У всех проституток было острое чутье и приземленный, материальный ум, способный в целом море порока и извращений разглядеть то, что человек более достойный, ведущий порядочный образ жизни, ни за что бы не заметил. Сами будучи творением порока, проститутки видели его и в других. Можно сказать, что они были профессиональными экспертами в мире человеческой канализации.
Не секрет, что все оперативники любили пользоваться данными, полученными от проституток. Сами же они стучали очень охотно, потому что тогда на их мелкие огрехи — такие, как мошенничество, воровство, наркотики, — закрывались глаза. Из всего этого следовало только одно: Аля тоже была таким тайным информатором для милиции.
Но Емельянов готов был поклясться, что ни он, ни его коллеги не встречались с ней раньше на оперативной стезе. Ее имя никогда не фигурировало ни в показаниях задержанных блатных, ни в частных разговорах оперативников, которые делились своими информаторами по разным делам. Конечно, знать всех информаторов Константин не мог, но у него было чутье: для его отдела Аля не стучала. Что же тогда?
А тогда выплывала простая истина, и Емельянов корил себя за то, что не догадался об этом раньше! Вот так, в центре города, в публичном месте она открыто спекулировала, откровенно нарушала все советские законы, занималась подлогами и мелким мошенничеством, возможно, продавала краденные вещи — и никто ее пальцем не тронул! Все это спокойно сходило ей с рук.
Аля позволяла себе заседать в кафе киностудии, как в собственном рабочем кабинете, торгуя в открытую сомнительными шмотками и подложной косметикой, и никто не обращал никакого внимания на ее незаконную деятельность.
Из этого следовал только один вывод: Алю крышевало КГБ. Она действительно была информатором, стукачом, сукой, но стучала не для оперативников, не для уголовного розыска, ни для таких мелких сошек, которыми были и сам Емельянов, и его коллеги. Она стучала для КГБ.
Только в этом случае она могла вести себя так нагло, с таким спокойствием. И об этом догадывалось большинство сотрудников киностудии, например, Артур. Именно поэтому он обвинил Алю в том, что она сдала того режиссера в КГБ, а не в милицию. Да, это было похоже на правду: Аля была информатором КГБ, одним из многочисленных стукачей этой страшной цепи, в которую попадало большинство людей — за собственные грехи или по доброй воле.
Существовал еще один важный момент. В последние годы КГБ усиленно брало под контроль всех авторитетных воров, заставляя их работать под своей крышей. Одним из доказательств этому было задание, полученное Емельяновым от Тищенко, — найти строптивого вора и сдать его госбезопасности, чтобы там его быстро придавили к ногтю.
А Аля была тесно связана с ворами, была любовницей Лаши Батумского — авторитетного вора, одного из тех, кто согласился работать под крышей КГБ. Про это Емельянов знал точно.
Выходило, что Артур выкрикнул на пьяную голову правду: Аля была негласным информатором КГБ. Она ли выдала любимого режиссера — это уже другой вопрос, и это было не столь уж важным. Константин мог бы поклясться, что на своем веку она сдала очень многих. Иначе ей никто не позволил бы работать.
Киностудия же вообще была местом, где существовал целый рассадник информаторов для КГБ. Этих стукачей выращивали, культивировали, содержали и лелеяли особенно тщательно.
Ну еще бы — там ведь столько знаменитых артистов, иностранцев, творческих людей, склонных к вступлению в разные организации и к неподчинению власти. К тому же это место, где крутятся большие деньги, получаемые от государства. Ясно, что КГБ не могло остаться в стороне.
Поняв эту истину, такую простую, что она буквально лежала на поверхности, Емельянов всерьез огорчился: ведь тут уже примешивались личные мотивы, и поэтому ему было обидно вдвойне.
Несмотря на то что в своей работе Константин часто пользовался услугами информаторов для раскрытия преступлений, сам он относился к ним с презрением и считал их кончеными суками. Он не считал таких людьми — тех, кто ради собственной выгоды или страха стучал на своих же товарищей. Емельянов хорошо понимал их гнилую сущность и ни за что не хотел бы столкнуться с таким человеком в своей личной жизни. И если Аля действительно стучала для КГБ, а все факты это подтверждали, значит, она была такой же сукой, как все.
А это напрочь перечеркивало личные отношения и любой интерес, который мог испытывать к ней Константин. Он не мог переступить через себя и знал, что ни за что в жизни не сможет это сделать. А раз так, то все выходило гораздо хуже, чем он думал. И гораздо печальней.
Сама же Аля не могла понять раздирающих его чувств. И когда они вошли в комнату, глаза у нее стали как у маленького обиженного щенка — влажные и огромные. И как маленький беззащитный щенок всем своим телом она потянулась к нему, когда больше всего на свете ему хотелось ее оттолкнуть. И не поняла его холодности, примитивно объяснив ее муками ревности.
Аля попыталась его обнять, но Емельянов твердо отвел в сторону ее руки и резко скомандовал:
— Сядь.
Она опустилась на край кровати, с тревогой посмотрела на него. Емельянов набрал в легкие побольше воздуха и решился. Он понимал, что это его единственный шанс узнать правду. Впрочем, он уже знал эту правду, но привык подтверждать любую информацию.
— Как давно ты стучишь для КГБ? — резко спросил.
— Что? — Лицо Али омертвело, с него разом схлынули все краски, и оно застыло, как маска.
— Что слышала. Как давно ты являешься информатором КГБ?
В воздухе повисло страшное молчание — оно было громче и ужасней, чем крик. Аля закрыла лицо руками и зарыдала. Константин обмяк. Ему вдруг показалось, что из него вынули все кости. Чтобы скрыть охватившую его слабость, он придвинул стул и сел на него верхом.
— Говори, — все так же резко потребовал.
— Это получилось случайно, — сквозь рыдания смогла выдавить Аля. — Меня тогда арестовали… Я еще не занималась фарцовкой… Умер один иностранец… Сказали, что меня арестуют, если я не дам информацию на одного человека… Арестуют за убийство! Это 15 лет… А я не убивала его! Я вообще была ни при чем! И я дала…
— Понимаю, — кивнул Емельянов. — Дальше что было?
— Меня не тронули. А дальше я все время сообщала им… Мне дали возможность заниматься фарцовкой. И я… в общем, я говорила то, что от меня требовали.
— Лашу Батумского ты сдала?
— Откуда ты знаешь? — Аля взглянула на него.
— Это не важно, откуда я знаю. Правду говори.
— Ну… В общем… да, я. И мне разрешили оставить машину, которую он мне подарил. Ее не забрали…
— То есть ради машины ты сдала своего любовника? — уточнил Емельянов. Несмотря на весь свой опыт он не мог поверить в такое. Так, по дешевке сдать? Своего презрения он уже не мог скрывать.
— Я его не любила, — Аля тряслась, как в приступе лихорадки, от этой дрожи исчезли даже ее слезы. — Я его не любила, — повторяла как заведенная. — Совсем. Он мне даже противен был! Он бил меня! Изменял. Один раз обворовал даже, забрал золотые украшения, когда в карты проигрался. Я его ненавидела.
— А режиссер Аджанов? Его тоже сдала ты?
— Нет! — Аля закричала, и по этому крику Емельянов понял, что она говорит правду. — Нет, я никогда бы этого не сделала! Нет! Я его любила! Я и сейчас его люблю!
— Ну да, — хмыкнул Константин. — Но ведь он тебя не любил, не ответил тебе взаимностью. Значит, ты могла обозлиться и…
— Нет! — Она перебила его с такой страстностью, что Емельянов даже немного удивился. — Нет, я ни за что этого не сделала бы! Я скорей умерла бы!
— Да ладно! Ты уверена? — Емельянов хмыкнул. — А может, ты прихватила его сценарий, сперла из комнаты в общежитии, и решила отомстить?
— Нет, — Аля затрясла головой, — я не знаю, куда делся этот сценарий. Я в глаза его не видела.
— Откуда Артур знает о твоих связях с КГБ?
— Он не знает. Просто догадывается. А может, сам стучит, поэтому и думает, что все такие, как он.
— Ладно. Успокойся. — Константин уже получил ответы на все свои вопросы и теперь чувствовал только горечь в душе.
— Ты ненавидишь меня, да? — Аля подняла на него лицо, залитое слезами.
— Нет, — пожал он плечами. — Почему я должен тебя ненавидеть? Это ведь твоя жизнь.
Аля приподнялась, достала из тумбочки носовой платок, вытерла глаза. Вздохнула и вдруг произнесла:
— Давай выпьем.
Она подошла к шкафу и достала какую-то необычную бутылку. Сразу было видно, что напиток из дорогих.
— Это виски, — обернулась она к Емельянову. — Очень редкий сорт. Осталось из моих старых запасов. Была одна партия, я даже не стала ее продавать, подарила своим близким друзьям. Ну, и себе оставила. А теперь есть повод. Давай выпьем и забудем все это.
— Нет. — От одной только мысли, что придется с ней пить, Емельянов испытывал настоящее отвращение. — Не хочу. Я и так уже выпил достаточно. По горло…
— Зря отказываешься, — Аля снова смотрела на него, как щенок. — Это очень дорогой и редкий сорт!
— Нет. Пей сама.
— Сама я выпью что-нибудь попроще, — с раздражением она отправила бутылку виски обратно в дебри шкафа, затем подошла к буфету, достала начатую бутылку водки, налила в обычный граненый стакан до половины и опрокинула залпом.
— Мне пора идти, — сказал Емельянов, — постарайся успокоиться и ложись спать. Ничего страшного не произошло.
— Я думала, ты останешься, — посмотрела она ему в глаза.
— Не сегодня. Мне надо побыть одному.
— Значит, ты все-таки меня ненавидишь и никогда больше не позвонишь, — усмехнулась горько Аля.
— Не говори глупости. Ты не сделала мне ничего плохого. Ложись спать.
Когда Емельянов вышел из квартиры Али, стояла глубокая ночь. Однако мысли его работали с поразительной четкостью.
Итак, он понял несколько очень важных моментов. Во-первых, Аля была действительно связана с КГБ. Во-вторых, она вращалась в криминальном мире и закладывала воров. В-третьих, во всей этой истории появилось новое действующее лицо — режиссер Сергей Аджанов, непонятно куда исчезнувший. Роль его в этом деле пока была неясна. И да: Константин прекрасно помнил, что связался с Алей только после загадочной смерти Кашалота.