— Это был старый чистильщик обуви с остановки, инвалид без ноги, чудом выживший после всего этого, — пояснил Печерский. — Чистильщика мы нашли и уже ликвидировали.
— Но зачем? Я не понимаю, что тут такого! Человек искренне верил в свою страну, — Константин действительно не понимал. — Здесь столько патриотизма, достоинства. И этот человек герой! Он взрывал вражеские корабли! Боролся с врагом. Его наградить надо!
— Герой, — скривился Печерский. — А ты знаешь, что это за страна, всплеск патриотизма к которой он испытывал? Ты знаешь, ради какой страны он готов был рискнуть всем? Эта страна — Германия! Аджанов записал рассказ немецкого диверсанта. А корабли, которые он взрывал, приближая победу, — это наши корабли!
— Что? — Емельянов был так поражен, что не мог даже говорить.
— То, что слышал! Аджанов написал сценарий о немецком диверсанте, который продал свою страну. О человеке, чуждом нашему советскому менталитету, о предателе и преступнике! Этот предатель перешел на сторону немцев, чтобы отомстить советам за детство в детдоме и арест своих родственников — врагов народа, между прочим!
— Гранат — символ очищения, — тихо проговорил Емельянов, — он хотел очистить от скверны, лицемерия… Гранатовый дом — дом, в котором нет зла…
— Написать подобный сценарий о немецком военном преступнике мог только человек с больной психикой, психически ненормальный, — резюмировал Печерский.
— Согласен, — ответил Емельянов, — он совершенно больной — вот так по глупости взять и отдать жизнь.
— А знаешь, что самое интересное? — улыбнулся Печерский. — Это редактор на киностудии дал ему задание написать сценарий о войне! Ты представляешь? Сейчас снимается очень много военных фильмов для патриотического воспитания молодежи. Поэтому тема войны, правильного ее освещения очень важна! Ему дали нормальное задание. А он принес… это.
— Действительно больной, — вздохнул Константин.
— Такие люди опасны. Нельзя писать, что вздумается. Нельзя ставить воспоминания о собственном доме выше общества. Тогда начнется хаос. От таких людей надо избавляться. И надеюсь, мы от него избавимся.
— Он обречен, — сказал Емельянов, вдруг испытавший страшную горечь, — однако это не объясняет, как он узнал о смерти монтажера.
— Это уже не важно. Наркотики бракованные были, — поморщился Печерский.
— Вор Кашалот, который умер точно таким же образом, наркотики не употреблял, — сказал Константин.
— Откуда ты знаешь? Все они суки порченые. Пьют, нюхают, колются — твари. О Кашалоте что думать? Одним гадом меньше — и ладно! — махнул рукой Печерский.
— Кто принес в ваше ведомство сценарий Аджанова, кто сдал? — спросил Емельянов.
— А сам как думаешь? — Печерский прищурился.
— Редактор, — Емельянов отвел глаза в сторону, думая об Але.
— Ага, как же! Вижу, что ты догадываешься, но не хочешь говорить. Друг его сдал. Или любовник, другими словами. Артуром зовут. Этот самый Артур сценарий нам и принес. Видишь, все они конченые. Подумай на досуге о 121 статье, кого по ней судят. Мало им еще по ней дают. Ох как мало.
Печерский вышел и скоро вернулся с бутылкой коньяка и двумя рюмками.
— Давай выпьем за продуктивную беседу, — сказал.
Налили, выпили. Повторили. Емельянов почувствовал приятный шум в голове. Затем… Огненные искры закружились перед глазами и стали темнеть. В этот раз темнота была более плотной.
Очнулся он в своей собственной квартире, на своей кровати, одетый. Входная дверь была не заперта. Коты сидели рядом и глядели на него голодными глазами.
Емельянов помнил, что не спросил, где сейчас находится Аджанов. Впрочем, ему это было не надо. Необходимости спрашивать не было. Он знал.
Глава 23
Было около 9 утра, но, несмотря на то что в эту ночь Константин нормально не спал, чувствовал он себя отдохнувшим. Очевидно, усыпляли его не сильно ядовитой смесью.
«Увидишь квартиру — как же», — усмехнулся про себя. Печерский был хитер, но и он, оперуполномоченный Константин Емельянов, не лыком шит. Он сразу догадался, что Аджанов находится в специализированной психиатрической лечебнице строгого, закрытого, тюремного типа. Он знал о таких местах. И понимал, что несчастного режиссера не могли поместить в камеру, даже в тюрьму КГБ, даже в подвалы на Бебеля.
Аджанов обрек себя сам. С ним было все ясно. В сценарии якобы хвалил немцев, сильную подготовку немецких солдат и диверсантов — это пропаганда нацизма, уголовное преступление. Плюс 121 статья.
Емельянов никогда не относился отрицательно к гомосексуализму, ему просто было на это плевать. Лично он предпочитал женщин. Какое ему было дело до того, что кто-то предпочитает мужчин? Да пусть все остальные спят, с кем угодно! Ему-то что?
Но после разговора с Печерским Константин впервые задумался о том, что представляла собой эта статья. И разве правильным было то, что у людей, предпочитающих жить не как все, сразу диагностировали психическое заболевание?
Косвенно Печерский признался, что режиссер Аджанов в данный момент находится в сумасшедшем доме, потому, что он «психически больной». Связано ли было это со 121 статьей? И действительно ли всех, кто был осужден по этой статье, считали психически ненормальными?
Емельянов уже сталкивался с тем, что да, считали, а гомосексуализм рассматривали как психическую болезнь. Но… это был вывод той системы, где во главу угла всегда ставили лицемерие. Так ли это было на самом деле? И как вообще появилась эта пресловутая 121 статья?
Исторически в бывшей империи к гомосексуалам относились гораздо терпимее, чем в других европейских странах. Светское уголовное право не касалось этого вопроса вплоть до XVIII века. Впервые антигомосексуальное законодательство ввел Петр Первый в 1706 году, скопировав немецкий воинский устав. Однако распространялось оно только на военнослужащих.
Октябрьская революция 1917 года привела к отмене всех царских законов. Но новые уголовные законы не предусматривали наказания за однополые сношения.
Самая серьезная антигомосексуальная кампания началась в ходе сталинских репрессий. В 1933 году вступающие в однополые контакты мужчины были объявлены «шпионами» и «контрреволюционерами», разрушающими советское общество. А в уголовный кодекс были внесены соответствующие изменения.
В начале первой пятилетки и в связи с фактическим приходом к власти Сталина наметился ряд новых процессов. Во-первых, роль биологических наук, таких, как психиатрия, эндокринология, в представлении о человеческой природе снижалась. На первое место в угоду политическому курсу выходили социальные дисциплины, провозгласившие приоритет внешних факторов среды над внутренними факторами организма.
Соответственно, роль медицины в решении социальных проблем снижалась. А гомосексуальность в представлении идеологов режима перешла из категории «болезнь» в категорию «преступный социальный порок».
Во-вторых, в этот исторический период человеческая сексуальность стала восприниматься властями как часть политического курса и проверки на лояльность к системе. Любящие по-другому стали восприниматься как инакомыслящие, как «контрреволюционные элементы».
В-третьих, первая пятилетка, коллективизация, индустриализация, экономический коллапс спровоцировали массовое переселение людей и социальный кризис.
Для борьбы с этим власти ввели паспортную систему, систему сбора информации о людях, в том числе сугубо личного характера. Был создан план по социальной чистке городов и борьбе с «антисоциальными аномалиями», «классово чуждыми элементами», «остатками буржуазии». В это число включались представители уличных субкультур — проститутки, нищие, бездомные и гомосексуалисты.
Решение задачи социальной чистки было возложено на наркомат соцобеспечения, милицию и ОГПУ.
В-четвертых, изменился политический климат. В это время спецслужбы начали новые политические репрессии, в рамках которых проводился целый ряд коллективных дел о «контрреволюционной деятельности». Важное значение приобрел и внешнеполитический курс.
В это время одной из главных держав стала Германия — арена столкновения идеологии фашизма и коммунизма. В начале этой битвы коммунистическая партия Германии поддерживала гей-движение и выступала за отмену немецкого антигомосексуального законодательства.
Однако в 1931 году стало известно о гомосексуальности одного из лидеров партии нацистов Эрнста Рёма. В угоду политической конъюнктуре немецкие социал-демократы выступили с гомофобными нападками в адрес оппонентов.
После поджога Рейхстага в феврале 1933 года был арестован коммунист Маринус Ван дер Люббе, являвшийся гомосексуалистом. Он был обвинен нацистами в данном преступлении, а его политические воззрения были использованы для обвинения в этой акции международного коммунизма и ликвидации Коммунистической партии Германии. Коммунистический интернационал в попытках отмежеваться от Ван дер Люббе использовал крайне агрессивную гомофобную риторику, обвинил его в сотрудничестве с нацистами и сексуальной зависимости от Эрнста Рёма. Данная риторика продолжилась в борьбе двух идеологий. Это оказало сильное влияние на позицию СССР в вопросе гомосексуализма.
Кроме того, в декабре 1932 года на фоне внутренних экономических неудач и социальной нестабильности сталинское руководство решило провести чистку партийных рядов.
Ленинский министр Чичерин был гомосексуалом. В период его руководства на дипломатическую работу в наркомат иностранных дел поступило много гомосексуалистов, которые были его доверенными лицами. Это тоже сыграло свою роль в негативном отношении советского руководства к однополым отношениям.
В начале 1930-х годов советская разведка завербовала в Великобритании ряд агентов, составивших так называемую «Кембриджскую пятерку». Четверо ее членов являлись гомосексуалистами. В дальнейшем это использовалось для их шантажа советскими спецслужбами, ведь в Великобритании за это преследовали. А в СССР уяснили, что гомосексуальность является отличным средством для шантажа многих иностранцев из дипломатического корпуса.