Так я резюмировал свой романтический взгляд на город, в котором когда-то жил, одновременно замечая вокруг себя симптомы приумножающегося туризма. На пьяцце Сан-Лоренцо выросло трогательное подобие сувенирного магазинчика. У него не было ни единого шанса против сенегальцев, торгующих на улицах китчем еще более низкого качества по еще более низким ценам, но все же он появился. На виа дельи Орефичи открылся магазин, продававший все, что связано с трюфелями, — хитрая ловушка для высокообразованного туриста с бюджетом, позволяющим ему изображать из себя италофила. Лавка напротив, где торговали песто, была здесь и когда я тут жил, но и она приобрела более аутентичный, традиционный вид. Фокаччерия с просторной террасой у моста Моросини в порту — в теории стратегически расположенная между аквариумом и морским музеем, то есть посреди двух будущих туристических потоков, — превратилась в «Бургер Кинг», к большой радости пока еще преимущественно итальянских школьников.
Непросто удерживать в равновесии стремление подстраиваться под пожелания и вкусы туристов и создавать иллюзию первозданной аутентичности. Мне пришло в голову, что я мог бы прочитать целый курс на эту тему, потому что местным еще только предстояло этому научиться. Некоторые владельцы ресторанов вели себя правильно. Водосточные трубы их террас были увиты виноградными лозами, столики покрыты скатертями в красно-белую клетку. Пустячная инвестиция, такие детали стоят гроши — эти скатерти продаются по полтора евро за метр в китайском хозяйственном магазине, — но благодаря им рестораны сразу стали выглядеть намного более аутентично-итальянскими и напоминать траттории. А вот переводить меню на английский — грубая ошибка. Это почти так же ужасно, как повесить у входа цветные фотографии блюд в световом коробе. Это подает единственный мощнейший сигнал: заведение нацелено исключительно на туристов — в результате чего туристы начинают шарахаться от него, как от речного кораблика. Нечитаемое, написанное от руки меню на итальянском, все в жирных пятнах — вот что любят туристы. При виде такого меню они думают, что проникли в аутентичное место кормежки туземцев, и это наполняет их огромным удовлетворением и гордостью. Вот на чем надо играть. Еще лучше, если суровый хозяин ресторана подойдет к столику и объяснит на местном диалекте, что меню — это всего лишь приблизительный и уже устаревший список и он мог бы приготовить совсем другие блюда, если гость вдруг станет на этом настаивать. И даже если вино разливается из литровых бутылок, купленных в соседнем супермаркете, подавать его следует в заляпанном графине, который выглядит так, будто в обеденный перерыв от его горлышка нечаянно откусил кусок портовый рабочий. Что касается внутренней отделки, я бы сказал: поосторожней с оплетенными бутылками на потолке. О Рафаэлевых ангелочках и речи быть не должно, это вы уже сами поняли. Лучше повесить черно-белые фотографии какого-нибудь гонщика-велосипедиста пятидесятых годов. Не забудьте придумать к ним предысторию: туристы точно спросят.
Раз уж я ударился в преподавание, невредно было бы разработать курс и для туристов. Я заметил, что те, кто любой ценой старается избежать того, чтобы их приняли за туристов, часто ведут себя гораздо более неприятно и неуклюже и причиняют больше вреда, чем туристы-чистокровки, которые прекратили бороться с собственной сущностью и беспечно наряжаются, как чужестранцы, коими и являются. Так называемые знатоки и италофилы, которые порой неплохо говорят — или думают, что неплохо говорят, — по-итальянски и пребывают в заблуждении, что в толпе соотечественников легко могут сойти за итальянцев, подчас производят впечатление высокомерных педантов и действуют на нервы своим якобы глубоким знанием местных обычаев, а оно, к сожалению всех причастных, оказывается гораздо менее глубоким, чем они думают.
Все дело в мелочах. Они с многозначительной улыбкой просят у официанта принести им блюдце с оливковым маслом и солью, чтобы макать в него хлеб из корзиночки. Они думают, что это типично итальянская привычка и хозяин ресторана оценит их познания. Но это испанский обычай. А уж в Генуе и в целом в Лигурии так тем более не принято, потому что в ресторанах обычно подается фокачча, в которой уже есть оливковое масло. А для хозяина то, что дорогое масло первого отжима литрами вычерпывают из тарелок, — источник расходов и раздражения. Владелица ресторана «Две башни» на салита дель Прионе, где работает моя старая подруга Симона, наказала ей прятать оливковое масло, как только через порог переступают италофилы.
Это только один пример. А вот другой: когда так называемые знатоки, дабы продемонстрировать свою осведомленность, завязывают оживленную дискуссию о мафии. В этом случае будет лучше, если их итальянский не так хорош, как они думают, потому что тема эта крайне болезненная. Само слово «мафия» — табу, его не произносят публично, тем более в присутствии незнакомцев. Его заменяют синонимами или эвфемизмами, но и к тем прибегают лишь тогда, когда наверняка известно, что собеседник поймет тебя правильно.
Для местных жителей иметь дело с настоящими туристами намного проще: те не стесняются своего невежества и даже не пытаются претендовать на особое обращение. Они заказывают кружку пива к пицце и капучино после десерта и без разговоров оплачивают счет. Не стоит думать, что местные официанты, рестораторы, продавцы и музейные смотрители ждут не дождутся чужеземцев, демонстрирующих знание их культуры. Они просто хотят работать и зарабатывать деньги. С туристом в бермудах с цветочным принтом и со здоровенной камерой на пузе это обычно удается легче или, во всяком случае, быстрее. И дело вовсе не в обдираловке — не надо их оскорблять, — а в эффективном ведении дел.
Моторная лодка отеля «Лорена», которая должна была подобрать нас на набережной Портовенере и доставить на Пальмарию, заставляла себя ждать. Только после второго звонка в отель мы увидели, как она, пыхтя, появилась на горизонте. Молодой капитан занес на борт наш багаж с надувными матрасами и ластами, которые мы незадолго до этого приобрели в Портовенере, и подал руку Клио. Мы сели сзади, и моторка, отчалив, устремилась в залив Специя. Легкий ветерок обеспечил нашим волосам отпускную укладку. Мы обогнули ферму по выращиванию мидий. Теперь, обернувшись, можно было увидеть Портовенере так, как его полагалось видеть, — с моря. Пастельные дома на набережной стояли плотным строем, как дружелюбная крепостная стена. Справа от города вверх по склону горы тянулась стена с тремя грозными сторожевыми башнями, выглядевшая как настоящая крепостная стена. Слева от города, на оконечности мыса, вырисовывался на фоне лазурного, как с открытки, неба фотогеничный силуэт полуразрушенной церкви Сан-Пьетро. Мы с Клио слились в поцелуе и сделали селфи с городом и развевающимся на ахтерштевне итальянским флагом на заднем плане. Впереди постепенно приближались безлюдные зеленые холмы необитаемого острова Пальмария. По левому борту, за мысом Пунта-делла-Кастанья, лежал военный порт Специи. Вдали, на противоположном берегу залива, виднелись очертания древних городов Леричи и Телларо. Несмотря на недавнюю покупку матрасов и ласт, я был рад оказаться здесь. Клио оказалась права. Это место весьма напоминало рай.
— Мои поздравления, — обратилась Клио к капитану. — По-моему, у вас лучшая работа в мире.
— Вообще-то, я айтишник, — ответил тот. — Но безработный. Потому что работы здесь нет. Иначе я уже давно умотал бы из этой сонной провинциальной дыры. Но, раз уж я тут застрял, отец ожидает, что летом я буду ему помогать в отеле, таскаться туда-сюда на этом корыте. Вот как обстоит дело.
— А я-то как раз хотел сказать, что мы в раю, — вступил в разговор я.
— В раю нет прогресса, — возразил он. — Вот в чем проблема. Инновации тут не в почете. Все события сводятся к приезду новых гостей. Харону хотя бы обол за переправу давали. Мне столько не платят.
Отель «Лорена» тихо дремал на тенистом берегу залива. Распаренный от зноя, во сне он частично обнажился. Откинув темно-зеленое покрывало плюща, он без смущения демонстрировал свои охристые стены. Я боялся разбудить его скрипом досок на причале у нас под ногами.
Стоял самый сонный час дня. Та головокружительная послеполуденная пора, когда цикады насмехаются над людьми. Просторная веранда ресторана пустела. Накрытые к ужину столики дожидались вечера. Над бугенвиллеей гудели шмели. В фойе висели фотографии прославленных гостей, в том числе двух бывших президентов Италии, позировавших с хозяином. Кроме этих улыбающихся воспоминаний, больше здесь никого не было. Наш разочарованный в жизни и плохо зарабатывающий паромщик поставил чемоданы на прохладный мраморный пол и пошел звать отца. Тот шаркающей походкой спустился по лестнице в том же белом фартуке, который носил и в присутствии президентов. Единственное отличие от фотографий заключалось в том, что сейчас он не улыбался. Хозяин уладил все формальности и вручил нам ключ от комнаты номер один.
Комната на втором этаже в передней части здания оказалась простой, но обставленной со вкусом. Клио распахнула ставни и ведущие на балкон французские двери.
— Посмотри, Илья, — тихо произнесла она.
Я подошел к ней. Она обняла меня. У наших ног лежало море. На фоне синих гор на противоположном берегу красовался написанный в пастельных тонах вид Портовенере — врата в обитаемый мир.
— Здесь мы будем счастливы, — сказала Клио. — Правда?
— Я еще ни разу не находился наедине с женщиной в такой дали от всего, — отозвался я.
— Это наш необитаемый остров. Романтично, да?
Я так обрадовался ее счастью, что и сам почувствовал себя счастливым. Как если бы произнесенное ею слово было заклинанием, мы романтически упали на романтически пружинящую кровать и пустили в дело наши романтические чувства в едва ли не чрезмерно страстной сцене, приведя шуршащие белые простыни в великолепный беспорядок.
Из всех предвиденных мною серьезных трудностей я не учел главную и практически непреодолимую: как добраться до моря по пологому галечному пляжу с ластами на ногах? Cразу признаю, мне не хватало опыта. Для Клио проблемы не существовало. Она уже преспокойно лежала в воде и со смехом давала мне советы. Но я ей не доверял и, вместо того чтобы прислушаться к ее предложениям, прибегнул к технике заднего хода, руководствуясь в общем-то вполне разумной мыслью о том, что, пятясь, не придется постоянно цепляться длинными плавниками за гальку. Однако на практике оказалось, что эта стратегия порождает другую загвоздку: спускаясь спиной вперед по наклонной плоскости, не очень-то, между прочим, плоской, почти невозможно сохранить равновесие, потому что лопасти ласт не дают наклониться вперед, чтобы компенсировать силу тяжести. Клио в ластах уже легко выбралась из воды, чтобы взять телефон и запечатлеть мои попытки со всех ракурсов. В своем грузном белом теле я чувствовал себя бодлеровским альбатросом, который, утомленно ковыляя по палубе, вынужден сносить насмешки матросов. Так я ей и сказал, но от этого она рассмеялась еще сильнее.