Она натянула тонкое одеяло на голые плечи — этот неожиданный нелепый приступ стыдливости заставил Емельянова улыбнуться — и произнесла голосом обиженного ребенка;
— Ты уже уходишь?
Константин прикрыл глаза. Более тупого вопроса не придумать! Если уж он оделся и стоял возле самой двери… «Ну да, логична, как и большинство женщин», — скептично подумал он.
— Мне пора, — сухо ответил. — Нужно быть на службе.
И тут же прикусил язык! Чуть не проговорился: служба! Но, к счастью, Аля, похоже, ничего не заметила.
— Придешь вечером? — В ее глазах застыл немой вопрос.
— Скорей всего, нет, — твердо сказал Емельянов. — Много дел.
— Но ты позвонишь?
— Обязательно.
— Послезавтра мои друзья, ну, по киностудии, устраивают вечеринку в своей квартире, — неожиданно сказала Аля. — Будут очень интересные люди. Из Москвы, — добавила.
— Что за вечеринка? — Тут же, как охотничья собака, принявшая боевую стойку, насторожился Емельянов. — Кто приедет?
— Ну артисты. И очень знаменитые. Сможешь познакомиться с интересными людьми, — Аля смотрела на него с явной надеждой. На ее надежду Емельянову было плевать, но вот вечеринка с людьми с киностудии — это было совсем другое дело. Как раз то, что ему нужно. Как говорится, то, что доктор прописал!
— Ну, пожалуй, пойду, — произнес лениво Емельянов, — я люблю вечеринки. Тем более, это так интересно: артисты из Москвы.
— Отлично! — просияла Аля. — Приезжай ко мне, и вместе пойдем.
— Договорились, я тебе еще позвоню до этого, — ласково прошептал Емельянов и поцеловал ее в голое плечо.
Насвистывая, он вышел из квартиры.
Первым делом Константин отправился к себе, чтобы покормить котов. Дав им корма, он переоделся, выпил две чашки очень крепкого кофе и позвонил на работу. Через десять минут на листке блокнота была записала вся необходимая для него информация.
Квартира в бывшем Вознесенском переулке — ныне переулке сначала Парижской коммуны, затем Косиора — принадлежала некоему Борису Нежданову, человеку без определенных занятий, но, по слухам, подпольному квартирному маклеру. Прописаны там были двое: сам Борис Нежданов и его тетка 85 лет. Емельянов сразу понял, что с квартирой произошла махинация. Никакая это была не тетка, а просто старуха, в квартиру к которой за взятку подселился этот Нежданов и, прокрутив, отобрал ее себе путем какого-то хитрющего внутреннего обмена. Старуха-тетка исчезла в неизвестном направлении, а квартиру Нежданов сдавал.
Сам он постоянно проживал в микрорайоне Черемушки на улице Космонавтов, в новом доме. Вообще по Одессе у него было несколько квартир, которые он сдавал. Квартиру в переулке Косиора снимала некая Евгения Пересельчак, уроженка Сумской области, без определенных занятий. В городе она проживала пять лет.
Эта информация для Константина была хоть и интересной, но не полной.
Поэтому он поехал в райотдел, к которому относился переулок Косиора. Находился он за железнодорожным вокзалом.
Участковый оказался на месте. Это был совсем мальчишка, не старше 22-х лет. Увидев даже не Емельянова, а его удостоверение, он перепугался до полусмерти.
Однако мальчишка был не глуп, и Емельянов остался очень доволен разговором.
— Что это за квартирные махинации тут крутятся? — сразу строго спросил он. Покраснев от страха и напряжения, участковый принялся рассказывать.
Этот Нежданов регулярно заносил деньги в райотдел, поэтому его не трогали. О том, что он сдает жилье, знали все, он и не скрывал особо, что у него были две квартиры — в этом районе, в переулке Косиора, и поблизости — на Водопроводной.
Квартиру в переулке Косиора, как уже знал Емельянов и как подтвердил участковый, снимала Евгения Пересельчак, 29-ти лет, приехавшая в Одессу из села в Сумской области.
Вначале она занималась проституцией, обслуживала клиентов и на дому, и на железнодорожном вокзале, который был поблизости. Затем ушла из проституции и занялась фарцой. Познакомилась с местными ворами, стала платить процент и толкать краденые вещи клиентам. Познакомилась с вором Кашалотом, между ними завязался роман.
С Кашалотом в квартире по Вознесенскому переулку, бывшему Косиора, Евгения проживала последние три года. Официально расписаны они не были. Полгода назад она родила от Кашалота ребенка, назвали мальчика Алексеем.
Жили они на удивление очень тихо — никаких пьянок, гулянок, закон не нарушали. Соседи на них не жаловались, и никто даже не подозревал, что Кашалот — вор. По закону Евгения считалась матерью-одиночкой, ребенок был записан на нее.
Когда Кашалота арестовали, всем соседям она сказала, что ее муж завербовался на работу на Дальний Восток и приедет не скоро. Продолжала вести тихий образ жизни — спокойный, без гостей и гулянок. Понемногу вернулась к фарце.
Иногда Евгения оставляла ребенка на пожилую соседку и ездила, как говорила, на работу. Утверждала, что работает репетитором. На самом деле она все так же занималась фарцовкой, постоянно ошивалась возле гостиницы «Черное море» на улице Ленина и на Одесской киностудии.
Там у нее была близкая подруга, с которой они работали в паре.
Всю эту информацию перепугавшийся паренек участковый вывалил на Емельянова, который хоть не показал вида, но на самом деле остался очень доволен. Нечасто обыкновенный участковый мог похвастаться такой полной информацией!
— А чего за квартирой следил, если все тихо там? — подозрительно спросил опер, в действительности уже зная ответ.
— Так оперативная разработка по Кашалоту пришла, а мне до этого информатор один рассказал, что с девицей этой, бывшей проституткой Пересельчак, и живет вор Кашалот, — честно ответил парень.
Это было правдой. Информацию о Кашалоте Емельянов разослал по всем райотделам, поскольку очень серьезно занимался его розыском.
— Интересно, кто еще, кроме Кашалота, ходил в квартиру? — задумчиво спросил Константин.
— Никто, — тут же ответил участковый. — Никто. Гостей у них никогда не было. Кашалот своей квартирой не светил и гостей вообще не водил. Никого не принимал.
Для Емельянова это было неожиданностью — он не знал, что у Кашалота появилось нечто вроде семьи, ведь был твердо уверен, что тот проживает в коммуне по Военному спуску, недалеко от гостиницы «Лондонская», да и после ареста Кашалота Константин обыскивал эту комнату….
В общем, наличие квартиры в Вознесенском переулке и какая-никакая семья у Кашалота для Емельянова стало полной неожиданностью и довольно неприятным сюрпризом. Неприятным потому, что это ставило под сомнение его профессионализм опера — как такого можно было не знать?
Константин взглянул на часы — было около 12 часов дня. Спросил участкового:
— Сейчас она дома, или днем выходит куда?
— Наверняка дома, — твердо ответил тот. — С ребенком она выходит гулять ближе к вечеру, если по своей фарце не ездит.
Ответ был исчерпывающий, и Емельянов подумал: нужно запомнить этого парня — он далеко может пойти.
Константин быстро шел через Старосенной сквер по направлению к Вознесенскому переулку. Теперь этот сквер — между вокзалом и Привозом — назывался сквером 9 января. Но Емельянов, как и большинство одесситов, привык к старому названию, поэтому всегда говорил про себя: Старосенной сквер и Старосенная площадь.
Это было на удивление жуткое место — одно из самых злачных в городе. С одной стороны находился вокзал — место работы воров, мошенников всех видов и сортов, с другой — рынок Привоз и трущобы за рынком, место ничуть не лучше.
В сквере в открытую торговали наркотиками. А еще там сбывали краденое, распивали и продавали дешевые спиртные напитки — паленую водку и самогон.
К вечеру злачное место превращалось в настоящие джунгли, подступающие к железной дороге. Мало кто из одесситов, знающих местные особенности, рискнул бы прийти в этот сквер с наступлением темноты.
У случайно появившихся здесь женщин вырывали сумки, срывали с них золотые украшения, мужчин грабили… Изнасилования, пьяные разборки, поножовщина происходили здесь постоянно.
Несколько лет назад у Емельянова было жуткое дело. В сквере 9 января нашли труп 23-летней девушки, работавшей продавщицей на Привозе. Она спешила на вокзал, на последнюю электричку, чтобы уехать домой, в село Дачное.
Ее изнасиловали и ограбили — отобрали сумку с зарплатой, сорвали золотые сережки и крестик с цепочки, а затем задушили мужским кожаным ремнем. Ох и намучился Емельянов с этим делом! Ночами торчал в этом бывшем Старосенном сквере, сводя знакомства с компаниями местных воров, барыг и алкашей.
Думал уже было, что дело висяк — девушку мог убить кто угодно. До тех пор, пока по чистой случайности не поймал ее односельчанина.
Выяснилось, что тот давно положил глаз на убитую и в ту ночь был в Одессе. Выпив для храбрости бутылку водки, он направился следом за ней. Убивать не собирался — хотел только изнасиловать. Но несчастная сопротивлялась, расцарапала ему лицо. Спьяну не соображая, что делает, односельчанин задушил девушку своим же кожаным ремнем…
Это жуткое дело Емельянов помнил в мельчайших подробностях, потому что тогда оно чуть не осталось нераскрытым.
И сейчас, проходя через заросшие аллеи пустынного сквера, он вспоминал то жуткое зимнее утро и окоченевший труп девушки на земле…
Даже в полдень, в яркий мартовский полдень этот сквер был достаточно мрачным, пугающим местом. Словно атмосфера, царившая вокруг, сохранила отпечаток всего того зла, которое поселилось здесь.
Емельянов без труда нашел нужный дом, по скрипучей деревянной лестнице поднялся на второй этаж, остановился перед обшарпанной дверью квартиры и… застыл от сработавшего инстинкта.
Дверь квартиры была приоткрыта. Константин замер на месте, внимательно изучая все вокруг. Взломана дверь не была — на абсолютно простом замке не было видно никаких явных повреждений. Не взята на цепочку, как часто делают в старых квартирах, где в кухне нет окна, чтобы проветрить… Она была просто полуоткрыта, образовав довольно большую щель, и выглядело все так, словно здесь ждут даже незваных гостей…