— Нахрена ты мне все это говоришь? — разнервничался тот. — Вези, куда хочешь.
— Значит, могу везти?
— Что тебе надо? Что хочешь взамен? — В глазах вора появился интерес.
— Сделку, — веско ответил опер.
— Смотря какую, — хмыкнул тот.
— Отлично, едем в отдел!
— Нет, подожди, — вор заерзал на сиденье, — ты скажи, чего хочешь… Может, все полюбовно решим.
— Ничего я с тобой, сукой, решать полюбовно не буду, — сказал Емельянов, — а сделаешь ты все так, как мне надо. И если идешь ты на мою сделку, то выполнишь все так, как я скажу тебе, в точности. И кочевряжиться не будешь. А нет — я везу тебя в отдел, где тебя опустят по всем статьям. Ты меня хорошо понял?
— Ну… — Солнце отвел глаза в сторону и вздохнул. — Говори.
— Нет, ты все хорошо продумай. У тебя есть выбор. И заметь, ты сам влез в это дерьмо, никто тебя не толкал. Ты жирный кусок захотел ухватить. Портовый город. Всякую шушеру, такую, как ты, несет к морю. Хлеб с маслом и с красной икрой! Да только попал ты как кур в ощип. Тут с одной стороны свои воры, которые тебя на ножи поставят, а с другой — КГБ, которое наложит на тебя свою чугунную лапу, и будешь ты, как шестерка, под их дудку на своих задних лапках плясать. Так что хорошо думай. Сейчас придется сделать выбор.
Вор задумался. Прошло несколько минут. Константин не торопил его — не в его интересах было торопить.
— Говори, — наконец кивнул Николай. — Все сделаю.
— Хорошо, — ответил Емельянов. — Если не соскочишь — я все тебе объяснил. Значит, теперь ты делаешь следующее. Сейчас мы вывезем тебя из Одессы. Отвезем в Паланку. Там быстро пройдешь переход через Днестр и свалишь в соседнюю республику Молдавию, с тем, чтобы больше никогда не показываться в Одессе. Из Молдавии вали куда хочешь, но чтоб здесь и духу твоего не было! Понял?
— Понял, — с облегчением выдохнул вор. — Ну, это куда ни шло… Вещи можно взять?
— Нет, — с нажимом ответил Емельянов. — Документы фальшивые у тебя с собой есть, в этом я не сомневаюсь. Да и деньги, судя по всему, тоже. Вещи новые наворуешь. И если денег нет — деньги тоже. Да, и тачку эту прямо здесь оставишь. Ты меня понял?
— Понял, — даже с радостью кивнул вор.
— Убирайся из моего города! — сказал Константин, думая про себя: «Подавись, сука Тищенко, вместе со своим Печерским». Выпускал вора он им на зло.
Они пересели в служебную машину.
— Поехали, отец, куда скажу, — обратился Емельянов к шоферу, — заправимся по дороге.
Больше никто не проронил ни единого слова. Солнце сидел на заднем сиденье, рядом с Емельяновым. Вел он себя спокойно, все время молчал, смотрел в окно.
Выехали из Одессы. Ехали долго. Наконец прибыли в Паланку, где черной лентой в темноте виднелся Днестр.
— Переход на другой берег там, — сказал Емельянов, когда они вышли из машины, — и помни, о чем я тебя предупредил. Если нарушишь наш уговор, я тебя найду. А теперь — убирайся.
Он снял наручники. Вора не пришлось уговаривать дважды. Мгновение — и он скрылся в темноте.
— А знаешь что, отец? — сказал Емельянов, возвращаясь в машину. — Есть здесь у дороги хороший ресторан? Было бы здорово устроить поздний ужин или ранний завтрак!
— Найдем, — оживился шофер.
Что касается Константина, то глаза его сверкали. Никогда еще он не чувствовал себя так хорошо, как сейчас.
На следующий день Емельянов появился на службе только к обеду. После ночного путешествия никак не мог заставить себя рано встать. И прямо на входе, отмечая его пропуск, дежурный сказал, что срочно нужно подняться к Тищенко. Константин зашел в кабинет начальства.
— Емельянов, ты отстранен от всех дел до проведения служебного расследования, — с ходу заявил Тищенко.
— Причина? — улыбнулся опер.
— Сокрытие и незаконное изъятие улик в деле государственной важности, — пафосно прокомментировал начальник.
— Да ты шо! — открыто засмеялся Емельянов. — Скажи, а чем ты эту свою шавку, Карова, так заинтересовал? Ведь это он принес записку, так? Спер из сейфа в моем кабинете.
— Записка фигурирует в деле о преступлениях против государственной безопасности, — уже менее уверенно заявил Тищенко, — а ты выкрал ее из дела. Ну… Незаконно изъял. Теперь будет проводиться служебное расследование.
— Я понял, — кивнул Константин. — Ты метишь на высокий пост в КГБ и пообещал Владу Карову, что возьмешь его с собой. А этот сукин сын на все готов ради теплого местечка. Даже предать друга. Сволочь ты конченая и последняя шестерка, Тищенко.
— Да как ты смеешь!.. — закипел тот.
— Проводи что хочешь, клоун! А потом я свое расследование проведу. И отнесу в КГБ его результаты. Даже девочек отведу из Аркадии. Так что проводи.
Тищенко затрясся. Емельянов понял, что никакого расследования не будет. Но ему было так противно, словно он упал в выгребную яму и вывалялся в ней со всех сторон.
Это было почти нормальной советской практикой — ради теплого местечка предать друга. Совершить подлость, подставить, написать донос. Так получали награды и звания, так делали блестящие карьеры. Так росли по карьерной лестнице в партийных органах и получали огромные служебные квартиры в Москве.
Это было системой, в которой именно так и получались материальные и должностные блага. Предать, обмануть, украсть… Но Емельянов всегда был вне этой системы. Он был чужим в этом отвратительном мире лицемерия и подлости. А потому его реально тошнило, словно он наелся ядовитых грибов.
Емельянов вышел на улицу, даже не заходя в свой кабинет, и направился к ближайшему телефону-автомату. Он шел быстро, на ходу вдыхая свежий, чуть терпкий воздух.
— Я хочу встретиться с твоим шефом, Печерским, — сказал он, впервые в жизни позвонив своему другу Стеклову на рабочий телефон.
— Костя, что произошло? — испугался Андрей. — Ты в порядке?
— Я — да. Пока. В относительном. Я тут подумал кое о чем… Это моя догадка, у меня нет доказательств. Так что Розе ты ничего не говори. Но сам проверь. Ее брат, писатель… Я думаю, ты не можешь его найти потому, что он находится в сумасшедшем доме. В специализированной психиатрической больнице…
Глава 27
В этот раз не было никаких конспиративных квартир. Около 6 вечера за Емельяновым приехали. Открылась дверь кабинета, появился мужчина штатском костюме, в котором за версту можно было опознать сотрудника КГБ.
— Добрый день, — вежливо поздоровался незнакомец, — вам записка.
Емельянов развернул — записка была от Печерского. Он предлагал встречу, на которую его отвезет шофер. Константин поехал без колебаний. Глупо было бояться. В конце концов он сам этого хотел.
Внизу ожидала служебная «Волга» с кагэбэшными номерными знаками. Емельянов сел на заднее сиденье, мужчина в штатском — за руль. Кроме них двоих, больше никого в автомобиле не было.
За всю дорогу оба не проронили ни слова. Начался дождь. Константин сразу понял, что они едут к морю. Машина действительно свернула на Фонтан.
Где-то в районе 13 станции Большого Фонтана автомобиль остановился.
— Видите лестницу? — Шофер указал Емельянову на лестницу, видневшуюся на крутом склоне. — Спускайтесь вниз, вас ждут.
Не обращая внимания на дождь Константин решительно вышел из машины. Полной грудью вдохнул морской воздух. Затем зашагал вниз.
В этот раз действительно не было никаких конспиративных квартир — были залитые водой склоны Большого Фонтана, по которым хлестал ледяной дождь.
Спускаясь по лестнице, Емельянов все время видел перед собой свинцовую шапку штормящего моря. Разъяренные валы обрушивались на берег с несдерживаемой яростью, словно пытаясь разрушить все вокруг своей мощью. Мрачная красота завораживала. Подставляя лицо хлестким порывам ветра и дождя, Емельянов думал о том, как было бы хорошо сейчас туда, в море. И забыть об этом всем…
Деревья буквально стонали под шквалами ветра. Пляж был абсолютно пуст. Спустившись, в самом низу, на песке, под разукрашенным деревянным пляжным грибом Емельянов разглядел знакомую фигуру. Это был Печерский. Он сидел на деревянной скамейке, зарыв ноги в песок. Шапка гриба заслоняла его от дождя. Он вглядывался вдаль.
Емельянов подошел и сел рядом. Некоторое время они сидели молча. Переодически до них долетали соленые брызги, иногда укутывали с головой, и оба с наслаждением подставляли им свои лица.
— Только здесь можно спокойно поговорить, без лишних ушей, — наконец произнес Печерский. Затем вынул из кармана конверт: — Вот, возьми. Можешь оставить себе на память. Если хочешь.
Константин раскрыл конверт. В нем лежала записка Аджанова, адресованная Але: «Прости за все. Гранатового дома не существует». Он спрятал записку в карман.
— «Гранатового дома» не существует? — переспросил.
— Если ты имеешь в виду сценарий, то он есть, — ответил Печерский. — Остался. Существует. Но только ты его больше не прочтешь. А если ты имеешь в виду то, о чем в нем написано… Я не знаю, — Печерский пожал плечами.
— Этот режиссер Аджанов… Он… — Емельянов не смог договорить.
— Сергей Аджанов мертв. Он умер в психиатрической больнице. После галлюцинаций покончил с собой.
— Это неправда! — У Константина перехватило дыхание.
— То, что он умер, — правда, — спокойно сказал Печерский. — Все остальное — нет.
— Почему он умер?
— К сожалению, испытания провалились. И он не выдержал введенной ему дозы препарата.
— Испытания на людях, — тяжело произнес Емельянов.
— Ты слышал о таком диагнозе, как вялотекущая шизофрения? — повернулся к нему Печерский. — Под этот диагноз попадает любой человек. Но для того, чтобы диагноз был подтвержден, все-таки надо постараться. Чтобы лечить шизофрению, ее нужно вызвать, — спокойно пояснил.
— Препаратами, вызывающими галлюцинации?
— Да, именно так. С галлюциногенами. Это был очень важный для страны эксперимент. Но он провалился.
— Из-за чего? — не слушать Емельянов не мог.
— Вначале все было хорошо. Препарат вызывал отличные галлюцинации. Однажды во время допроса в моем кабинете я подсыпал небольшую дозу Аджанову в чай. Ты бы видел, что с ним творилось! У него сразу начались жуткие, образные, яркие и реалистичные галлюцинации. Удачно проходили испытания и с другими заключенными. А вот большая доза, для верной гарантии, вдруг оказалась смертельной. Ужасная недоработка!