— Что она? — Емельянов приготовился слушать.
— Красотка! Ты просто себе не представляешь, пальчики оближешь! Да все эти актрисы ей и в подметки не годятся! Она — самая красивая баба на киностудии! Все на нее западают — режиссеры, артисты. Знаешь, сколько раз ей предлагали сниматься в кино?
— И что, снималась?
— В том-то и дело, что нет. Говорит, ерунда это. Пустое. Мне, говорит, деньги нужны, чтобы каждый день у меня в кармане были. Шмотки мне деньги и принесут. А все остальное ерунда, и ко мне, мол, не лезьте. Хотите чего — за деньги. Только за деньги.
— Интересно, — задумался вслух Емельянов, — а с монтажером Василием она была знакома?
— А чего ей с ним делать? Эта Аля птица явно не его полета. Только в последнее время и на нее проруха нашла.
— В смысле? — насторожился Емельянов.
— В коромысле! Влюбилась в новенького режиссера наша Аля. А он странный такой. Сергей Аджанов его звали. Красивый… как черт. Но он в упор Алю не замечал. А та все страдала, все за ним бегала. Ну а потом он исчез.
— Как это — исчез? — не понял Константин.
— Ну как? Так. Исчез. С концами. Может, сбежал от нее? Говорили, что он уехал куда-то. В общем, никто не знает, где он, что он. Так что теперь наша Аля в расстроенных чувствах… Во как… — закончил свою речь шофер Николай.
Глава 9
В машинах Емельянов разбирался примерно так же, как и в кино. Но когда к той стороне Пролетарского бульвара, где находилась пивнуха, подъехал роскошный красный автомобиль, даже он обратил на него внимание.
Это была иностранная машина, которая явно стоила каких-то невероятных денег. В Одессе таких было раз-два и обчелся. Огромная длинная красная, она была похожа на стремительную ракету, на горделивую птицу, сложившую крылья после полета. И в медлительной грациозности этих движений была гордость и порода, выдающая очень дорогие вещи.
Начав тормозить, автомобиль плавно проехал вдоль обочины, как бы приноравливаясь, где бы остановиться. Головы всех обитателей пивнухи как по команде повернулись к окнам. Как зачарованные, все смотрели на эту красную торпеду. Смешно, но взрослые мужики выглядели одинаково: точь-в-точь, как кролик перед удавом.
«Какая-то кинозвезда, наверное», — подумал Емельянов, так же, как и другие, загипнотизированно, зачарованно глядя на красную стремительную птицу. От остальных посетителей его отличала лишь одна мысль: автомобиль редкий, импортный, напротив — киностудия, значит, за рулем — явно какой-то знаменитый артист.
Марку автомобиля опер определить не смог — поскольку в машинах он не разбирался, это было не по его части.
Он относился к числу тех редких и очень странных мужчин, которые не мечтают водить автомобиль, не хотят его приобрести. Хотя когда-то Емельянов как честный опер пытался закончить курсы автолюбителей. Это было сразу после того, как он пришел в органы.
Учил его милицейский шофер с огромным стажем вождением. Но Константин постоянно так был погружен в свои мысли, что почти не выходил в реальность. Он не успевал тормозить — все не мог понять, когда уже надо давить на эту проклятую педаль… И несколько раз не успел остановиться в самый критический момент…
К счастью, опытный шофер во всех случаях спасал ситуацию, матеря при этом Емельянова на чем свет стоит. А Константин понял для себя, что абсолютно непригоден водить машину. Вот не его это — и все! А раз так, то не стоит лезть за руль, создавать проблемы себе и другим. В отличие от большинства людей, Емельянов честно соразмерял все свои плюсы и минусы и понимал, что если человеку чего-то не дано, то и не надо искушать судьбу. Потому он и отказался продолжать занятия с милицейским шофером.
К тому же у Емельянова со временем появился служебный автомобиль, которым он мог воспользоваться при любой необходимости.
Так же мало, как и уроки вождения, интересовали Константина и марки машин. Так что теперь он не смог бы определить, что это за роскошный автомобиль привлек внимание всех посетителей кафе.
Ну то, что машина заграничная и дорогая, было ясно даже такому неучу, как Емельянов. Так что логика его была проста: «Ну конечно, артисты ездят по всяким там заграницам, а еще съемки, гастроли… Могли привезти оттуда».
Из этой мысли следовало, что в кино опер разбирался еще меньше, чем в автомобилях, совершенно не представляя себе реальности, — того, как проходят «зарубежные гастроли»: привезти иностранный автомобиль мог разве что партийный работник самого высокого руководящего звена, а не даже самый знаменитый артист.
Опер так увлекся машиной, что даже не почувствовал, как шофер Николай несколько раз пихнул его кулаком в бок:
— Да вот же она! Эй! Куда смотришь?
— Кто — она? — не понял Емельянов.
— Аля!
Автомобиль, затормозив, заехал на бордюр и припарковался на тротуаре.
— Где? — Обернулся, ничего не понимая, Емельянов.
— Да вот же она! Смотри! — повторил Николай.
Из этой шикарной машины вышла девушка. И при виде ее у Константина напрочь отшибло все мозги…
Сказать, что девушка была красива, означало ничего не сказать. Высокая, стройная, одетая в джинсы и спортивную черную куртку, она поражала не столько фигурой, которая была невероятно хороша, сколько своим лицом. Волнующее, чувственное, подвижное, такое лицо могло быть и у хищницы, и у ребенка. Длинные вьющиеся каштановые волосы, свободно развевающиеся за спиной, полные губы, увеличенные ярко-красной губной помадой, медовые, желтые глаза, напоминающие глаза змеи… Все это Емельянов смог рассмотреть за долю секунды, и это его чрезвычайно поразило.
Да: он мог признать, что уже давно в его поле зрения женское лицо не попадало с такой четкостью. Женщин он вообще привык использовать по назначению и на лица мало смотрел. Они были неинтересны ему, эти лица, — глупые и умные, наивные и прожженные, продажные и доверчивые, красивые или без определенных черт, — он все в мгновение мог считать. Но у Емельянова было свое, особое, довольно предвзятое отношение к женщинам, и потому разглядывать женские лица он считал пустой тратой своего времени.
Тем более, что женщин вокруг было полно, и все они мало чем отличались друг от друга. Если бы Константина прямо спросили о том, что он думает о женщинах, он так и сказал бы: женщины — как кошки, их много, они хорошие. Иногда ласкаются. И это не было бы цинизмом — он действительно так думал.
На самом деле Константин и вправду не считал женщин плохими. Просто для него они были глупыми, поверхностными, болтливыми, эмоциональными и абсолютно неприспособленными к оперативной работе. А в своей работе Емельянов без зазрения совести ими пользовался — например, выпытывал секреты, узнавая нужную ему информацию. Про себя он знал, что были вещи, о которых он никогда не рассказал бы ни одной из женщин. Да и в серьезных делах не стал бы им доверять.
Поэтому прежде всего Емельянова поразил он себя сам — то, что впервые он с такой серьезностью обратил внимание на лицо женщины. В его оправдание надо сказать, это было очень необычное лицо. Слишком необычное, — подумал Емельянов. А ведь он как никто другой разбирался в лицах. И ему было даже интересно: он удивился тому, что, казалось бы, никогда не сможет его удивить.
Девушка меж тем заперла машину, неспешно перешла дорогу и направилась прямиком к зданию киностудии. Выглядела она как кинозвезда, и не было ни одного мужчины, который не перестал бы буравить ее взглядом.
— Это она, Аля, — сказал шофер Николай и выдохнул: — А тачка какая! Ты видишь тачку?
— Да ладно тебе — тачка! Девушка за рулем — Аля? — уточнил Емельянов.
— Она самая. Поговорку слышал: только вспомни черта — и он припрется? Ну, может, и не так, но по смыслу точно.
— Невероятно! — Константин правда был удивлен. — Она же действительно выглядит как кинозвезда!
— А ее все за артистку и принимают, — откликнулся Николай. — Конечно, те, кто не знает, кто она такая.
— И кто же она такая?
— Сука! Спекулянтка! — вдруг вспыхнул Николай, преисполненный праведным гневом.
— И откуда у нее такая машина? — вслух размышлял Емельянов, не обращая внимания на этот гнев. — Она сама ее водит, видно, что давно за рулем… И что это за машина?
— Итальянская «Альфа-Ромео», — проявился шофер. — Правда, немного старовата, но для нашей страны… У каких-то иностранцев купила. Она ведь с ворьем и иностранцами имеет дело, шмотками торгует. У нее все артисты скупаются. Короче — сука! Ну, короче, ты все видел, да?
Было видно, что «праведный гнев» шофера Николая связан только с одним: с тем, что такая девушка никогда не обратит на него внимания.
— Значит, она фарцовщица? — уточнил Емельянов, который и без Николая уже все понял.
— Еще какая! — фыркнул тот. — Ну, числится она в костюмерном цеху. Но ни часа по своей специальности не проработала. Только сидит в буфете киностудии и проворачивает там свои дела. Через нее и начальница костюмерного цеха шмотки продает. Ну и не только шмотки, а и косметику, и бельишко… Конечно, цены у нее еще те, но многие артистки могут себе это позволить…
— Интересно, — задумчиво проговорил Емельянов. — И вот такая девушка влюбилась в режиссера, который от нее сбежал?
— Поворот, да? — хохотнул Николай. — Да на месте этого режиссера кто угодно мечтал бы оказаться! А он…
Неожиданно опер узнал даже больше, чем ожидал. Так что, расплатившись за пиво, он попрощался с Николаем и пошел по направлению к киностудии. Номер иностранной машины он запомнил.
Из телефонного автомата Константин позвонил своему однокурснику, который работал уже заместителем начальника районного отделения ГАИ, — его быстрой карьере способствовали влиятельные родственники жены.
Как и многих других, этого однокурсника Емельянов на всякий случай держал в кулаке. История была давняя: опер знал, что тот любит побаловаться кокаином и часто в таком состоянии лезет за руль новенькой «Волги», которую подарили ему родители жены. А также однажды он попался Константину под горячую руку, когда тот брал очередного барыгу с клиентом. Клиентом и оказался его однокурсник, заместитель начальника районного отделения ГАИ… А встреча происходила в одной из гостиниц в Аркадии. Емельянов тогда отпустил друга и сделал все, чтобы замять эту историю. Но с тех пор тот был у него на крючке.