть, и совсем ни к чему хватать бутылку так, словно сегодня конец света. Все, что им теперь остается, — это набраться терпения. Выдержать в этой проклятой каюте недели две, пока они доберутся до Гонконга. Там он сможет приобрести для себя и для Мэй любые паспорта, и они скроются навсегда… Он хорошо хлебнул из бутылки и почувствовал, как алкоголь пролагает себе путь вниз. В суставах — ощущение тепла. Теперь эта каюта уже не казалась ему такой тесной. Он посмотрел на бутылку. Пусть оно все провалится. Никто его не увидит, следовател