Гранд-отель «Европа» — страница 14 из 102

Город, населенный почти исключительно призраками прошлого, ежегодно наводняется восемнадцатью миллионами туристов. То есть в день сюда приезжает в среднем пятьдесят тысяч посетителей, примерно столько же, сколько в Диснейленд в калифорнийском Анахайме. Ожидается, что в 2030 году эта цифра удвоится. И тогда сто тысяч приезжих будут ежедневно бродить по вымершему городу. Утром их будут впускать, а вечером выпускать, и никто не станет возражать, если для посещения города понадобится купить билет. Сейчас на улицах там и сям развешаны баннеры с текстом: Venezia è una vera città[4]. Ни один настоящий город не чувствует потребности выпячивать свою подлинность посредством манифестов.

Греза о хрупкой элегантности в отраженных палаццо, которую мы называем Венецией, построена на песчано-глинистых отложениях, образованных в четвертичном периоде рекой По. В дальнейшем город разрастался на искусственно созданных из песка островах. Этот мягкий грунт оседает, что является вполне естественным процессом. Осадка происходит медленно и составляет около двух миллиметров в год. С момента первых научных измерений в 1897 году Венеции опустилась на двадцать восемь сантиметров. Цифра, возможно, не слишком драматичная, но ведь и пространство для маневра довольно ограниченно. Старый центр Венеции располагается на высоте восьмидесяти сантиметров над уровнем моря. Самая низкая точка города, вход в собор Сан-Марко, — на высоте шестидесяти трех сантиметров.

Во время acqua alta город затапливает. Венецианцы привыкли к тому, что эпизодически им приходится шлепать по переулкам в резиновых сапогах и, на всякий случай подвернув штанины или подоткнув юбки, пересекать площади по мосткам. В каждой туристической лавке продаются открытки с изображением гондол прямо на площади Сан-Марко. Оставшимся жителям Венеции приходится все чаще считаться с наводнениями. В период с 1870 по 1900 год город был затоплен девять раз. Ныне же вода поднимается по девять раз в год. Между 1990 и 2008 годами Венеция пережила восемьдесят сильных наводнений. Последствия естественного процесса проседания грунта усугубляются повышением уровня моря, вызванного изменением климата и глобальным потеплением. Пока вода прибывает, земля все стремительнее уходит из-под ног.

Миллионы туристов в вонючих шлепках и кедах топают по проседающим мостовым тонущего города. Многие из них добираются сюда на круизных лайнерах. Дабы не чинить неудобства тысячам пассажиров во время их незабываемого визита в Венецию, эти плавучие небоскребы в шестьдесят метров высотой, перемещаясь по каналу Джудекка всего в нескольких метрах от исторических памятников, пришвартовываются у площади Сан-Марко. И хотя власти, получающие от круизов гарантированные доходы, утверждают, что безопасности города ничто не угрожает, уже произошло несколько инцидентов, когда судна маневрировали в опасной близости от древних палаццо. Прибой, вызываемый этими гигантскими посудинами даже на минимальной скорости, обусловливает колебания, разрушает фундамент и ускоряет процесс проседания грунта.

Разумеется, изучаются меры по защите Венеции от моря, дабы не позволить ей безвозвратно погрузиться в пучину волн лагуны. Но в хрупкой мозаике города, кропотливо составлявшейся на протяжении веков, осуществить их не так-то просто. Кое-где наращиваются фундаменты набережных, однако во многих местах сделать это так, чтобы не покалечить исторические здания, немыслимо — наращивать же фундаменты точечно не имеет смысла. Модернизация прошлого в соответствии с сегодняшними стандартами безопасности зачастую означает его искажение или замену; только в том случае, когда прошлое — единственный источник дохода, это не вариант.

Самый амбициозный проект по спасению Венеции от затопления под названием «Моисей» представляет собой систему мобильных защитных барьеров, позволяющих изолировать лагуну от Адриатического моря во время прилива. При запуске проекта в 1981 году его окрестили гидротехническим шедевром. По причине политикоадминистративной волокиты к строительству шлюзов приступили лишь в 2003 году с намерением завершить работы к 2011-му. В поставленные сроки уложиться не удалось. 4 июня 2014 года итальянская прокуратура остановила строительство и арестовала по обвинению в коррупции и взяточничеству тридцать пять человек, ответственных за проект. В отношении сотни других лиц, причастных к строительству, включая политиков и чиновников, были возбуждены уголовные дела. В декабре 2014 года руководство проектом было поручено специальному комиссариату. На момент написания этой книги, в 2018 году, проект так и не завершен. Зато потрачено пять с половиной миллиардов евро вместо намеченного одного миллиарда шестисот миллионов. В ходе недавних испытаний обнаружилось, что подводные конструкции начали ржаветь, разъедаются плесенью и моллюсками. Шлюзовые затворы, уже установленные в море, не поднимаются в силу технических проблем. Затворы, которые еще предстоит смонтировать, валяются на земле и ржавеют, несмотря на защитный слой краски, которым они покрыты. На устранение этих неполадок требуется еще один миллиард евро. Ввод в эксплуатацию защитных сооружений системы «Моисей» запланирован на 2022 год, что, по мнению большинства экспертов, является чересчур оптимистичным прогнозом.

Строительство собора Сан-Марко началось при доже Доменико Контарини в 1063 году. В 1094 году, во время правления дожа Витале Фалье, сооружение во всем своем великолепии и величии было освящено. В одиннадцатом веке для возведения чуда света, по сей день вызывающего восхищение у миллионов наших современников, понадобился тридцать один год. В двадцатом и двадцать первом веках попытка соорудить обыкновенную плотину, дабы защитить этот самый собор от воды, длится вот уже почти сорок лет, и реальной надежды на скорое завершение строительства нет и в помине.

2

Разумеется, я понимал, что вследствие нашего переезда в Венецию мне придется чрезвычайно тесно соприкоснуться с феноменом массового туризма. Впрочем, предвосхищая домыслы читателей, замечу, что такая перспектива меня не пугала и не заставляла априори подавлять вздохи раздражения. Я любил туристов. Они встречались мне и в Генуе, хотя, прямо скажем, их количество не шло ни в какое сравнение с тем, что ожидало нас здесь. Вдобавок они меня забавляли.

Сразу оговорюсь: прежде у меня был радикально иной настрой. В годы моей юности я и сам был туристом, причем типичным в том смысле, что, всячески пытаясь отрицать собственный статус, люто ненавидел туристов. Как ни безнадежны были мои усилия, я отчаянно старался замаскироваться под аборигена. С видом знатока местного общепита я околачивался в сомнительных барах, сторонясь как чумы кафе и ресторанов, соблюдающих гигиенические нормы, и пребывая в непоколебимом убеждении, что заведения, содержащиеся в чистоте, предназначены исключительно для приезжих. Покупал дрянные греческие сигареты, дабы похвастаться аутентичной упаковкой у себя на столике, и заказывал попиваемые туземными старичками отвратные напитки. В Греции даже дошел до того, что купил комболои — нанизанные на нитку оранжевые бусины, изначально служившие чем-то вроде четок, — и по вечерам перебирал их в гостиничном номере до тех пор, пока не научился обращаться с этой вещицей так же бездумно и инфантильно, как это делают греки. А потом стал появляться с ними в общественных местах — страшное дело! Я предпочитал заблудиться, нежели демаскироваться, извлекая из заднего кармана карту местности. Самым грандиозным триумфом, изредка выпадавшим на мою долю, было заблуждение коренного жителя, который спрашивал у меня дорогу на местном наречии. Пусть такое и случилось со мной, по-моему, всего дважды и пусть в обоих случаях я так и не смог доходчиво сориентировать бедолагу, а на местном наречии и подавно, дни напролет я потом упивался одержанной победой в силу того неоспоримого факта, что кто-то из старожилов по ошибке принял меня за соотечественника.

В то же время ничто в ту пору не могло омрачить моего настроения более основательно, чем столкновение с другими туристами. Стоило мне заприметить их издалека, как меня молниеносно пронзала упрямая мысль, что я оказался в неправильном месте, а именно — в туристическом, и, стало быть, потерпел фиаско в выполнении своей наиважнейшей, прямо-таки священной миссии, состоявшей в избегании туристических мест во время отпуска. Если мне не удавалось немедленно ретироваться, например, в ожидании заказа в кафе, то я собирал волю в кулак и с перекошенным от отвращения лицом ждал, пока они не уберутся к черту, после чего мог снова дышать свободно.

Самым страшным испытанием было повстречать соотечественников. «Голландцы!» — шипел я сквозь зубы своему попутчику. Если же они оказывались совсем близко от нас и могли уловить мой сигнал тревоги, то я принимался судорожно кивать в их сторону, наспех сканируя при этом нашу одежду и сопутствующие атрибуты на предмет деталей, способных нас разоблачить. Один только пластиковый пакет из голландского супермаркета «Альберт Хейн» уже таил в себе катастрофические последствия. Пока голландцы находились в пределах слышимости, я и мой спутник, многозначительно уставившись друг на друга, могли в течение ужина не проронить ни слова. Если наша стратегия срабатывала и нам удавалось подслушать их по определению глупую болтовню, ибо они пребывали в заблуждении, что их тайный язык Нижних земель никто здесь не понимает, то эта скромная удача слегка компенсировала нанесенный нам моральный ущерб, но все же была слабым утешением в горьком страдании, причиненном мучительным фактом самого их существования.

Когда же я переехал в Италию, мое отношение к туристам поменялось. В первую очередь потому, что сам я в Италии больше туристом не был. В прошлом я, разумеется, тоже не был здесь туристом, в лучшем случае — путешественником, но теперь я не был им однозначно. Я владел ключами от дома, говорил на итальянском, а на улице меня приветствовали лавочники и знакомые. При желании под мышк