— Все, кроме анального секса, — прочитал я вслух, в изумлении пробегая глазами список.
— Тебя это огорчает? — спросила Мемфис.
— Нет, ни капли.
— Тогда почему ты так озадачен?
— Столь романтическим поворотом событий ты застала меня врасплох.
— Я абсолютно уверена, что у такого мужчины, как ты, хранится несколько десятков таких же заявлений.
— Нет, Мемфис, честное слово, тебе принадлежит честь быть первой в моей жизни, кто дарует мне такое соглашение. Но хотя я очень польщен и благодарен за твою более чем великодушную оферту, ибо все, кроме анального секса, — это поистине широкий жест, но боюсь, что здесь какое-то недоразумение.
— Почему? — спросила Мемфис. — Ты не хочешь заняться со мной сексом?
— Прости, Мемфис, мое сердце обливается кровью, но я вынужден отказаться от этой изысканной привилегии.
— Бред какой-то, — удивилась Мемфис. — Ни разу в жизни такого не встречала.
— Прости, Мемфис.
— Знаешь, Илья, я тебя не понимаю. Ты подкатываешь ко мне с первого дня, как мы встретились. Ты же тогда заявил — помнишь? — что я заставляю примириться с прошлым, озаряю сиянием настоящее и наполняю верой в блистательное будущее. Этим же все, считай, так прямо и сказано, особенно насчет будущего, тут уж можно и не подмигивать, и не толкать никого в бок. И еще ты заявил, что ради моего общества готов на все. Послушай, это я чокнулась или ты валяешь дурака? Да и сегодня, уже после ужина, ты называл меня очаровательной и великолепной и рассуждал о чести приветствовать меня у себя номере. Ну вот, я пришла.
— Боюсь, — робко возразил я, — что ты приняла за флирт мои жалкие попытки быть учтивым. Я старался быть галантным, не имея никаких нечестивых намерений.
— Долбаный европеец, — ответила Мемфис. — То есть на самом деле ты все врал. И вовсе не считаешь, что я могу вызвать желание со мной потрахаться.
— Хотя я сам и не стал бы употреблять этот глагол, но позволь возразить против твоего чересчур поспешного заключения, будто я так не считаю.
— Ты можешь раз в жизни разговаривать нормально?
— Прости, ты права. Послушай, Мемфис. Вот что я имел в виду. Ты красивая. Ты мне очень нравишься. К тому же ты мне симпатична как человек: ты умная, смелая и сильная. Я тобой восхищаюсь и очень рад, что мы познакомились. Но о сексе между нами не может быть и речи.
— Почему? У тебя есть другая женщина?
— У меня была другая женщина.
— Ну и что?
— Она все еще занимает все мои мысли, скажем так.
— Окей, — кивнула Мемфис. — Понятно.
Неторопливым, но уверенным движением она расстегнула молнию на флисовом кардигане ее будущего колледжа. Под ним не оказалось бюстгальтера, но тем ошеломительнее был ее бюст.
— Ты слишком уж много думаешь своей европейской головой.
Она поцеловала меня в губы, и одновременно ее рука сама собой скользнула за кулисы моего халата, чтобы подготовить исполнителя главной роли к выходу на сцену. Это бархатное прикосновение погасило свет в зрительном зале внутри моей головы. Но я, честное слово, все еще хотел избежать этого непристойного спектакля, в котором объявившая себя совершеннолетней девочка-тинейджер в бесстыжей мини-юбочке старалась возбудить меня опытной рукой и огромным, точно два пузыря из бабл-гама, бюстом, будто я — первый попавшийся грязный и похотливый старик, сотни раз предававшийся во время мастурбации подобным фантазиям. Но с некоторым, правда неуклонно угасающим, раздражением я заметил, что мой член не разделяет моего протеста.
— Какая сексуальная штука — халат, — прошептала Мемфис мне на ухо. — И очень удобно.
Опытным движением она раздвинула занавес, и главный подлец разыгрываемой комедии появился на сцене. Но теперь-то ты не встанешь на колени и не будешь, как старлетка, сосать мой набухший член, подумал я, но именно этим она и занялась. «Оральный секс» был отмечен в ее списке крестиком, и я не должен об этом забывать. Пока она демонстрировала свои навыки, словно проходила кастинг на роль в сериале, я, как всемогущий кинопродюсер, стоял в моем распахнутом халате во весь рост и против своей воли получал все большее удовольствие.
Когда у меня появились веские основания опасаться, что следующим кадром станет слишком банальная картинка семяизвержения на молодое свежее личико, она встала и задумчиво посмотрела на меня, пожевывая резинку. Оказывается, она не удосужилась приклеить ее к столешнице перед началом своего орального перформанса. Сделать минет старику было для нее меньшим нарушением привычного уклада, чем съесть суп из бычьих хвостов. Интересно, не приобрел ли мой член вкус ее жвачки. Я задумался о том, можно ли это каким-то образом проверить. Тем временем она скинула флисовый кардиган и начала снимать из-под мини-юбки трусы, демонстративно медленно скатывая их по всей длине своих длинных ног. Порнотуфли с порномехом остались у нее на ногах.
Пока она стояла передо мной с моей сногсшибательной эрекцией точно гламурная фотография, несомненно, взрослой девушки, я разрывался между двумя противоположными мыслями. С одной стороны, уже давно пора было прервать этот фарс; с другой стороны, пожалуй, стоило бы проявить и мне какую-то активность, чтобы придать всей сцене видимость взаимности, что могло бы послужить не столько оправданием, сколько смягчающим обстоятельством. Хотя я обязан был бы выбрать первое, в тот момент я оказался более склонен ко второму. Я наклонился вперед и попытался поймать губами сосок на одной из ее гигантских грудей. Но она подала знак, чтобы я и думать не думал что-то выдумать моей думающей по-европейски башкой. Крепко взялась за мое мужское достоинство как за ручку двери и потащила меня за собой в спальню, где, сильно толкнув, бросила навзничь на кровать с балдахином.
И вот я, беспомощный, распростерся на покрывале, а полы халата и остатки моей добропорядочности, подобно сломанным крыльям, лежали по сторонам от моего огромного голого тела с торчащим к небу флагштоком, на котором, можно считать, развевался белый флаг безоговорочной капитуляции. Мемфис, прямо в туфлях, встала надо мной во весь рост, едва не упираясь головой в красный балдахин с золотыми звездами, приподняла юбчонку на сантиметр, показав мне свой выбритый лобок, похожий на лобок у маленькой девочки, и неожиданно серьезно и энергично занялась фингерингом. Всего, наверное, секунд через десять она кончила, все так же стоя надо мной. Это нельзя было назвать настоящим сквиртингом, но на мой толстый волосатый живот действительно упало несколько капель.
— Вот так, — сказала она. — Об этом можно больше не беспокоиться.
Затем согнула колени и медленно села на корточки, рукой направляя мой член во влажное отверстие у себя между ног.
— И ни о чем не думай, — велела она.
И пока я размышлял, о каких именно вещах я не должен думать, наверное, о том, что вот-вот войду в девочку, которая соврала насчет своего возраста и которую насиловали в раннем возрасте, она безжалостно села на меня верхом так, что мой член полностью скрылся внутри нее, и начала необычайно фотогенично меня трахать, прямо в розовых туфлях, купленных для нее приемной матерью в аутлете «Серравалле» и сейчас уверенно стоящих на матрасе рядом с моими беззащитными бедрами, а перед глазами у меня красовались ее круглые-круглые груди, настолько идеальной формы, что казались ненастоящими. Долго я этого уже не мог выдержать.
— Долго я уже не выдержу, — предупредил я.
— Можешь кончить прямо в меня, — разрешила она, — ничего страшного. Или ты предпочитаешь мне на лицо либо между сиськами?
— А ты сама чему отдала бы предпочтение? — спросил я.
— Чтобы ты следовал инстинкту, а не философствовал на ровном месте.
— Ладно, — ответил я. — Прости.
И как раз в этот момент мой инстинкт решил начать незабываемую эякуляцию в детское тело. Она посидела еще некоторое время неподвижно, пока мой член продолжал вздрагивать внутри нее, затем бросила на меня ироничный взгляд и надула из своей жевательной резинки большой пузырь, тут же лопнувший с победоносным щелчком.
— Вот видишь? — сказала она. — Не так это и трудно.
Я проснулся в невообразимое время суток, когда первый, еще сумеречный, свет проник ко мне в номер. Какое-то мгновение я лежал, со стыдом вспоминая недавний эротический сон, но очень скоро обнаружил, что в моих объятиях спит девочка. Оттого что я вздрогнул, она тоже проснулась. Улыбнулась мне сонным личиком. Так, минуточку, вот она тут так мило улыбается своим ротиком для жевания резинки, но если она лишь в метафорическом смысле состоит из той же материи, из какой состоят сны, то это значит, что все случившееся случилось в реальном мире, где события необратимы и имеют последствия. Следующий вопрос: а что это значит?
Первое, о чем я подумал, — это как было бы хорошо отмотать время назад, к «тому моменту, когда она в облегающих коротких шортах заселялась в гранд-отель “Европа”», и как жаль, что там, в фойе, я сразу же не толкнул себя в бок и не подмигнул многозначительно. Второе, о чем я подумал, — это как нехорошо так думать и как я мог, вопреки всем моим речам об этике, культуре и Клио, точно похотливый сатир, позволить себя оседлать первой попавшейся нимфе. Легко рассуждать о высоких принципах и не поддаваться никаким соблазнам, пока соблазнов нет, но при первом же испытании я сбросил мой театральный костюм, в котором изображал благородство, еще быстрее, чем Мемфис сняла трусы. Да, это ее вина, я ничего не делал, но все равно я старый мудак.
Третье, о чем я подумал, — это как я все-таки рад ее письменному заявлению о совершеннолетии, которое она мне так неромантично вручила, прежде чем я неромантично позволил ей продемонстрировать мне, сколь богатый сексуальный опыт она успела приобрести в своем еще нежном возрасте. Я вовсе не думал, что она устроит мне какую-нибудь неприятность, но никогда не знаешь, кто о чем проведает в таком тесном мире, как наш. И четвертое, о чем я подумал, — это кто может оказаться в курсе моего грехопадения.