После первого же публичного выговора в подобном тоне Емельянов вышел с собрания весь красный, сжав кулаки. И сказал — к счастью, в этот раз про себя:
— Ну, погоди, я тебе устрою. Попляшешь ты у меня после этого. Ну точно танцевать будешь!
После чего целый месяц не принимал никаких резких движений и только делал вид, что пропускает всю болтовню нового начальника мимо ушей. На самом деле Емельянов вел оперативную разработку. Он разрабатывал нового начальника.
И вот спустя месяц Константину позвонил один из его проверенных информаторов. И произнес кодовую фразу. Это означало, что он готов к встрече. Емельянов тут же сорвался с места и помчался в пивную возле вокзала.
Там было много людей, и никто не обращал внимания на оперуполномоченного и щуплого, косоватого вора, который стучал ему вот уже второй год. Они сели за дальний столик. Константин заказал пиво и бутерброды с колбасой, и информатор принялся рассказывать.
К концу его рассказа Емельянов остался очень доволен, даже несколько раз потер руки — от удовольствия. Затем все-таки напустил на себя строгий вид.
— Смотри мне, чтобы все было именно так, как ты говоришь, — нахмурился он, — а не то…
— Мамой клянусь! — обиделся вор.
— И если я проверю документы, а в них будет стоять цифра больше… — Емельянов сделал драматическую паузу.
— Да шо я, конченый какой? Век воли не видать, гражданин начальник! — едва не заплакал вор.
Впрочем, Константина это не растрогало. Он знал, что в мире нет более лживых вещей, чем слезы проститутки и клятвы вора.
— Смотри мне, — он для профилактики все-таки пригрозил вору, — знаю я количество твоих грехов. И если сейчас готов спустить один-два, то в случае лживой информации за все остальное сядешь.
— Я вас когда-нибудь подводил? — Вор приложил руку к груди.
Это была правда: не подводил ни разу, и Емельянов ушел, очень довольный встречей. Вернее разговором.
На следующий день, к вечеру, он подготовил двух самых доверенных людей и взял служебную машину с шофером, так как сам водить машину не умел.
— Облава, — коротко бросил своим людям, — в одну интересную гостиницу наведаемся.
Было уже около полуночи, когда машина въехала в Аркадию — самый злачный район развлечений из всех существующих в Одессе. Емельянов знал большинство грязных притонов, которые работали здесь под вывесками ресторанов и захудалых гостиниц. В этих притонах облавы всегда заканчивались удачно. При одном условии: нужно было иметь точную информацию от своих осведомителей. Только тогда можно было рассчитывать на успех.
Машина спустилась в Хрустальный переулок, почти к кромке воды. Но, не доехав до песчаного пляжа, остановилась.
Емельянов достал свой верный пистолет «Макаров» и выпрыгнул в ночную тьму. Два его спутника последовали за ним. Быстрым шагом они шли к небольшой двухэтажной каменной базе отдыха. Над фасадом ее горела тусклая лампочка. Опер знал, что под фасадом базы отдыха прячется самый настоящий притон разврата.
Причем каждый притон в этом месте специализировался на чем-то своем. Были отдельные места для любителей мужчин, женщин, всевозможных извращений. Место, к которому подъехал Емельянов с сотрудниками, специализировалось на несовершеннолетних девочках, на малолетках.
Условным стуком Константин постучал в дверь, и на пороге возникла хозяйка притона — бывшая валютная проститутка лет 35, начинавшая свою карьеру в гостинице «Красная». Увидев Емельянова, которого она хорошо знала в лицо, дама перепугалась.
— Ну что, Катерина, — хмыкнул он, — давно не виделись? Дверь пошире открой!
— Может, так пройдешь, мимо, а? А я тебе все, что хочешь, расскажу. Много знаю, сам понимаешь, — попыталась поторговаться бандерша.
— Катерина, ну ты же человек опытный! Ты же понимаешь, что если я уже к тебе пришел, то это не просто так! — усмехнулся Емельянов.
Делать было нечего, и бандерша открыла дверь.
— Номер комнаты? — обернулся в коридоре Константин.
— Какой? — снова попыталась та изобразить непонимание.
— Катерина!.. — Емельянов покрутил в руке пистолет.
— Ну, 15… — Бандерша отвела глаза в сторону.
Комната 15 находилась в конце коридора, на первом этаже. Опер поставил своих людей по обеим сторонам, а сам, приноровившись, выбил ногой дверь, да так точно, что она влетела прямиком в комнату.
Емельянов ворвался внутрь. Картина, представшая перед ним, была именно такой, ради которой он шел сюда. На огромной кровати лежали трое: начальник уголовного розыска Тищенко и две несовершеннолетние девчонки, почти дети. Зрелище мерзкое и ужасное.
— Так, что это у нас? — Довольно, как кот, объевшийся сметаны, замурлыкал Емельянов, после того, как несколько раз щелкнул карманным фотоаппаратом. — Связь с несовершеннолетними. Какая это у нас статья, Дмитрий Николаевич? Протокол составлять будем?
— Я… я… — Тищенко стал белым, руки затряслись, казалось, его вот-вот хватит удар.
— Девки, встать, одеться! — скомандовал Емельянов.
Привыкшие подчиняться, малолетние проститутки равнодушно выползли из постели и стали одеваться.
— Возраст! — рявкнул на них опер.
— 14, — ответила первая.
— 16, — отвела глаза в сторону вторая.
— Не врать! — снова рявкнул он.
— Ну… 12, — сказала девчонка.
Емельянов вывел малолеток в коридор, сдал своим людям.
— Перепишите их данные, а я здесь кое с кем потолкую.
Затем снова вернулся в комнату.
— Связь с несовершеннолетними — раз, посещение незаконного притона разврата — два, наверняка при обыске найдутся наркотики — три, сопротивление работникам милиции — четыре… — принялся перечислять Емельянов. — А какой резонанс в партийных органах? Какой удар для семьи? Вот сейчас оформим задержание и… Данные девчонок и показания Катерины уже у меня на руках. Ни одно КГБ не отмажет. Кстати, туда в первую очередь информация и направится.
— Емельянов!.. — диким голосом взвыл Тищенко.
— Моя спецоперация была согласована заранее, рапорт вообще датирован вчерашним числом… — снова принялся Константин.
— Чего ты хочешь? — не выдержал Тищенко. — Денег, повышения по службе, чего? Ну, погубишь ты меня — тебе что, станет легче жить?
— К тому же, постоянное посещение этого места, — словно не слыша, продолжал Емельянов. — Катерина даст показания, что в этом месяце ты был здесь четыре раза, это пятый. Адреса прочих проституток мы выясним.
— Ты все равно мне ничего не сделаешь, — наивно попытался сопротивляться Тищенко.
— Уже сделал! — рассмеялся опер. — Разве ты не понял сам, что уже по уши в дерьме? И кто будет тебя защищать? Первым человеком, который узнает обо всем, будет твоя жена! И ты догадываешься, как она настроит твоих покровителей?
— Чего ты хочешь? — снова протянул Тищенко.
— Связь с малолетними проститутками, притон в Аркадии, наркотики, — продолжал усмехаться Емельянов, — и так по-глупому попасться мне в руки!
— Я тебя уничтожу, — Тищенко сжал кулаки.
— Это что, сотрет информацию, которую ты уже сделал публичной? За дверью два моих человека! Свидетели, — едва не расхохотался в голос Константин.
— Мы можем договориться? — Несмотря на сжатые кулаки, руки Тищенко продолжали дрожать. — Чего ты хочешь? — как заведенный снова спросил он.
— В первую очередь, чтобы ты закрыл рот, — ответил Емельянов. — Думаю, мы сможем договориться.
Через полчаса Константин и его люди вернулись обратно в автомобиль. Проституток они отпустили, с Катерины взяли денег, которые в машине разделили на троих. А Тищенко остался лежать в кровати и плакать — на крючке у Емельянова, теперь уже на вечном крючке. Опер был невероятно доволен собой.
После того дня Емельянов стал лучшим сотрудником. Каждая планерка, совещание, политинформация начиналась с похвалы ему, его ставили всем в пример. Почти каждый месяц Емельянову выписывали премии. Но самым главным было то, что он теперь мог делать исключительно то, что хочет — не приходить на службу к 8 утра, не посещать планерки и политинформации, вообще не приходить на службу, если не хочет… И никто больше не говорил ему ни одного слова.
При этом Константин прекрасно знал, что Тищенко ненавидит его смертной ненавистью и готов при первом же случае от него избавиться. Но он не собирался предоставлять Тищенко такого случая. Можно сказать, что Константин развлекался, играя в смертельно опасную игру. И совершенно не боялся подстерегающего его риска. Вся его жизнь и без того была риском, а играть с огнем Емельянов привык. Поэтому он был несказанно рад, что может держать в кулаке противного пижона.
Оставалось получать удовольствие от того, что Емельянов делал только то, что хотел. Поэтому он притворялся, что спит в 10 утра. И когда раздался звонок в дверь, глаза его все еще были закрыты.
Глава 5
Звонили долго, нагло. Константин терпеть не мог таких истерических звонков в дверь. Он вернулся домой почти в три ночи. Сначала по горячим следам допрашивал шулера, промышлявшего грабежом, некоего ублюдка по кличке Кашалот, имевшего две судимости и боявшегося третьей, а потому показавшегося ему наиболее поддающимся обработке.
Однако Кашалот, производивший впечатление слабого звена, таким не оказался. Он вел себя дерзко, в открытую хамил Емельянову, отчего пару раз даже схлопотал по зубам. Впрочем, с точки зрения опера, врезать такой мрази было благим делом.
Словом, Кашалот неожиданно оказался твердым орешком. Емельянов отправил его обратно в камеру, а сам пошел в соседний отдел. Там праздновали день рождения знакомого опера.
Для разгона выпили в кабинете, затем, с легкой руки именинника, отправились в шашлычную в самом низу Греческой улицы, почти рядом с парком Шевченко. Там ели шашлыки, пили водку, потом пиво, в общем, только около трех часов ночи служебная машина привезла Емельянова домой.
Бурное празднование дня рождения помогло Константину хоть немного отвлечься от печальных, даже тревожных мыслей, не дававших ему покоя. А мысли действительно были очень тревожными.