Чуть дальше, у пересечения с другим каналом, разыгрывался еще более потрясающий спектакль. Катер с бельгийцами, неудачно повернувший налево и чуть не столкнувшийся с китайским катером, плывшим с другой стороны, резко переключил подвесной мотор на задний ход и дал полный газ, но при этом зацепил лодку с китайцами, которая устрашающе закачалась, и чуть не вмазался в шлюп с двумя пьяными испанцами, чего не произошло благодаря одному из испанцев, успевшему рукой оттолкнуться от бельгийского катера. На другой стороне канала у китайской супружеской пары лодка безнадежно зацепилась за одну из досок, которыми здесь укреплен берег. Стальной кожух подвесного мотора застрял под деревяшкой намертво. Пока женщина с помощью палки для селфи фотографировала эту плачевную сцену, мужчина как бешеный пытался высвободить лодку и в итоге отодрал от берега всю доску. Они выудили ее из воды и бросили в траву, оглядываясь, не видит ли кто-нибудь, и уплыли прочь побыстрее, насколько это позволяло сверхоживленное движение водного транспорта. Между тем с другой стороны по каналу приближался легкий катер с китайской парочкой, которая не поняла, как пользоваться взятым на прокат плавсредством. Женщина сидела задом наперед на скамейке у носа, а мужчина — тоже задом наперед — на средней скамейке и, наклоняясь всем корпусом, с трудом дотягивался до штурвала у кормы; таким образом он и управлял лодкой, запустив мотор в обратную сторону.
— Жаль, Марко, что ты этого не снял, — сказал я.
— Да ладно, когда мы сюда вернемся, будет то же самое. Я уверен. Но может быть, Теофиль это снял.
Теофиль Зофф стоял поодаль от нас спиной к каналу и запечатлевал верхушку дерева, водя рукой в перчатке вверх-вниз перед своим деревянным ящичком и произнося при каждом движении слово «гиппопотам», словно заклинание.
— Потрясающе! — воскликнул он. — Когда фотоны несутся из-за дерева в мою камеру, они взрываются. Получается почти абстрактное изображение.
— Откуда ты знаешь, Теофиль? — спросил я. — У тебя же нет окуляра и тебе не видно, что именно ты снимаешь.
— Да, правда. Но я снимал это уже столько раз. Это великолепно. Фантастика!
Марко слегка подтолкнул меня локтем.
— Давай-ка, пойди спроси у кого-нибудь из этих китайцев, почему и зачем они сюда приехали.
— А ты сам что, не можешь?
— Могу, но ведь брать интервью — твоя работа.
— То есть ты сейчас изображаешь из себя режиссера без камеры?
— Мне просто-напросто хочется увидеть динамику, в смысле — взаимодействие.
Нам далеко не сразу удалось разыскать китайца, говорящего по-английски, но в конце концов мы нашли молодую китаянку, которая смогла объяснить нам, чем для нее так привлекателен Гитхорн.
— Здесь свежий воздух, — сказала она сквозь свою гигиеническую маску, — много зелени и хорошая экология. В Китае такого уже нет из-за развития промышленности и технического прогресса. Но Европа настолько старомодная и отсталая, что я здесь могу себе представить, как жили наши предки.
— Это очень интересно, — кивнул я. — Спасибо.
— Не за что. Можно я вам тоже задам вопрос? Вы не знаете, в котором часу тут все закрывается?
— Какой у вас отличный дом.
— Да, до автомобильной дороги рукой подать, — сказала Бренда, — но при этом со всех сторон зелень. Покой — это для нас главное, правда, Том?
Вилла Тома и Бренды представляла собой переделанную под жилье ферму на большом участке земли, окруженном с четырех сторон широкими канавами, так что фактически они обитали на острове. Традиционно голландский внешний облик дома разительно контрастировал с экзотической обстановкой внутри. Соломенная и деревянная мебель была в восточном стиле, там и сям лежали яркие цветастые подушки. Пол покрывали многочисленные персидские ковры охристых и зеленых тонов, а на стенах висели боливийские и перуанские коврики. В углу гостиной стояла крашеная деревянная скульптура, немыслимо высокая, с растительными и животными мотивами, напоминавшая тотемный столб. На подоконниках, придиванных столиках и повсюду, где только можно, было расставлено огромное количество разноцветных безделушек, свезенных сюда, по-видимому, со всех концов света.
— Да, я знаю, — улыбнулась Бренда. — У нас тут как на барахолке. Стильным не назовешь. Но для нас это все воспоминания, правда, Том? У каждого предмета своя история. Скажем, вон та шапочка. Возьмем ее как пример. Как же они называются, такие шапочки, не помнишь, Том?
— Как вон та?
— Ладно, неважно. Короче говоря, она из Непала. Мы с Томом осматривали их знаменитый храм, и вдруг…
— Простите, что прерываю, — произнесла Ивонна, — не знаю, можно ли мне уже вступить в разговор?
— Давайте вступайте, — разрешил я. — По замыслу, мы все должны беседовать друг с другом естественным образом.
— Спасибо, — кивнула Ивонна. — Простите, если я веду себя нелепо. Но я не очень-то знаю, как снимаются документальные фильмы. Для меня это первый раз. Так что вот.
— Я думал, что вы возьмете с собой камеру, — сказал Том.
— Я тоже так думал, — поддакнул я.
— Считайте, что это как бы разговор-эскиз, — объяснил Марко, — с целью присмотреться друг к другу и выявить круг возможностей. Когда нам будет ясен весь диапазон потенциальных тем, мы вернемся к вам, чтобы при съемке сосредоточиться уже на конкретных аспектах, заслуживающих наибольшего внимания. Лично я люблю работать именно так. Однако наш интервьюер — зовут его Илья — совершенно независимо от нашего документального фильма пишет роман на основе собственных впечатлений и в этом смысле свободен в выборе.
— Хорошо, что вы об этом напомнили, Марко! — сказал Бас.
— Давайте проще, не «вы, Марко», а «ты».
— Окей, «ты» — так «ты», — согласился Бас. — Спасибо. Мы уже об этом слышали, о романе. И честно говоря, немного из-за этого волнуемся — мы с Ивонной. Думаю, будет правильно договориться заранее, что и как. Так вот: мы решили, что не хотим фигурировать в книге под собственными именами.
— Подождите, подождите, — возразил я. — Во-первых, то условие, которое вы ставите, по меньшей мере преждевременно. Хоть я и весьма рад воодушевляющей возможности побеседовать с вами и ни на миг не сомневаюсь в увлекательности и неповторимости вашего рассказа, но шанс, что данный материал будет включен в мою книгу, честно говоря, равен нулю. Роман — это нечто большее, чем пылкая страсть к экзотике в провинциальном контексте. Во-вторых, если мы используем интервью с вами в фильме, то ваши лица будут в кадре и любой сможет вас узнать. Я ведь правильно понял, что это не вызывает у вас возражений? Так что если я передумаю и все же решу воспользоваться услышанным от вас, то совершенно не понимаю, почему вы не хотите, чтобы в книге упоминались ваши имена.
— Роман — это совсем не то, что фильм, — сказал Бас. — Фильм всего лишь воспроизводит действительность, а в случае романа можно ждать любых сюрпризов. Там фантазия писателя вступает в альянс с фантазией читателя. И многие вещи начинают жить собственной жизнью. Мы с Ивонной считаем это слишком рискованным. Роман намного опаснее, чем кино.
— Такая постановка вопроса мне даже льстит. Хорошо. Чтобы поскорее начать интервью, не буду тратить время на обсуждение особых пунктов нашего контракта. Если вдруг я использую ваш рассказ, то придумаю для вас добротные голландские имена, так что никто ни на что не обидится. Итак, где мы остановились?
— В Непале, — напомнила Грета и нервно заморгала.
— Да, точно, — подтвердила Ивонна. — Так вот что я хотела спросить, Бренда: тот храм, о котором ты рассказывала, — это случайно не Боднатх? Просто у нас тоже есть такая же шапочка. И молитвенный волчок.
Бренда покачала головой с сочувственной улыбкой.
— Да, большинство ездит в Боднатх посмотреть там на ступу с глазами, ее на любой открытке увидишь. Очень красиво, что правда, то правда, но мы с Томом решили, что там очень уж много туристов, правда, Том? А вот если проехать немного дальше, увидишь Пашупатинатх, другой храмовый комплекс. Его почти никто не знает. Вот там — настоящий Непал.
— Да, — сказал Бас, — Пашупатинатх. Там мы, разумеется, тоже были. Еще обезьян апельсинами кормили. Помнишь, Ивонна? Значит, эту шапочку вы там и купили? Забавно.
— Этого нельзя делать, — возмутился Том. — Апельсины там священные. Их приносят паломники.
— Мы кормили их своими собственными апельсинами, — пояснил Бас.
— Все равно, — настаивал Том. — И шапочку мы не купили, а нам ее подарили. Мы с Брендой разговорились с одним паломником. Мы это любим. Путешествуем не столько ради памятников архитектуры, сколько ради встреч с людьми. Если хочешь по-настоящему углубиться в культуру, то важнее всего — межличностное общение. Путешествуя, мы познакомились с уймой интереснейших людей. А тот паломник так удивился, что мы интересуемся их местными обычаями и примитивной культурой, что подарил нам свою шапочку.
— А другой паломник даже пригласил нас к себе домой, — сообщила Ивонна.
— Нас тоже много раз приглашали, — сказала Бренда. — Это такие гостеприимные люди, если только почувствуют, что ты открыт для восприятия их образа жизни. Нам, на Западе, стоило бы у них поучиться. Честное слово.
— Для нас приготовили целый рисовый стол, — погрузился в воспоминания Бас, — и дхал с карри. Есть пришлось, конечно, руками.
— Правой рукой, — уточнила Ивонна. — А левой там полагается вытирать себе зад. Тоже элемент культуры. Так что вот.
— И еще захватывать еду можно с помощью чапати, — добавил Бас. — Мы с Ивонной, куда ни приедем, всегда стараемся попробовать как можно больше местных блюд. Лучший способ познакомиться с культурой, мы так считаем.
— Рисовый стол они готовят исключительно для туристов, — заявил Том. — Мы всегда брали простой дхал бхат, такой, как они сами едят. Лапша стоит всего несколько рупий и готовится за две минуты, а традиционный рисовый стол стоит намного дороже, и готовить его надо в десять раз дольше. Уходит много дров. Большинство европейцев об этом вообще не думают. Для них само собой разумеется, что под чайником и кастрюлей горит огонь, потому что их на самом деле не волнует, как люди живут в таких вот странах.